Страница 52 из 53
— Я не хочу, чтобы ты пережил меня, старина, — сухо говорю я. — Но я не понимаю, какое это имеет отношение к моему браку. Я не хотел брать на себя такие обязательства. Я произносил клятвы, но в моем сердце единственной клятвой, которая имела значение, была клятва защищать ее. Все остальное было просто словами, которые я должен был сказать.
— Тем не менее, ты их произнес. И вместе вы будете сильнее, чем в одиночку, Лука. — Отец Донахью смотрит на меня, его лицо по-прежнему серьезно. — Послушай меня, сын. Вы можете сражаться с ними по отдельности или вместе, но, если вы сражаетесь друг с другом, как вообще может быть мир? Даже если Братву удастся отбросить, для тебя никогда не будет мира, пока ты продолжаешь в том же духе.
Затем он встает.
— Иди домой к своей жене, Лука. Позволь ей утешить тебя. Будь мужчиной, которым, я знаю, ты можешь быть.
— И каким, собственно, мужчиной? — Я не могу скрыть сарказм в своем голосе, но отец Донахью, кажется, этого не замечает.
— Тем, кто не боится.
Я долго не двигаюсь с места после того, как он исчезает в глубине церкви. Я не совсем понимаю, что он имеет в виду под этим, и уж точно понятия не имею, какие секреты, по его мнению, есть у Софии, о которых я не знаю.
Но единственное, что я знаю наверняка, это то, что я ни за что не пойду домой сегодня вечером.
СОФИЯ
На следующее утро я просыпаюсь на своей старой кровати в комнате для гостей, мой желудок скручивает от тошноты, а голова раскалывается от слез. Все мое тело болит, и я хочу верить, что все, что произошло вчера, было плохим сном. Однако, когда воспоминания обо всем этом возвращаются, я понимаю, что это не сон. Мой желудок снова переворачивается, и я едва успеваю встать с кровати и добраться до ванной, чтобы успеть в туалет, мои внутренности снова выворачиваются наружу, когда меня обильно рвет.
Я опускаюсь на пол, прикрывая рот рукой, пытаясь не разрыдаться. Я чувствую себя такой разбитой, и это еще одна вещь, с которой я не знаю, как начать справляться. Разговор с Росси в больнице был достаточно ужасным, потеря ожерелья моей матери после того, как он сорвал его с меня, и то, как он произнес это так, как будто это я настроила себя враждебно. Смущение и страх того, что меня вырвет у всех на глазах, и осознание того, что у меня задержка.
Я была уверена, что, когда Лука вернется домой, по крайней мере, это будет единственное, что будет лучше. Я с нетерпением ждала его возвращения. А потом он вошел на кухню, окровавленный от… чего именно? Пыток? Я могла только догадываться о том, что он делал. Не потрудившись сначала помыться, он затащил меня в спальню и трахнул без малейшего беспокойства… и кончил на меня, как на дешевую шлюху. На мои волосы. На мою грудь. На все мое тело и одежду. На мое лицо.
А потом он просто ушел.
Это повергло меня в ужас. То, как он вел себя то, как он разговаривал со мной, то, что он сказал, то, что он сделал. Кровь на его руках и одежде, когда он трахал меня, как будто его не волновало, что на нем все еще была кровь других мужчин, когда он был внутри своей жены.
Я ошибалась на его счет. Это единственное, о чем я могу думать снова и снова. Мужчина, который поднял меня на крышу, который подарил мне бриллиантовый браслет, пока я сидела в ванне с пеной, который смотрел со мной фильмы и занимался со мной любовью, это был не Лука. Возможно, это было своего рода временное помешательство. Краткая вспышка осознания того, что он другой человек. Но он не такой.
Слезы подступают к моему горлу, горячие и густые, душат меня. Эти двое мужчин так отличаются друг от друга. Даже если бы оба были реальны, Лука, который может быть жестоким, окровавленный мужчина, который мучает и убивает, и мужчина, который нежен со мной, который обнимал меня и шептал мне приятные вещи, который доставил мне удовольствие, превосходящее все, что я когда-либо представляла, я не знаю, как примирить это. Я не знаю, как я смогу любить их обоих. Это самая сложная часть всего этого, но я не могу игнорировать это. Лука, который был добрым и нежным… я начала влюбляться в него. Я знаю, что уже люблю. И такое чувство, как будто эта нежная, новая эмоция была сейчас раздавлена. Уничтожена.
Я чувствую себя уничтоженной.
Есть и другая проблема, с которой нужно разобраться.
Я в ужасе от прохождения теста. Я знаю, каким будет ответ, есть не так уж много причин, по которым меня может тошнить в любое время дня без каких-либо других симптомов, кроме истощения и пропущенных месячных, особенно если учесть, что время после того, когда Лука прилетел ко мне домой, совпадает так идеально. Я сбилась со счета, сколько раз у нас был секс в ту ночь и на следующее утро, и мы ни разу не воспользовались презервативом. Ни единого раза.
Если я забеременею, последствия этого будут астрономическими. Я вижу подписанный мной контракт, как будто он сейчас плывет у меня перед глазами, параграф, в котором четко указано в недвусмысленных выражениях: если на каком-либо этапе нашего брака я забеременею, независимо от того, является ли ребенок законным результатом моего союза с Лукой Романо или результатом неверности, беременность будет немедленно прервана, как только она подтвердится. Если беременность не прерывается, я понимаю, что это фактически аннулирует настоящий контракт. Лука Романо больше не несет ответственности и не может обеспечить мою безопасность или безопасность моего ребенка. Ни я, ни мой ребенок не получим финансовой поддержки или защиты. Лука Романо ни в коем случае не признает отцовства над ребенком. Если будет предпринята попытка установить отцовство в случае расторжения брака, ребенок будет изъят из-под опеки и помещен в другое место.
Не нужно было быть гением, чтобы понять, что “помещенный в другое место” был способом сказать, что любой ребенок, на рождении которого я настаиваю, который, как я пытаюсь доказать, был от Луки, или который позже найдет Луку и настоит на том, чтобы его признали, будет убит так же быстро и эффективно, как и я. Это был просто способ не указывать слово “убийство” в юридическом контракте. Но нам повезет, если мы зайдем так далеко. Как только я попытаюсь сбежать, моя жизнь и жизнь ребенка будут под угрозой, их сразу внесут в список подлежащих уничтожению. Лука сказал, что у него нет желания убивать меня, если я попытаюсь сбежать из нашего брака только то, чтобы вернуть меня, но распространится ли это на обстоятельства, при которых я буду беременна? Условием нашего брака было то, что у нас никогда не будет детей. И теперь я нарушила условия контракта. Мы нарушили, но Луке никогда не придется брать на себя ответственность. Я достаточно знаю о том, как устроена эта семья, чтобы понимать это.
Мне все еще нужно пройти тест, но я уже знаю. И я в ужасе от подтверждения, потому что тогда мне придется сделать выбор.
Даже когда я думаю об этом, я не вижу, как может быть какой-либо выбор. Несколько дней назад у меня была бы надежда, что Лука, возможно, передумал, что он не будет выполнять условия контракта. Я даже не до конца понимаю, почему это происходит, и я надеялась, что смогу заставить его разъяснить, прежде чем я буду знать наверняка. Но после того, что он сделал вчера, как он говорил со мной, я не могу доверять ему, что он не заставит меня довести дело до конца. Этот Лука был прежним Лукой, тем, кто так грубо обращался со мной до нашей свадьбы, кто был жесток и холоден по отношению ко мне. Который пытался быть моим хозяином, а не мужем.
Я чувствую себя преданной за то короткое время, когда все было по-другому, когда он был другим. Я чувствую себя нелюбимой и покинутой, совершенно одинокой. И когда я дотрагиваюсь до своего все еще плоского живота, я думаю о реальности рождения собственного ребенка, маленького сына или дочери. Кого-то, кого я могу любить безоговорочно. Кто-то, кто мог бы полюбить меня в ответ.
Внезапно, с этой мыслью, я не могу вынести мысли о потере этого ребенка. Я вспоминаю свой последний разговор с отцом Донахью перед свадьбой. Я помню, что он сказал мне: