Страница 32 из 57
— Какая-никакая, — пробубнил водитель себе под нос и прокричал в ответ: — Не-ва-ша!
Количество света за окнами автобуса переходило все мыслимые размеры настолько, что казалось наступил день. Но благодаря плотному туману, разглядеть за окнами было ничего невозможно, словно они заехали прямо в светящееся облако.
— Будет ваша — сообщу! Ну, что вы там Агафья Никитична! Ноги не забыли?!
— Та иду, иду! Слав те хоспади, добралася!
Повязанная платком голова старушки резко нырнула под сиденье, и Егор Степанович услышал грохот, с которым тело упало на пол. Вскочив, он и бросился на помощь, но она уже выползала из пролета на руках.
— Скок лет мучалась! Таплетки пила!
Упираясь руками, старушка выползла на середину салона. Нижняя часть ее тела кончалась длинной окровавленной юбкой, волочащейся за ней по салону сорок первого автобуса. За собой старушка тянула лукошко, под покрывалом которого Егор Степанович разглядел две ноги.
— А тут КАМАЗ! Трах-бабах! И нет старой бабки!
Старушка рассмеялась, и грустный водитель, верно, из уважения подхватил ее смех.
— Ну какая же вы старая, Агафья Никитична! Вам еще жить да жить! Да внуков нянчить!
— Так зачем все эти таплетки пила? Мучалася токма, да пенсию фсю тратила!
— Ну, пути Господни, Агафья Никитична, — понимающе кивнул грустный водитель. — Пути Господни.
— Спасибо тебе, мил человек! — сказала старушка, ловко спускаясь по ступеням на руках. — Дай Бог те здоровя!
— Спасибо, и вам того же! — ответил водитель, махнув рукой на прощанье. — Ну, счастливо!
Двери с лязгом захлопнулись.
Егор Степанович стоял в пролете, одной рукой схватившись за поручень, а второй прижимая к себе розовую коробочку. Он крепко-накрепко зажмурился, но перед глазами стоял красный след, тянувшийся за старушкой. Егор досчитал до десяти, а когда открыл глаза, сорок первый как ни в чем не бывало снова мчался сквозь непогоду. Салон автобуса был чист.
Бритоголовый в дорогом костюме продолжал смотреть перед собой, покачиваясь вместе с автобусом, будто ничего особенного и не произошло. Осторожно придерживая розовую коробочку, Егор Степанович опустился на соседнее с мужчиной сиденье.
— Ты это видел? — шепотом спросил он.
Всем своим видом настойчиво показывая, что не замечает Егора, бритоголовый мужчина продолжал что-то шептать губами. Егор Степанович немного наклонился и прислушался.
— И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого…
Кончив молитву, мужчина остановился и, не шевелясь, одними лишь глазами, покосился на Егора.
— Эй? — спросил Егор. — Ты чего?
Егор было поднял руку, чтобы коснуться мужчины, но тот, вздрогнув, снова затараторил:
— Отче наш, да святится имя твое, да прибудет царствие твое, да будет воля твоя…
— Да не трогай ты его!
Обернувшись к водителю, Егор увидел грустные глаза в зеркале заднего вида.
— Он уж какой круг катается. Все едет и едет, а выйти не может.
Егор Степанович, подумав, что любой диалог лучше нелепого молчания, перебрался поближе к водителю. Он пристально осмотрел его: седина в волосах, морщинки вокруг глаз, нелепые гусарские усы и серая кепка с ушами — таких водителей в каждом поселке с десяток наберется. На приборной панели три иконки и накопитель для столовых приборов, лежащий на выцветшем полотенце, наполненный гремящими на кочках монетами.
— А старуха-то, — осторожно спросил Егор, — что, и вправду была?
— Какая старуха? — удивился водитель.
— Ну, эта. Что только с нами ехала. Как ее… Никитична.
— А, эта. Ну, была, конечно.
— И где она теперь?
— Да мне почем знать? Она ж вышла. Добралась, куда ей там нужно.
Егор оцепенел от ужаса.
— Ты что значит, — он сглотнул, решаясь озвучить безумное предположение, — мертвецов возишь?
— Ха! — довольно воскликнул водитель, улыбнувшись одной стороной лица и покачав головой.
Егор замер, ожидая продолжения, но водитель молчал. Тогда Егор наклонился к нему поближе и так по-свойски по-простому предложил:
— Слушай, выпусти меня, а?
— Сдурел, что ли! Куда ж я тя пущу? Видал, что за окном творится?
— Мне к дочери надо. Очень надо. Обещал сегодня приехать, а значит, надо до полуночи. Вот!
И Егор вытянул перед собой бесценную розовую коробочку. Водитель не без сожаления покосился на коробку, затем на Егора.
— Н-нда. — грустно ответил он. — Ну и выбрал ты денек. Ниче не поделаешь.
— Ты меня отпусти, а? А я что хочешь тебе отдам!
— И душу свою отдашь?! — резко, но не без иронии в голосе спросил водитель.
— Отдам! — без промедлений ответил Егор Степанович. — Надо — забирай! Только к дочери пусти!
Водитель взорвался смехом, но его глаза продолжали сочиться печалью.
— На кой мне твоя душа? У меня своя есть.
— Выпусти говорю! — потребовал Егор и протянул руку чтобы схватить водителя, но рука прошла сквозь него.
Водитель рассмеялся.
— Вон того видишь? — кивнул водитель головой назад. — Я ж говорю тебе, какой круг уж катается, а все никак не примет ситуацию. Мильоны мне свои предлагает. Да на кой мне его мильоны, у меня работа есть! Полный соцпакет! О как! Представляешь? В нашей-то глуши! Даже стоматолог бесплатно! Вот смотри, — водитель открыл рот и наклонился. — Сматы. Виишь, а? Коонки потаили. Ак настоащие.
Егор осторожно взялся за поручень. Поерзал на сиденье. Несколько раз ткнул пальцем в розовую коробочку на коленях, потом в сами колени. Все вокруг казалось настоящим. Он даже немного прикусил свой собственный замерзший язык. Затем дрожащим пальцем попытался ткнуть плечо водителя. Как и ожидалось палец проходил насквозь, как через приведение.
«И зачем призраку коронки?» — вдруг подумалось Егору Степановичу.
— Я те это к чему. Ты чем раньше с мыслями соберешься, тем проще тебе сойти будет. Это вещь такая — раз, и все. Как отрезал. Так вот, отрежь. Отпусти. Не хочешь забывать, так тут тебе никто не указ. Храни тепло в сердце, а дурные мысли отрежь, словно и не было их вовсе. А то будешь вон как этот.
Егор невольно посмотрел на бритого мужчину в дорогом костюме, читающего молитву. Как пить дать — мертвец.
— А эти откуда?! — удивился водитель и резко дал по тормозам.
Егор успел схватиться за поручень. Розовая коробочка с бирюзовой лентой выскользнула у него из рук и, несколько раз ударившись об пол, остановилась у самого входа в сорок первый автобус. Егор бросился к ней. Упал перед ней на колени и поднял дрожащими руками. Коробочка была испачкана и помята.
Двери с лязгом отворились. Не раздумывая, Егор бросился вперед, держа перед собой помятую коробочку.
— Да не твоя еще! Рано! — кричал водитель, но было уже поздно.
Егор, чувствуя спасенье, так же отчетливо, как морозное покалывание в пальцах ног, оттолкнулся от второй ступени и бросился в раскрытые двери, заполненные непроглядным туманом. Но вместо того, чтобы пролететь сквозь туман, у Егора Степановича случилось с ним лобовое столкновение. Ударившись о него как об стену, он больно упал на ступени сорок первого автобуса, нечаянно придавив рукой и без того помятую розовую коробочку.
На ступенях из тумана проступал черный силуэт. Егор Степанович в обнимку с коробочкой поспешил на свое место в последнем ряду сидений. В сорок первый поднялся мужчина в черном костюме с таким же черным галстуком, а за ним вошла женщина в джинсовой куртке с красным капюшоном. Они показали водителю какие-то корочки, о чем-то недолго переговорили и разместились салоне: мужчина сел на сиденье впереди, лицом к водителю, а девушка разлеглась на двух передних у выхода.
«Неужели тоже мертвецы?» — подумал Егор Степанович. И только тут до него начала доходить суть происходящего кошмара. Только теперь Егор Степанович понял, почему не может согреться в этом нереальном сорок первом автобусе. Почему рука проходит сквозь водителя. И почему часы на его руке остановились. На самом деле он остался там на остановке. Спит непробудным сном в обнимку с подарком, а в автобусе едет его душа.