Страница 125 из 168
Или, по крайней мере, менее скучным.
Их было шестеро — шесть опытных взрослых стерв, недавно перешагнувших ту условную линию, которая делит срок обучения пополам, когда-то казавшуюся Барбароссе такой же бесконечно далекой, как горизонт. Третий круг — всего лишь набравшиеся немного опыта соплячки, но тогда, с высоты жалкого второго круга они казались Барбароссе не нескладными подростками вроде нее самой, а молодыми ведьмами. Молодыми, жестокими и чертовски опасными. Такими, какой она сама хотела бы стать в будущем.
«Коловратки» стояли наособицу от прочих ковенов. Собственно, они и ковеном-то считаться не могли, имея в составе вдвое меньше душ от положенного числа, самое большее — обычной стаей или клубом по интересам. Вот только интересы у них были весьма странного свойства…
Они не якшались тесными знакомствами с адскими сеньорами, не потрясали воображения владением адскими науками, не имели могущественных покровителей среди смертных владык. Не было среди них и отпетых бретёрок, завоёвывавших уважение рапирой. Вздумай они посостязаться с кем-то из старших ковенов или ввязаться в вендетту с одногодками, их растерзали бы мгновенно и безжалостно, не оставив даже памяти. Видно, «Коловратки» вполне сознавали это, поскольку не метили на высокое место в ведьмовской иерархии Броккенбурга, напротив, сторонились грызни, ловко лавируя между прочих и никогда не пытаясь отхватить ломоть пирога шире, чем пролезает в рот.
Осторожные, не привлекающие к себе внимания, они могли бы показаться даже невзрачными, как существа, давшие названию их ковену, крохотными серыми червями, обитающими на самом дне — если бы не жестокость столетних королевских кобр, живущая в их жилах. «Коловратки» не рисковали выяснять отношения со сверстницами и ввязываться в ссоры со старшими. Не было нужды. Вместо этого они сполна наслаждались той властью, которую имели над младшими.
Пятнадцатилетние школярки, пережившие свой первый год в Броккенбурге, воистину бесконечный, исполненный унижений, избиений и пыток, едва вырвавшиеся из удушающих объятий Шабаша, быстро смекали, что жизнь вдали от университетских дортуаров вовсе не так прекрасна, как им воображалось все это время. Матриархи Шабаша не были благодетельными меценатками, патронирующими юных прелестниц, они были кровожадными суками, справляющими свои отвратительные и тайные ритуалы, но они при этом были и рачительными хозяйками, не позволявшими чужакам кромсать свое стадо. Избавившись от их давящей опеки, юные бабочки, порядком исполосованные и помятые Шабашем, быстро обнаруживали неприятную действительность — в Броккенбурге обитает отчаянно много сущностей, для которых юная ведьма может быть как добычей, так и изысканным лакомством — в зависимости от того, каким запасом удачи при рождении наделил их Ад. Старина Брокк быстро заставлял всех своих обитателей сбиваться в стаи, ощетинившись зубами и когтями, и был в этом деле строгим наставником.
Некоторые пытались выжить в одиночку, но обыкновенно долго не протягивали. Единицы, которым это удавалось — вроде Панди — лишь подтверждали древнее правило. Слишком агрессивные и нетерпеливые складывали головы в переулках, неудачно напоровшись на чей-то нож или сраженные ядом. Когда-то это участь светила и ей самой, благодарение судьбе, посчастливилось встретить сперва Пандемию, а после Котейшество…
Другие, наделенные хоть сколько-нибудь смазливой внешностью, спешно подыскивали себе патронов и покровителей из числа обитателей Броккенбурга. Не чернокнижников и демонологов — те обычно брезговали ведьминским сословием — сгодился бы и бюргер средней руки, при должной доле везения — член городского магистрата или зажиточный ремесленник. Тоже незавидная судьба. Легко найти покупателя на свою плоть, когда тебе пятнадцать, но человеческое мясо — недолговечный товар, быстро теряющий привлекательность, не говоря уже о том, что твое хорошенькое личико может резко сбавить в цене, заработав пару шрамов от завистливой подружки или впитав щедрую порцию адских чар…
«Кокетливые Коловратки» охотно приходили на помощь юным прошмандовкам, выпорхнувшим из Шабаша. Они с готовностью обещали им свою помощь и покровительство, прося за это небольшую мзду — что-то около пяти грошей в неделю. Напуганные молодыми хищными ковенами, свежующими молодняк точно скот, иногда из одного только озорства, юные суки часто по доброй воле заключали с ними сделку, сочтя, что такая плата — вполне приемлемая цена за жизнь, пусть и такую никчемную, как жизнь ведьмы в Броккенбурге.
Но если они ожидали перемен к лучшему, довольно скоро им приходилось увериться в обратном. Покровительство, которое им было обещано свыше, не служило защитой, напротив, больше походило на сложно устроенную систему поборов и неукоснительно взимаемой дани. Несчастные суки, хотя бы единожды заплатившие «Коловратками», превращались в их вечных должниц, из которых выколачивали деньги без всякой жалости и снисхождения. Не способные заплатить платили кровью или делались черной прислугой, а разорвать договор оказывалось не проще, чем разорвать договор, заключенный с самим Дьяволом.
Жестокость оказалась прибыльным делом, если поставить ее на нужные рельсы. Всякая сука, заподозренная в том, что замышляет недоброе против своих покровительниц или злоупотребляет их доверием, подлежала наказанию — сестры-«коловратки» при помощи бритвы отсекали у нее правое веко. Учитывая их размах, неудивительно, что в том году многие среди молодых ведьм по какой-то прихоти моды щеголяли затемненным моноклем на правом глазу, а «Кокетливые Коловратки» вдруг все разом обзавелись изысканными перчатками из тончайшей замши, такой тонкой, что на свет смотреть можно…
Отказывавшиеся платить за покровительство очень быстро на своей шкуре узнавали нрав «коловраток», но редко что могли ему противопоставить. Трех или четырех швырнули с крыши, переломав все кости, нескольких окатили алкагестом, стащенным из алхимической лаборатории, еще кто-то успел лишиться пальцев, ушей, носов… Покровительство «Кокетливых Коловраток» стоило дорого, но еще дороже было от него отказаться.
Кровожадные стервы. Иногда Барбаросса думала о том, что если бы садистке Кольере удалось дожить до конца своего первого года, она наверняка примкнула бы к «Кокетливым Коловраткам», а может, чего доброго, еще и сделалась бы там хозяйкой… Сама она знала про художества «коловраток», знала, но не лезла. «Коловратки» опасались предлагать защиту ей самой — к тому времени, на втором круге обучения, ее лицо внушало многим не меньший страх, чем печать какого-нибудь из адских владык. Однако лезть все-таки пришлось — не по своей воле.
Из-за Котейшества.
Котти внезапно сделалась рассеянной на занятиях, чего с ней прежде никогда не бывало, а как-то раз на лекции даже поставила нигредо перед альбедо — ошибка, позволительная школярке, но не ей. И так тонкая, как тростинка, Котти бледнела день ото дня, а фазанье перышко на ее берете склонялось все ниже — верный признак упадка духа. На вопросы она не отвечала, лишь слабо улыбалась, пришлось осторожно накачать ее хорошим шорлеморле по три крейцера за бутылку. Только тогда и выплыло, что «Кокетливые Коловратки», прежде обходившие ее стороной, внезапно обратили на крошку Котти самое пристальное внимание.
Вот херня…
Они предлагали ей не защиту, они предлагали ей сделаться частью их ковена. Сметливые суки с пристрелянным взглядом. Пока старшие ковены бились друг с другом за право переманить самых сильных магичек и фехтовальщиц, «коловратки» обратили внимание на тихую, мало чем примечательную ведьму второго круга, которую многие постыдились бы брать и в прислугу, не то что в сестры. В свои пятнадцать Котти выглядела самое большее на тринадцать, а выражение вечного испуга, застывшее на ее лице, не добавляло ей зрелости.
Предложение «Кокетливых Коловраток» могло выглядеть щедростью, но благородства в нем было не больше, чем в скрежете зубов голодной волчицы. Это был ультиматум, едва-едва прикрытый мишурой, ультиматум зловещий и очень четкий. Барбаросса мгновенно поняла это, едва лишь сдавленно рыдающая на ее плече Котти смогла выдавить из себя несколько слов.