Страница 6 из 69
Вскрыл его. Внутри лежал тонкий листок машинописного текста. Подобные письма приходили часто — это были ответы на мои объявления о продаже старинных книг и рукописей. В ту блаженную пору, когда я еще был знаменитым корреспондентом “Утренней зари”, у меня была одна! из богатейших коллекций такого рода древностей. Теперь же приходилось их распродавать. Ради кислорода и воды…
Однако на сей раз на листке не было ни адреса покупателя, ни номера телефона, ни фамилии. А текст, состоявший всего из нескольких строк, гласил следующее:
ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ УЛИЦА, ДОМ НОМЕР 7, РАСПРОДАЖА БЕНЗИНА. В НЕОГРАНИЧЕННЫХ КОЛИЧЕСТВАХ, ПО ДОСТУПНЫМ ЦЕНАМ. ПОСЛЕДНИЙ СРОК-2 АВГУСТА, ДО 18 ЧАСОВ.
Я недоверчиво усмехнулся. Очередная мистификация какой-нибудь религиозной секты, или рекламный трюк для привлечения покупателей нового товара, или черт знает чего еще… Дешевый бензин давно отовсюду исчез. И если на Двадцать второй улице действительно идет распродажа, то это, в лучшем случае, контрабанда. Рабочие частенько проносят с нефтезаводов всевозможные продукты, которые потом продают со скидкой родным и знакомым.
Я уплатил свои три доллара, окунул платок (бесплатно) в миску с содовым раствором и вышел.
И повернул к Двадцать второй улице.
Почему — не знаю. Возможно, потому, что все еще был журналистом и профессиональное любопытство не успело во мне угаснуть. Или же просто-напросто от нечего делать.
Так или иначе, я отправился по указанному в письме адресу.
Может быть, это было ошибкой с моей стороны. Может быть, события приняли бы тогда иной оборот… Кто знает?
Но я отправился туда. С этого все и началось…
3. Бензин с Двадцать второй улицы
Двадцать вторая улица, известная множеством магазинчиков, торгующих старинным фарфором, находится недалеко от нас. Узкая, неприветливая, стиснутая большими проспектами, в этот час дня она почти безлюдна. Магазинчики открываются лишь под вечер, когда сюда забредают немногочисленные туристы с маской на лице и банкнотами в кармане.
Дом номер семь оказался ветхим зданием, с облупившейся краской на стенах — результат многолетних усилий стайфли. Внизу разместились два антикварных магазинчика, оба на замке. А сбоку несколько ступенек вели в придавленную верхними этажами подвальную лавку без всякой вывески. Я заглянул в грязную витрину: внутри горела лампа, а за прилавком сидел старик в очках с железной оправой и читал толстую книгу.
Я вошел. Над дверью звякнул колокольчик. Старик поднял голову, захлопнул книгу, аккуратно заложив страницу большим белым — похоже, орлиным пером, и встал. Тут стало видно, что он очень худ и согбен под бременем лет.
Торговали здесь, видимо, синтетическим табаком полки были уставлены коробками с различными марками сигарет и коллекциями трубок. Бензина не было и в помине: ни единой бутылки, канистры, капсул для зажигалок — и тех не было. Ничего. Даже не пахло бензином, а ведь запах бензина стойкий.
У старика было скуластое, испещренное глубокими морщинами лицо, чуть запавшие черные проницательные глаза, лоб перехвачен красной лентой. По виду явно индеец. Я краем глаза взглянул на книгу. “Наука и магия древнего племени майя” — стояло на обложке.
— Что прикажете, сеньор? — спросил старик. Я показал письмо.
— Я по объявлению… Но, должно быть, ошибся. Мне нужен дом семь…
— Сеньор не ошибся, — прервал меня старик, — это дом семь.
— Но… — нерешительно продолжал я, — в письме сказано, что в доме семь продается бензин.
— Именно так, сеньор, — очень любезно ответил старик. — Именно так. Мы продаем бензин. Очень дешево и столько, сколько сеньору будет угодно.
— То есть как — сколько мне будет угодно? Я здесь ничего не вижу… Впрочем, он, верно, у вас на складе?
— О нет, сеньор, нет! Никакие склады нам не требуются. Все здесь.
— Позвольте, — медленно произнес я, стараясь говорить как можно отчетливее, — я имею в виду бензин, то есть горючее для двигателей внутреннего сгорания, бензин для машины, а не для зажигалки.
— Отлично понимаю вас, сеньор, — улыбнулся старик, и по его улыбке и выражению умных глаз было ясно, что он и впрямь отлично понимает меня. — У нас нет специального бензина для зажигалок, мы торгуем бензином вообще. Если сеньору угодно, можно использовать его и для зажигалок. Он годится также для домашних нужд, для отопления, для чистки одежды, для любых двигателей внутреннего сгорания — например, для генераторов, судовых двигателей, подводных лодок, самолетов, заводов, электростанций — словом, для всего, что нуждается в энергии, чтобы приводить в движение или давать продукцию. Поэтому мы и назвали его “энерганом”.
Я с подозрением взглянул на него: смеется он надо мной или не совсем в себе?:. Жалкая лавчонка, коробки сигарет на полках, гирлянды трубок, толстая книга, заложенная орлиным пером, старый индеец с красной лентой на лбу и претенциозное слово “энерган” — все это показалось мне сценой из какой-то пьесы абсурда.
— Хорошо, — под конец выдавил я из себя. — Пусть это, как вы говорите, энерган. Когда его можно получить?
— Сейчас.
— Где?
— Здесь.
— Вот как?… — Я почесал в затылке. Но решил продолжать игру.
— И в каком количестве?
— В каком пожелаете, сеньор. Бутылку, канистру, бочку, цистерну…
Я не сдержал смеха. Абсурдистская пьеса превращалась в фарс.
— Цистерну мне не нужно, — сказал я. — Мне нужно всего 20 литров, чтобы добраться до Рио-Альто. И почем же вы продаете этот ваш энерган, такой универсальный, что он годится и для зажигалок, и для самолетов или машин?
— Десять центов, — коротко ответил старик.
— За бочку? — язвительно спросил я.
— За литр, — серьезно заверил меня старик.
— Ого!
— По-вашему, дорого? — Старик не на шутку встревожился.
Подумал немного, не сводя с меня испытующих глаз, и продолжал: — Могу я узнать, сеньор, кто вы по профессии?
— Какая связь между моей профессией и ценой на | горючее? — Я снова засмеялся. Трудно было сохранять серьезность в таком дурацком диалоге. — Если я скажу, что журналист, вы продадите дешевле?
— Журналист?? — воскликнул старик, явно обрадованный моим ответом. — Да это чудесно, сеньор, чудесно! И наверняка крупный журналист, сразу видно. Уверен, что не раз читал ваши статьи, я слежу за прессой.
Осмелюсь спросить ваше имя…
“Мое имя? — подумал я. — Гм… Было время, старик, и даже не столь уж давно, когда это имя принадлежало известному газетчику, чьи репортажи печатались чуть ли не во всех странах мира, его сравнивали даже с Эгоном Эрвином Фишем, неуемным репортером предвоенной эпохи… Но с тех пор много воды утекло под мостами Рио-Анчо, и сейчас этот репортер всего лишь жалкий безработный хроникеришка, который выуживает дешевые происшествия в полицейских участках и в “Сентрал Брэйн”, и в кармане у него нет даже нескольких лишних центов на бензин для машины…”
Тем не менее я ответил: — Меня зовут Теодоро Искров. Старик просиял: — Теодоро Искров? О конечно! Тедди Искров, автор блестящих репортажей о восстании на Огненной Земле…
“За что его и вытолкали в шею”, — хотел я добавить, но из осторожности промолчал. А старик продолжал с еще большей горячностью: — Какой приятный случай! Теодоро Искров! Странное, впрочем, имя для Веспуччии…
— Ничего странного. Мой дед в свое время эмигрировал с Балкан.
— А-а… Ну, это замечательно! Безмерно счастлив, что вижу вас! И готов уступить вам энерган по восьми центов за литр.
Старикан становился все забавнее. Восемь центов!
На бензоколонках литр бензина стоит четыре доллара!
— Хорошо, восемь так восемь, — великодушно согласился я, растроганный его восхищением моими былыми подвигами на ниве журналистики. — Но беда в том, что я сейчас не на машине и не могу ее сюда пригнать… гм… В баке — ни капли…
— Машина далеко отсюда? — озабоченно спросил старик.
— Через несколько улиц.