Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 57

Ополченец у шлагбаума поздоровался вроде как приветливо, и протянул мне деревянный резной жезл, с костяным округлым наконечником. Я положил левую, с сердечной стороны, ладонь на костяное навершие. Когда выезжал из ворот, я тоже так сделал, и жезл мою ауру запомнил. А теперь должен этот «оттиск» мне обратно вернуть. Если что-то не так, жезл красным засветится, а меня задержат «до выяснения». Вызовут наряд с дежурным колдуном, и тот уже дальше разбираться будет, моя ли аура так изменилась, или кто другой мою личину натянул.

А по-другому в наших краях никак нельзя. Прямо за спиной караульного на тяжелых бревнах боковины башни четыре глубоких следа от могучих когтей, и темные пятна. Уехал так один горожанин в дальнюю дорогу, а вернулся оборотнем. И при проверке успел обратиться, и караульному почти начисто башку снести с одного удара, второй удар уже в стенку пришелся. Оборотня то расстреляли, у тех, кто подстраховывает, половина картечин в патронах серебряные, а вторая половина – заговоренная, парализующая. Такой заряд любого оборотня в клочья рвет, но караульного схоронили, бедолагу. Так то.

С приезжими проверка еще сложнее. Они через проходную по одному идут, и проверяют их сразу шестью разными способами. И человек ли под личиной, или там, скажем, гном, или иной нормальный член одной из рас, населяющих наш новый странный мир, или кто иной уже? И привержен ли он злу вообще, а сейчас в частности? Не под чьим ли ментальным контролем он сейчас находится? Не оборотень ли он? Не упырь ли? И так далее.

Жезл дружелюбно мигнул мне зеленым свечением, и ополченец обошел машину, заглядывая в кабину и в кузов. Помповик со складным прикладом и коротким стволом он держал в руках. Для этого места идеальное оружие. Если и начнется заваруха, так на расстоянии вытянутой руки, а на таких дистанциях боя дробовик пострашней пулемета будет.

– А это что? – спросил он меня густым басом, кивнув на брезентовый сверток в кузове.

– Шестиногий пятихрен. – ответил я. – За которого голова награду предложил.

– Да ну? – удивился ополченец. – Добыл, что ли? Того, что скот рвал на дальних пастбищах? С пастухами купно? А покажешь?

– У управы выставят и приходи смотреть. – отрезал я, ответив тем самым сразу на все вопросы. Не слишком подробно, зато категорично.

Не хватало еще здесь с брезентом возиться, чтобы ополченческое любопытство потешить. И вообще, пусть службу несут, нехрен им…

– Давай, подымай свое бревно, хорош лясы точить. – изобразил я раздражение.

Мне можно, я сейчас герой. Ополченец чуть не во фрунт вытянулся, и бревно от опоры отомкнул. Раз уж я такой герой, то и почести мне соответственные. Я завел мотор и въехал в ворота, которые через полчасика закроются уже до рассвета. Вход в город будет только через ворота служебные, узкие, с чародейским шлюзом для проверки ночных визитеров. Как солнце уходит, бдительность втройне повышать надо.

От ворот в глубь города вела широкая, хоть и немощенная улица, называемая Главной. Ее только регулярно гравием подсыпали, чтобы грязь не разводилась. Справа потянулись заведения увеселительные, откуда уже пьяные голоса на улицу доносились, и за окнами девы распутные повизгивали. Слева – купеческие конторы, гостиные дворы, гостиницы и дворы постоялые. Это – Берег, тут сплошь приезжие, с караванами пришедшие, или рекой, с баржами. Сгрузили товар по лабазам, а теперь веселятся.

Я разминулся с урядническим «козлом», затем снова с конным патрулем, причем у урядников вместо шашек висели длинные дубинки. Тут рубить некого, зато для дубин зачастую работы хватает. Во хмелю гости нашего славного города буйны бывают.

Примерно на середине Главной улицы я свернул налево, на Волжскую. Она вела от берега к центральной площади Великореченска, до которой я доехал за минуту. Тут недалеко, Берег все же район небольшой, конторы с гостиницами, кабаки, да и все. А Центральная площадь как раз и находилась на границе между Берегом и Холмом. На ней и городская управа, и острог маленький, и околоток, и городская больница. И даже театр, который еще и цирком работал, когда к нам артисты наезжали.

Перед околотком стояла виселица на три «висячих места», сейчас пустая. Коновязь и стоянка были забиты машинами и лошадьми, как раз пересмена шла. Я даже увидел нашего станового пристава, Битюгова Степана, который свою фамилию на двести процентов оправдывал. Росту он был немерянного и шириной плеч мог спорить с двумя гномами сразу. Гора, а не человек. Сейчас он раздавал последние цэу новой смене урядников, столпившихся перед околотком. Работали моторы «козлов», пахло выхлопными газами и конским навозом.





Прямо напротив околотка находилась городская управа. Возле нее было тихо и именно туда со своей добычей мне и было нужно. У крыльца, на скамейке под навесом, сидел, ссутулившись и покуривая папиросу, Сидор, дедок лет семидесяти, прирабатывавший в управе на какой-то универсальной должности, включающей в себя обязанности привратника, уборщика, ремонтника и еще десятка два других. Увидев меня, он поднялся, опираясь руками на колени.

Я остановил машину прямо перед Сидором, заглушил мотор.

– Чегой привез, сокол? – спросил Сидор.

– Чего просили, то и привез. – в тон ему ответил я. – Кто будет добычу принимать?

– Ванька Беляков здесь. – Сидор показал пальцем на открытое окно второго этажа. – А голова домой ушел уже.

– Давай Белякова, если он вексель выпишет.

Сидор запрокинул голову и неожиданно громким и гулким для его возраста голосом проревел:

– Ванька!!! Ванька!!!

Окно на втором этаже бревенчатого здания с треском распахнулось, и оттуда высунулся Ванька Беляков, молодой, сообразительный, вечно взъерошенный и донельзя пронырливый помощник городского головы.

– Сидор, чего орешь? – давшим «петуха» голосом крикнул он.

– Охотник с добычей приехал. – кивнул Сидор на меня. – Денех с тебя хочет. Плати.

– А-а-а… – с сомнением протянул Ванька. – Сейчас спущусь.

Его круглая вихрастая физиономия исчезла в окне, и через минуту Ванька материализовался на крыльце. Ванька был одет в высокие сапоги, галифе для верховой езды и почему-то пиджак с галстуком. Выглядел такой наряд, по меньшей мере, дико, но Ванька в нем явно себе нравился.