Страница 25 из 29
– Ну, что это ты еще удумал? – спросил он у Александра притворно грубоватым тоном, отчего тот тут же почувствовал угрызения совести, что решился на обман.
– Да вот, – промямлил. – Схватил что-то на бегу, у метро.
– Эх, молодежь! – сокрушенно воскликнул генерал. – Учи вас, не жрать что попало, учи – и все одно будете жрать, и будете страдать. Я, помню, в молодости, тоже все время брюхом маялся, пока не женился. Запомни, кухня – самый важный элемент жизни мужчины. Не сможешь наладить себе нормальную кухню, считай, ничего в жизни не добьешься. Можешь даже не пытаться. И я вот думаю, надо было давно тебя к нам на обеды определить. Мы не обеднеем, а тебе польза несомненная. Подумаем, подумаем. С хозяйкой посоветуюсь и решу. А пока, на вот тебе, генеральского бальзама. От него тебе точно легче станет, что называется, на себе испытано.
И Эдуард Витальевич вручил капитану сверток, в котором что-то подозрительно булькнуло.
– О! – отозвался у дверей подполковник Полищук. – То, что доктор прописал.
Генерал оглянулся на него с улыбкой, кивнул одобрительно.
– Жаль, что так получилось, – сказал он, снова обращаясь к Александру. – Тамара, как узнала, что тебя не будет, тут же упорхнула. Где-то они там своей кампанией собираются.
– Я вам говорил!
– А, ерунда все! Слушай меня, и все будет, как надо. И все будет хорошо. Ладно, не могу дольше оставаться. Выздоравливай! И с Новым годом!
Когда генерал убыл, в палате осталась Лариса Ивановна. Подойдя к Сан Санычу, она поправила ему подушку, хотя особой нужды в том не было.
– Так вы, значит, зять нашего генерала, правильно? – полюбопытствовала она.
– Боже упаси! – открестился капитан.
– Почему? – искренно удивилась медсестра. – Генерал Голованов хороший человек, насколько я знаю. Да и дочка у него, тоже, вполне. В медучилище учится.
– Я рад за них. И за нас рад.
– Вот за радость и следует отведать генеральского бальзама! Он всем на пользу пойдет и радость нашу преумножит!
– Конечно, конечно! – согласился с умной женщиной Сан Саныч. – Не стесняйтесь. – Когда он передавал ей сверток, в нем снова булькнуло, на этот раз не подозрительно, скорей, заговорщически.
– Да мы не стесняемся обычно, – успокоила его Лариса Ивановна. Она достала из пакета пузатую бутылку виски и внимательно изучала этикетку. – Двадцать пять лет выдержки! – сообщила. – Я так и знала. Так что, мы не стесняемся. Иной раз нас еще урезонивать приходится.
– И сейчас, как я понимаю, именно тот случай?
– Именно. Будешь?
– И рад бы, да мне нельзя. Я под капельницей. – Доманский указал на иглу в сгибе руки. – Разве что, внутривенно.
– Ах, да. Так это мы сейчас решим.
– О! – удивился доктор Полищук. Он как раз заглянул в тринадцатую палату. – А разве еще капает? Вроде, давно должно было закончиться? Нет? Странно. Ну, пусть докапает уже, не переводить же препарат.
– А дальше? – спросила медсестра.
– И хватит пока.
– А генеральский бальзам?
– Ну, это ему сам бог велел принимать. Но только перорально. И, Лариса Ивановна, убедительно вас прошу, проследите, чтобы пациент соблюдал постельный режим.
– По возможности?
– По возможности. У нас, где стол будет? В ординаторской?
– Как обычно.
– Надо бы и здесь что-нибудь сообразить. Ну, вы понимаете…
– Конечно. Все сделаем, Анатолий Васильевич, по высшему разряду. Не впервой.
– О!
Александр с интересом вслушивался в разговор медиков. И не столько тема его увлекала, хотя и она, конечно, тоже, ведь говорили о нем, сколько способ подачи материала. О нем и при нем говорили так, будто его самого в комнате нет, или же он присутствует, но в виде неодушевленного предмета, мысли о мироустройстве которого никого не интересуют. И это был интересный феномен, в глубинах которого, скорей всего, и следует искать истоки тех особенностей характера Варвары, которые он успел заметить. Как-никак, она ведь тоже медичка, мнением пациента интересуется в последнюю очередь. Капитан не намеревался вмешиваться в происходящее, спорить или как-то переиначивать устоявшийся ход событий. В конце концов, он здесь всего лишь на пару дней. Да и, мало ли, еще понадобится? Нет уж, пусть все идет, как идет. К тому же, забавно.
Поэтому, когда, после снятия капельницы, он намеревался встать с кровати, и Лариса Ивановна ему воспрепятствовала словами: – Не вставайте, больной! Лежите! – он только пожал плечами.
– Ну, а в туалет-то мне можно самому сходить? – спросил.
– В туалет самому можно. И нужно, – пояснила медсестра. – Но после сразу в постель!
– Вы не волнуйтесь, я не собираюсь сбегать.
– Я думаю, что не собираетесь. Но доктор велел, значит, неукоснительно.
– Понятно.
В палате имелся свой санузел. Моя руки над раковиной, Сан Саныч разглядывал себя в зеркале, и чем дольше он всматривался в свое отражение, тем нереальней казалось ему происходящее. Еще утром он и представить, и предположить не мог, что вечером окажется здесь и будет любоваться на свое отражение в сером больничном халате в этом зеркале. Но тот, кто отвечает за его судьбу, на этот раз придумал что-то необычное. Реальность и нереальность пронизывали одна другую, и, надо думать, сюрпризы еще будут. Новогодняя ночь волшебная, говорят, надо быть ко всему готовым.
Когда он вернулся в палату, Лариса Ивановна уже успела вкатить в нее медицинский инструментальный столик на колесах, и практически завершила его сервировку. Приборы были пластиковые, одноразовые, а в качестве рюмок она выставила стеклянные медицинские мензурки. У каждой на боку мерная линейка.
– Очень удобно, – оценил капитан, взяв в руки и разглядывая одну.
– Мы всегда их используем, – сказала Лариса Ивановна. – Каждый может вычислить свою норму.
– Неужели кто-то считает?
– Нет, конечно. Но теоретически это возможно. Ну, что? Пора начинать провожать старый год.
– Пора так пора, – согласился Александр. – Я разливаю.
– Умница!
Сан Саныча не оставляло чувство, что он все глубже проваливается в нереальность. Все было не так и не в том месте. Время, правда, совпадало с объявленным, но как раз этого и не должно было быть. Единственной женщины, с которой он хотел бы встретить этот новый год, не было рядом, но была другая женщина, и она не вызывала у него отрицательных эмоций. Он относился к ней как к неотъемлемой части новогоднего процесса, как к Снегурочке, например, а разве кто-то ненавидит Снегурочку?
В полированной нержавейке столика отражался потолочный светильник, свет его казался голубоватым и не раздражал. Вообще, главное свойство разворачивавшегося вечера было именно то, что он его не раздражал. Данность и неизбежность, разве могут они вызывать иные чувства, кроме смирения и понимания? Наверное, могут. Но не теперь.
Едва Сан Саныч наполнил мензурки, в палате появился доктор Полищук.
– О! – сказал он, подхватывая одну из склянок. – Я, кажется, вовремя. Ну, с наступающим. Прозит!
Генеральский виски оказался выше всяких похвал.
– Оооо! – оценил напиток Анатолий Васильевич. – И можно не закусывать. Но надо. Кстати, а ты не хотел бы употреблять такое постоянно? Наверняка ведь…
– Да-да, – согласился Александр. – Вместо чая.
– Вот этого не надо!
– Сам не хочу! Да я вообще-то и не пью особо.
– Знаем, знаем, в прошлом году наблюдали лично. Так что, не надо нам рассказывать.
– Нет, правда. К пьянству я точно склонности не имею. Вот чего нет, того нет. А тогда был особый случай.
– Значит, ты праведник, хоть и хорошо замаскированный. А мы тут не упускаем возможности приложиться, правда, Лариса Ивановна?
– Только в медицинских целях!
– Естественно!
– И к медицинским препаратам прикладываемся, такое роскошество у нас редко бывает.
– К сожалению. Наливай!
После второй доктор Полищук, сославшись, что должен быть с персоналом и пообещав еще наведаться, ушел. Лариса Ивановна потянулась за кусочком сыра, деликатно, зубками откусила уголок, с отрешенным видом пожевала. Эх, все женщины играют в одну и ту же игру, подумал Сан Саныч. Интересно, зачем? Он заметил, как на безымянном пальце медсестры блеснуло кольцо.