Оловянное царство

– Господин велел открывать ворота! – запыхавшийся солдат возвратился назад.

– Тогда что вы не открываете, у вас есть приказ! – рявкнул Амброзий в ответ.

Солдат, прихрамывая, помчался назад. Центурион почувствовал мрачную радость – за последние четыре года его научились слушаться. Он потерял руку, надежды, самоуважение, молодость – но не это. «Я заправляю здесь всем, – говорил ему Утер. – Последнее слово за мной, но твоя работа – следить, чтобы все было гладко. Ты у нас умник, вот и потрудись умом, раз больше ничем не способен.» Наедине брат говорил без уверток и прямо. Амброзий не держал на него зла за эти слова. Даром, что хоть как-то научился держать оружие в левой руке. Паршиво, но научился.

Три крупные повозки въехали во внутренний двор. Амброзий поправил короткий меч – его теперь приходилось носить на правом боку – и поспешил к воротам. Поставка провизии запоздала на три недели, счастье, что она объявилась сейчас – утром Утер обмолвился, что надо будет послать в деревни отряд.

– Господин Амброзий.

Крупный бритт почтительно ему поклонился. Его спутники с опущенными головами держались поодаль. Повозки накрывала грязная ткань, под ней смутно угадывалось несколько бочек и коробов. Амброзий облегчённо вздохнул. Хоть что-то в Банне идёт по плану. Выпивка и еда.

– Ты задержался, Гилдас, – ответил он бритту. – Три недели. Вам повезло, что вы отвечаете не перед Утером, а передо мной. В следующий раз за каждую неделю просрочки ты будешь отдавать нам лишний мешок зерна.

– Мы все просим прощения у господина.

Бритт отводил глаза, на его щеке билась мелкая жилка.

– Пускай господин Амброзий прикажет отпереть двери амбара. Мы с людьми подъедем туда и разгрузим телеги.

Амброзий хотел уже кивнуть и отдать солдатам приказ, но отчего-то медлил. Что-то в этом запоздалом приезде казалось ему странным и подозрительным. Он подошёл к одной из телег. Резким рывком сорвал с нее грязное покрывало.

Под ним оказалось шесть бочек, две корзины и четыре объемных короба. Во второй и третьей телеге все было так же, как и условились.

– Тебя что-то смущает, господин?

Амброзий пристально смотрел на бочки и краем глаза видел, что даже его солдаты начали перешептываться.

– Мы открыли амбар! – выкрикнули из-за угла. – Пусть завозят!

Гилдас опять почтительно поклонился и потянул запряженного коня за узду. Амброзий выхватил поводья из руки бритта. Шепот стал еще громче, где-то вдали раздались смешки. Пусть смеются. У него нет правой руки – лучше, чем жизнь, уже никто не пошутит, лучше он будет причиной смеха для пары солдат, чем один раз не доглядит. А шутники… с ними поговорит его брат.

– Кажется, я не давал разрешения ехать, – крикнул он вслед. Спутники Гилдаса напряглись и расправили плечи.

– Успокойся, господин… – подал голос один из них. – Ты с братом избавил нас от прошлых бандитов, это верно. Но мы не заслужили обиды.

– Я сам решу, кто здесь и что заслужил.

Девять лет назад, возможно, он бы так не сказал. Но без руки характер может сильно испортиться. Лучше быть собакой, которая лает, но не кусает.

– Скажите спасибо, что отговорил брата посылать к вам войска.

Амброзий ударом здоровой руки сшиб крышку с ближайшей бочки. Затем со второй. Под первой оказался ячмень. Под другой – перемешанная с солью озерная рыба.

– Все, как договаривались, – Гилдас встал рядом с центурионом. – Долго ещё Рим будет нас оскорблять?

– Сколько придется.

Тот поджал губы и махнул своим людям.

– Ведите коней. Все в порядке.

Те вновь потянули за вожжи. Амброзий запустил руку в бочку с рыбой. Липкая и острая чешуя оцарапала кожу, в воздухе сразу запахло тиной и стоячей водой.

– Передайте своему командиру, – услышал он за спиной голос Гилдаса, – что его брат слегка тронулся головой.

«Вот оно!» Рука сжала что-то твердое и холодное, совсем неживое.

– Пусть я тронулся головой, бритт, – Амброзий достал из бочки с рыбой здоровенный булыжник и с силой швырнул его Гилдасу под ноги. Того окатило дворовой грязью. – А вот ты рискуешь свою потерять. Перевернуть бочки! – крикнул он людям.

Солдаты замешкались.

– Повторять я не стану!

Пара молодых воинов выволокли открытые бочки и опрокинули их на землю. Провизией была присыпана только верхушка. Все прочее оказалось камнями и мелким песком. Амброзий пнул камень навстречу бритту.

– Отменные сухари ты привез нам. Не хочешь погрызть?

Его спутники выхватили ножи. В то же мгновение раздался лязг десятка мечей, вынутых из ножен.

– Довольно! – крикнул Гилдас своим. – Довольно!

– Мудрое решение, – заметил центурион. – Уж всяко мудрее твоего желания накормить нас камнями. Этих двоих – под замок. Гилдаса – к Утеру. Командир сам решит, как с вами быть.

«Ты слишком мягок, – вечно говорил ему брат. – Ты мягок, тебе сядут на шею и прирежут во сне. Эти крестьяне опасны и лживы, твоей любви они не заслуживают».

Брат оказался прав. А над ним вновь потешались.

– Скажите Утеру, – со злостью добавил он. – Что вдобавок они опоздали на три недели. Быть может, намеренно. Надо проверить их связи с пиктами из-за Стены. Утер всегда рад новым лазутчикам.

– Нет! – крикнул Гилдас, когда его схватили две пары крепких тяжелых рук. – Нет, господин, постой, я все тебе расскажу!

«Все» он рассказал бы и Утеру. Ненавидя себя за слабость, Амброзий сделал знак солдатам, чтобы те отпустили его. Бритты были мрачнее тучи, но в драку больше не лезли.

– Ты хотел мне что-то сказать, – после короткого молчания напомнил центурион. – Для начала можешь мне объяснить, где и зачем ты спрятал провизию.

Гилдас опустил голову, затем сплюнул на землю. Этот бритт три года подряд подвозил им еду, и Амброзию не верилось, что Гилдас смог их так просто предать. Должно быть задешево. От этого было паршиво. Для всех это было так просто, а он все никак не привыкнет.

– Мы не прятали ее. Господин, – наконец сказал Гилдас. Амброзий молчал. – Ещё четыре… да, четыре недели назад у наших все было готово. Рыба, ячмень, пиво и мясо. Мешки сухарей. Как договаривались.

– А потом вы решили, что вам это вовсе не нужно, – продолжил Амброзий. – Вы оставили всю пищу себе или передали пиктам через границу? Они были довольны?

Гилдас посмотрел на Амброзия так, будто тот ударил его.

– Как будет угодно господину центуриону, но с пиктами мы не якшаемся, – выплюнул Гилдас. – Каждую весну их лазутчики пытаются жечь наши деревни, у Куна в прошлом году увели дочь и жену – ты думаешь, мы будем помогать этим вшивым собакам? Богатый воин в чистых доспехах, ты думаешь, у нас совсем чести нет.

Бритты любят говорить высокопарно и долго, у них, как оказалось, в почете певцы и поэты. Как это скучно.

– Расскажи, прибавилось ли твоей чести, когда ты решил привезти нам камней?

– У нас не было выбора! – крикнул тот, кого звали Куном. – Не было, чтоб вас волки сожрали!

Гилдас замялся.

– Кун прав, – мрачно ответил он и добавил: – Проклятые саксы.

На Амброзия навалилась усталость, и он с обречённостью понял, что беседы с братом не избежать. Обман бриттов, недовольства, разборки и распри, даже голод – это все привычно и мелко, он мог с этим справиться сам, отправить пару отрядов, всех рассудить, примирить, наказать. А вот набеги… За девять лет Амброзий слишком хорошо уяснил свое положение безрукого калеки, брата предводителя и господина. Ему дозволено все, если он остается вторым. Решение же о набегах разбойников с юга было делом Утера и только его.

– Два месяца назад они увели весь скот, – негромко продолжил Гилдас, видя, что собеседник в растерянности и не слышит его. – Не оставили даже старой телки, из которой только похлёбку варить. Говорили – дань. Говорили, что прикрывают нас от пиратов с зелёного острова, мол, мы им должны. Может, и были должны… По мне так и без врагов лучше, и без друзей – когда вернулись к нам в другой раз, они уже не говорили про дань, не звали старейшину, просто забрали, что захотели, и наказали собрать ещё больше. А мы, господин Амброзий, признаться, – Гилдас прицокнул языком. – Куда больше боимся саксов, чем вашего брата.