Страница 40 из 42
— В лицее, — парень кивнул в ту сторону, где находился злополучный лицей.
— Что? Коля ушел в лицей? — видимо, на моем лице отобразился такой ужас, что Вася замахал руками.
— Нет-нет! Там соревнования, Никой Николаич судит, — пояснил Вася, и я, облегченно выдохнув, уже собралась в сторону лицея, но вдруг остановилась и, ткнув пальцем в доски, торчащие из газели, спросила:
— А что это тут происходит?
— Ремонт, — коротко ответил Вася, помахав передо мной какой-то бумажкой.
— В кальянной? — не поняла я.
Вася громко рассмеялся, поправляя шапку.
— Нет больше кальянной, — объяснил он, — Как ты уехала, Колян так разозлился. Пошел в администрацию, и, уж не знаю, как он там морды бил, но при помощи муниципалитета ему удалось вернуть зданию статус Дворца Спорта. Ну и квартиру пришлось продать, чтобы выкупить ту часть, которую продали хозяину кальянной.
— Подожди, — я опешила, — Хочешь сказать, что это здание теперь Колино?
— Ну не полностью, но первый этаж с залами для единоборств точно, — Вася усмехнулся, — А наверху с помощью спонсоров тренажерку сделают.
Преисполненная радости, я заключила Васю в объятия и даже запрыгала так, что трудовик, не удержавшись, попрыгал со мной вместе.
— Вася! Волшебные новости! Спасибо!
Смеясь, он махнул мне на прощание, а я уже спешила к лицею.
На входе оказался тот самый охранник Эдуард. Ничего не спрашивая, он коротко кивнул мне и раскрыл турникет, а я схватила его за руку и, глядя прямо в глаза, отчеканила:
— Обидишь Олечку Александровну — я тебя сломаю! — пригрозила я, — И не посмотрю, что ты такой большой.
Мужчина удивленно округлил глаза и активно замотал головой, словно убеждая меня в том, что и пальцем мою англичанку не обидит.
— Где соревнования проходят? — спросила я, все еще впиваясь ногтями в руку охранника.
— В зале, — он ткнул свободной рукой в сторону спортзала, и я его отпустила.
Чем ближе я подходила к залу, тем сильнее слышались крики трибун. В просторном помещении оказалось на удивление многолюдно, и, чтобы хоть что-то увидеть, мне пришлось подняться по лестнице на трибуны. Оказавшись наверху, я увидела четыре огромных мата, на которых параллельно проходили соревнования сразу в нескольких категориях.
На центральном мате, где боролись два уже достаточно взрослых парня, я увидела Колю. Он стоял у кромки мата, скрестив руки, и не сводя глаз с пары подростков. Я остановилась не в силах снова запустить свое замершее сердце.
Такой красивый и сосредоточенный. У него все хорошо. Все получается без меня. И, возможно, лучшим решением будет — уйти по-тихому, пока я снова все не испортила. Но чувство вины, выжигающее меня изнутри весь этот месяц, не отпустит, пока я не извинюсь.
Медленно выдохнув, я направилась вперед, бесцеремонно перешагивая через ноги болельщиков, сидящих на своих местах. Я не смогу дождаться Колю, чтобы поговорить с ним наедине, потому что, оказавшись один на один, я сдамся и вцеплюсь в него, как в спасительный круг. А он не круг, и я не должна выплывать за его счет. Он достоин большего.
Словив на себе множество недоброжелательных взглядов, я ворвалась в комментаторскую кабинку и буквально вырвала микрофон у опешившего мужчины.
— Коля! Коля Муромцев! — позвала я, глядя на него через толстое стекло кабинки.
Все происходящее в зале будто остановилось. Затихли трибуны, прекратили борьбу спортсмены. Коля поднял удивленный взгляд и, поблуждав глазами по залу, наконец заметил меня в комментаторской будке.
Его взгляд замер на мне, и я продолжила:
— Прости меня. Я вела себя как дура, которая недостойна такого человека, как ты, — моя исповедь эхом разлеталась по залу, — Все, что я сказала тогда… Я не должна была это говорить. На самом деле у меня и в мыслях этого не было. Слова сами сорвались с губ. Как будто следуя программе, которую я себе заложила много лет назад.
Коля смотрел на меня, не двигаясь и не моргая.
— Но с тобой в моей жизни все изменилось, — призналась я, шепча в микрофон. Я достала из кармана ключи от помещения на Купеческой и, показав их Коле, положила на стол, ставя точку в наших отношениях, — Ты помог мне во всем разобраться. И я хочу, чтобы в твоей жизни тоже все было хорошо. Ты все сможешь, Николай Николаевич. Я уверена.
Последние слова дались мне с трудом. Отчасти от того, что Коля, услышав мое прощание, отвел взгляд, и я, потеряв огонек в его голубых глазах, лишилась сил, а недосказанные слова комом встали поперек горла.
— Прости. И будь счастлив, пожалуйста, — шепнула я и, с шумом поставив микрофон на стол, пулей выскочила из кабинки.
Сбегая из зала, я не оборачивалась, чтобы не передумать. Если бы я увидела Колины светлые глаза еще раз, я не смогла бы уйти. Так что я спешила к такси, ожидающему у входа, искренне надеясь, что Коля не пойдет за мной.
И он не пошел.
Май
Глава 17
Поверить не могу, что на календаре начало мая, и весна действительно жужжит и стрекочет повсюду, но только не в моей душе. Как я провела эти три месяца? В мастерской, хотя это не то что бы мастерская.
На самом деле это съемная квартира, в которой я одновременно и живу, и работаю. Тот, кто шьет, скорее всего поймет, что я чувствую, каждый день просыпаясь в горе ниток и обрезов.
Но это единственное, что спасает меня от тоски. Запереться в квартире со швейной машинкой было лучшим решением в сложившейся ситуации. Мне больше не удавалось так искусно контролировать эмоции, так что одежда, которую я создавала для коллекции, казалось, впитала в себя мои чувства и стала еще более романтичной, безоружной и ранимой. И только те детали, что я создала еще в Булкине, когда ощущала бурлящую внутри силу, — завершали образ, словно надежной броней закрывая нежную суть от колючего мира.
Финальный показ состоится в ближайшие выходные. Стараюсь не думать об этом и не придавать событию излишней важности, хотя на самом деле не представляю, что будет со мной после конкурса. Будто он должен перевернуть мою жизнь. Смешно.
К счастью, мне удалось выйти на международный рынок, и постепенно мои эксклюзивные дизайны стали разлетаться в разные уголки мира. Да, это не потоковое производство. Моих мощностей хватает на пару заказов в неделю, но и это успех, если учитывать, в каких условиях я оказалась после расставания с Антоном.
Только я ни о чем не жалела. Не скучала, не искала встречи, не проверяла поступления на карту, хотя раньше только этого и ждала. К счастью, Антон тоже не рвался вернуть свою сбежавшую невесту.
Сложнее всего было не думать о Булкине. О девочках, в судьбе которых я приняла участие и оттого не могла не тревожиться о том, как складывается их жизнь. О преподавателях, которых я теперь могла смело назвать коллегами. Я и подумать не могла, что так привязалась к ним. Как развиваются отношения Ольги и ее охранника из лицея? Будут ли Анжела и Вася жарить шашлындос на майские праздники? Выдохнут ли они все, когда девятый «бэ» уйдет на каникулы?
Думая о Булкине, я не могла не вспоминать Колю. Если быть честной, я не переставала думать о нем все три месяца. Стоит однажды почувствовать себя счастливой в чьих-то объятиях, как ты сразу становишься зависимой.
Мне снились его глаза. Моя кожа помнила его ласку. Кончики пальцев горели от желания коснуться его сильного тела. Губы тосковали по поцелуям. И сердце затихало каждый раз, когда среди ночи я обнимала подушку и прижимала ее к себе в надежде заглушить тоску.
Кто бы только знал, сколько раз я порывалась бросить все и, наплевав на голос разума, вернуться к Коле. Только разум то и дело напоминал, почему я поступила так, как поступила. Мне не сделать его счастливым, и, отдавая себе в этом отчет, я оставалась в одиночестве. Вдали от него.
К тому же, скромный физрук из Булкина принял мое решение и отпустил меня. Осталось поблагодарить судьбу за короткий миг настоящей любви и надеяться, что я еще когда-нибудь обязательно почувствую нечто похожее, хоть и верится в это с трудом, ведь таких, как Николай Николаевич, больше нет.