На стальном ветру

- Мне жаль, - сказал Ной, как будто она возлагала на него личную ответственность.

Она не смогла проникнуть в Тридцать седьмую палату. - Ты говорил с...? - начала она.

- Да, один раз. Но сейчас это очень сложно - за моими передвижениями постоянно следят, и я не могу рисковать тем, что кто-то отследит чинг-привязку. Даже говоря об этом в этих сообщениях...

- Я ни в чем тебя не виню, - сказала она. - Пожалуйста, никогда так не думай. Я просто хочу, чтобы ты был в безопасности и сделал все, что в твоих силах, для наших детей.

Она спросила его, что ему известно об усилиях по масштабированию ПЧФ-привода, но это довело иммерсивную симуляцию до предела, и Ной не смог предложить ничего конкретного. Но Чику подумала, что вполне вероятно, что кто-то где-то попытается развить работу Травертина, возможно, даже на борту тех самых голокораблей, которые в настоящее время устанавливают новый жесткий режим на "Занзибаре". Новый привод был тактически решающей технологией, независимо от того, использовался он для замедления или нет. Абсурдно, что, в конце концов, все дошло до этого: стратегический баланс, сверхдержавы, супероружие, как будто история была своего рода машиной с ограниченным числом перестановок. Когда-то она осмеливалась верить, что история может вырваться из своих рамок. Природа не была замкнута в себе, не была связана бесконечным, скучным повторением. Она порождала чудеса и чудовищ с одинаковой плодовитостью. Так почему же людям было так трудно освободиться от старых стереотипов?

Она уже собиралась проскочить вперед, когда Травертин вывел ее из-под контроля чинг-связи.

- Они проснулись.

Чику позвала их всех в пилотскую кабину. Она кивнула Намбозе и Гочану, только что вышедшим из спячки. Они сжимали в руках термосы, и у обоих был такой вид, словно их несколько раз ударили по лицу, как у пьяниц или истеричек. После инцидента с Каппой Гонити Намбозе также провела некоторое время в спячке, и она все еще была, по сути, тем же человеком, которого Чику знала тогда: чрезвычайно худой женщиной с длинными ногтями и сложно заплетенными волосами. Гочан, которого она знала менее хорошо, был приземистым, мускулистым мужчиной с внутренней силой казака.

- Я пойму, если вы захотите наказать меня, - сказала Чику, - но не могли бы вы подождать, пока мы не завершим нашу миссию?

- Если, - сказала Намбозе, вызвав кивок Гочана.

- Знаю, - сказала Чику. - Я не буду преуменьшать опасность - я слишком уважаю вас обоих. Но это не самоубийственная миссия. Гочан: мы должны установить контакт с Производителями и выработать позицию для переговоров. Что-нибудь, что угодно. Вы знаете их так хорошо, как никто другой из нас. Намбозе: там, внизу, есть планета, на которой нам, возможно, в конечном итоге придется жить, если нам повезет, но не так, как ожидало большинство из нас. Скорее всего, нам придется начинать с нуля, используя инструменты и материалы, которые мы привезем из космоса. Вы потратили большую часть своей жизни на изучение адаптаций и мер, которые нам понадобятся, чтобы зарабатывать на жизнь в Крусибле. Теперь ваши идеи будут иметь большее значение, чем когда-либо.

В конце концов та сказала: - Эти черные штуки. Что, если они не захотят, чтобы мы были там?

- Мы не знаем, что они делают или чего не хотят - если вообще чего-то хотят, - ответила Чику. - Может быть, все, что они делают, - это наблюдают. Свидетельствуют. Возможно, им все равно. Наша забота - это Производители. Но мы должны найти решение, способ, который принесет пользу всем нам - машинам и людям.

Намбозе усмехнулась. - Перемирие с машинами после того, как они солгали нам? Мы должны уничтожать их, а не вести с ними переговоры!

- Мы не знаем их сильные стороны или возможности, - сказал Травертин. - Если бы за нами шел весь караван, у нас был бы шанс в бою. Но мы - один небольшой корабль, почти беспомощный. Мы должны вести переговоры.

- С помощью чего? - спросила Намбозе.

- Наших лучших намерений? - сказала Чику. - Доброй воли? Мы почти наверняка имеем дело с когнитивными машинами интеллектуального уровня или совокупностью машин, обладающих коллективным интеллектом, равным нашему собственному или превосходящим его. Я встречала одного, и мы не можем предполагать, что на нашей стороне будет умственное и военное превосходство.

- Я хотел бы получить доступ к коммуникационным системам "Ледокола", - сказал Гочан. - Есть некоторые каналы, которые вы, возможно, не пробовали - пути командного уровня и тому подобное.

- Хорошее начало, - сказала Чику.

- Это даст мне возможность отвлечься от всего остального. Можно мне?

- Да, но держите одну антенну позади нас, ловя сигналы от каравана. Намбозе: чем ближе мы подходим, тем лучше видим условия на поверхности. Я хочу, чтобы вы начали обновлять карты. Я хочу немедленно знать, обнаружите ли вы какие-либо существенные расхождения между данными в наших файлах и реальным Крусиблом. И если вы обнаружите какие-либо признаки активности Производителей на поверхности или в космосе, немедленно доведите это до нашего сведения.

- Теперь мы подчиняемся вашим приказам? - спросила Намбозе.

- Нет, - сказал Травертин. - Мы разделяем ответственность.

Намбозе обратила свое внимание на физика. - А как насчет вас? Я думала, вы должны были умирать, разлагаться, как труп. Думала, это должно было стать вашим наказанием за то, что вы чуть не убили нас всех.

- Приговор Травертину был официально смягчен, - сказала Чику. - Он нарушил наши законы, это правда. Но Травертин заплатил за это высокую цену. Мы также в долгу перед ним за те риски, на которые он пошел. Если каким-то чудом кто-нибудь из нас когда-нибудь ступит на Крусибл, мы будем благодарны Травертину.

- Я бы пока не стал планировать никаких памятников себе, - сказал Травертин.

Чику тоже была рада, что у нее есть что-то, что отвлечет ее от забот, но она не могла с уверенностью сказать, что было более неприятным источником беспокойства: новости из дома или их ближайшие перспективы на Крусибле. С одной стороны, хотя в сообщениях Ноя говорилось о неуклонном ухудшении условий на "Занзибаре", и из-за этого она беспокоилась за Ндеге, Мпоси и Ное, фактом было то, что новости были старыми. Она не могла изменить прошлое и в основном занималась раскопками истории. Она могла относиться к репортажу Ноя как к своего рода вымыслу, повествованию, в котором она принимала участие лишь теоретически. Это контрастировало с инопланетными существами, которые - хотя они пока ничего не сделали, чтобы вызвать этот страх, - могли протянуть руку и уничтожить маленький корабль без предупреждения.

Она решила, ради сохранения своего здравомыслия, не выбирать между ними и не зацикливаться на одном, исключая другое. Когда погружение в беды "Занзибара" грозило захлестнуть ее с головой, было почти облегчением вернуться в настоящее, где ее судьба зависела от прихотей машин, в место, где политика и человеческая слабость не имели никакого отношения к делу. Здесь не о чем было сомневаться, и не о ком было беспокоиться, кроме нее самой. Это было так же чисто и этически нейтрально, как игра в шахматы.

Какой-то инстинкт заставлял ее не ставить "Ледокол" поперек пути ни одной из спиц синего света, как будто сломать или прервать этот поток фотонов было бы все равно что наступить на сухую ветку - грубое объявление об их присутствии. Травертин был уверен, что свет не причинит вреда кораблю, но согласился с решением Чику проявить осторожность.

- Конечно, с одной стороны, - сказала Чику, - я бы хотела увидеть какой-нибудь знак того, что эти твари знают, что мы здесь. Возможно, тогда они не были бы такими загадочными, плавая там, как статуи с острова Пасхи.

- С другой стороны, тебе бы не хотелось их злить.

Вопреки своему настроению, Чику заставила себя рассмеяться. - У Аретузы была теория, что синий свет несет в себе сигнал, нечто такое, что проникло в глаз - возможно, это даже превратило Арахну в то, чем она стала. Возможно, набор инструкций в понятном для всех машинном коде, который велел ей скрыть себя и настоящие данные Крусибла от своих хозяев-органиков.