Страница 113 из 168
Еще одна никчемная попытка. Даром потраченное время.
— Он там, — медленно и очень раздельно произнесла Барбаросса, — Ты просто проглядел. Ты пьян как свинья, вот и все. Этот демон сидит внутри меня без малого пять часов и скоро опять потребует кормежки. И это значит, мне придется его накормить. Снова.
Демонолог тяжело покачал головой. Он был пьян, пьян вдрызг, но, кажется, кое-что еще соображал.
— Я провел дюжину проверок, — вяло пробормотал он, — И ничего не заметил.
Ярость едва не выплеснулась наружу, едкая, как адское пойло в бутылке.
— Ты не заметил бы даже елду на собственном лбу! Чертов коновал, ни хера не смыслящий в ремесле!
Демонолог поднял на нее взгляд.
Должно быть, тотесвассер, подобно едкой кислоте, что заливают в трубы, пробрал его до самых глубоких, давно забитых, отростков души, потому что глаза его, прежде мутные, пустые, сделались вдруг живыми, вполне человеческими. Ясные, с заключенной внутрь янтарной искрой, они казались умными и немного лукавыми, напомнив Барбароссе шарики из ароматической смолы, что возжигают в своих домах иудеи.
— Ни хера не смыслю в ремесле?.. Ты в самом деле так считаешь? — по его животу прошел короткий спазм, но почти сразу улегся, — Черт, а я-то думал, ты знаешь…
— Знаю что?
— Латунный Волк, — он произнес эти слова не то с затаенной горечью, не то с насмешкой, — Как ты это узнала?
Нашептал один маленький мудрец, подумала Барбаросса. Ему нашептал еще кто-то. Ты даже, блядь, не представляешь, сколько секретов и тайн в этом трижды выебанном адскими владыками мире разносится между нами в шепоте маленьких уродцев, запертых в банках. И я не представляла — до какого-то времени.
— Неважно.
Демонолог опустил голову на грудь.
— Пожалуй, что и так, — пробормотал он, — Неважно. Куда бы я ни забрался, где бы ни спрятался, эти слова найдут меня. Настигнут, точно адские гончие. Впрочем, какая теперь разница… Латунный Волк — это мое тайное прозвище, известное немногим, данное мне еще в Силезии много лет тому назад. Потому что звать меня — Вольф. Вольф Мессинг[2].
Барбароссе захотелось клацнуть зубами от досады. Могла бы и сообразить. Могла догадаться. Напрячь свою херову память, чтобы выудить из нее одно-единственное словечко. Но вместо этого устремилась в бой, не слушая ни голоса разума, ни шепота Лжеца.
— Ты — тот демонолог, что давал представления на площадях, — медленно произнесла она, — Проворачивал всякие трюки.
Она тогда была крохой лет около пяти, но даже она слышала отголоски чудес, творимых им на востоке. Он мог взмыть над толпой и преспокойно летать несколько часов к ряду. Положим, ничего особенного в этом нет, многие адские владыки наделяют своих фаворитов даром порхать точно птица. Но все остальное… Заколоченный в чугунный гроб, он падал с умопомрачительной высоты водопада Винуфоссен[3], чьи воды состоят из ртути и сурьмы, а твари, обитающие в них, сожрали все живое в радиусе сороке мейле вплоть до насекомых. Он вышел невредимым из противостояния с Пилой Смерти — чудовищным механизмом, созданным кузнецами Ада, способным распилить вдоль даже женский волос. Он…
— К вашим услугам, — пробормотал демонолог, с кряхтением изображая поклон.
Он постарел и подурнел. Когда его показывали в оккулусе, он выглядел импозантным молодым человеком, стройным, как императорский дуб[4], с лукавым взглядом юного Мефистофеля. Он изящно двигался по сколоченной специально для него сцене, посмеиваясь, подмигивая зрителям — и зрители изумленно вскрикивали, обнаруживая у себя во рту то засахаренную вишню, то крейцер, то живого таракана. Тогда у него не было этого чудовищного брюха, а волосы, черные как вороново крыло, были зачесаны назад…
— Та статуя в Севилье… — Барбаросса прикусила губу, испытывая досаду и, в то же время, стыд, — Статуя в виде здоровенного яйца и человека внутри[5]. Как ты заставил ее пропасть?
Латунный Волк усмехнулся.
— Заручившись расположением адских владык, можно заставить пропасть что угодно. В тот миг, когда я махнул рукой, двести палачей, укрытых под помостом, одновременно опустили топоры. Это чудо, ничтожное для адские владык, стоило жизни двум сотням молодых девушек вроде тебя. К слову, потребовалось в три раза больше, чтобы вернуть статую обратно… Но это не самый сложный трюк. Куда сложнее было в Регенсбурге.
— Что было в Регенсбурге? — рассеянно спросила Барбаросса, — Тоже статуя?
— Нет. Я должен был зайти в Золотую Башню[6] и подняться на самый верх. После чего ее поджигали со всех сторон и мне предстояло выбраться наружу прежде чем превратиться в уголь. Простой трюк, заученный до мелочей. Но как назло именно в тот день один из демонов, который должен был вытащить меня наружу сквозь стену, заупрямился. С адским народом такое иногда случается… Но он заупрямился уже в тот момент, когда слуги бросили факела. Представь себе, в какой глупой ситуации я оказался. Стою на высоте в двадцать клафтеров, заперт в каменном мешке, снизу уже подступает жар, а я нихера не могу выбраться. История!
— Но все-таки выбрался?
Латунный Волк благодушно погладил себя по выпирающему животу.
— Когда огонь подступил совсем близко, я бросился в окно. Что еще мне было делать, скажи на милость?.. Пролетал все двадцать клафтеров как мешок с дерьмом. Где зацепился за водосточную трубу, где катился кувырком по крышам… Сломал дюжину ребер, едва не развалился пополам, чудом не размозжил голову, но таки оказался живым, мало того, сам встал на ноги. Не поверишь, меня не только не уличили в обмане, мой фокус произвел в Регенбсурге настоящий фурор! Почтенные бюргеры десяток раз видели освобождение из башен, клеток и ящиков, но чтобы какой-то кретин по доброй воле скатился из башни наземь, рискуя быть раздавленным в лепешку — таких фокусов в Регенсбурге еще не видели!
Демонолог рассмеялся, похлопывая себя по животу.
— Фокусник, — процедила Барбаросса с отвращением, — Ярмарочный фигляр.
— Фокусник, — согласился демонолог, ничуть не оскорбленным тоном, — Между прочим, лучший в своем роде. Знаешь, у меня даже был графский титул. Граф Гура-Кальвария. У меня было две резиденции и охотничий замок. Штат слуг. Конюшня на сорок рысаков. Лучшие вина из тех, что можно найти… Но фокусы — это херня. Я занимался ими для собственного удовольствия, не по необходимости. Развлекал чернь, чтобы заслужить репутацию. В то время, сорок лет назад, я был молод и уверен в своих силах. Ад благоволил мне и моим дерзким фокусам. Ничтожество… Я думал, что заслужил расположение его владык, что в силах распоряжаться его силами, не платя цену. Сейчас про меня многие забыли, но тогда… Ты даже не представляешь, ведьма, какие люди обращались ко мне за помощью, какие короны они носили и какие титулы. Дураки и скупцы просили славы и богатства, увечные — излечения от болезней, хитрецы и интриганы — помощи в политических баталиях… Я не отказывал им. Они щедро платили, а я всегда умел общаться с адскими владыками, находить с ними общий язык, удовлетворять их взыскательный вкус. Я исполнял мечты, ведьма. Я обладал властью, которая не снилась тебе даже в самом чарующем наркотическом сне…
— Не сомневаюсь, — язвительно обронила Барбаросса, — А звезды ты, часом, не зажигал?
К ее удивлению, он ухмыльнулся.
— Приходилось. Но не те, что торчат на небосводе, другие — я создал херову тучу звезд для сценических подмостков, даря целую жизнь прозябающим в безвестности ничтожествам, превращая их в примадонн, прославленных теноров и всемирно известных актеров. Я создавал таланты, ведьма, которые будут озарять сцену еще сотни лет. Имена, которые будут вписаны в историю искусства. Тебе знакомо имя Вальтера Виллиса? Видела его пьесы?
Барбаросса неохотно кивнула. Вальтер Виллис определенно не относился к числу ее любимцев, она не причисляла себя к тем сукам, что вешают над койкой его гравюры — претил нахальный взгляд этого хитреца-рейнландца, презирающего парики и норовящего в каждом акте сорвать с себя рубаху, чтобы пощеголять на сцене голым торсом. У него не было внушительных мускулов, как у Сицилийского Жеребчика, он не умел так роскошно фехтовать, как Нидельман-Форд, не славился как искуситель или мастер диалога, но… Но стоило ему небрежно усмехнуться в зрительный зал, как там делалась негромкая подвывающая овация — у многих сук в Броккенбурге происходило размягчение в штанах от его прищура. Вроде бы неказистый, он обладал таким запасом харизмы, что мог бы заряжать ею пушки и бить по толпе залпами…