Страница 130 из 134
Этот отзыв Сенковского до крайности раздражил Пушкина и, как увидим ниже, едва не кончился для него трагически.
Белинский, в вышеупомянутой рецензии своей, напечатанной в «Молве» при «Телескопе», тоже выражал недоумение по поводу появления «Вастолы» в связи с именем Пушкина; но недоумение его было искреннее, чуждое той злой иронии, которую мы видим в статье Сенковского. «При настоящем двусмысленном состоянии нашей литературы, — писал Белинский, — появление почти каждого нового произведения сопровождается какою-нибудь странною и совсем не литературною историею; то же случилось и с „Вастолою“. Пушкин — издатель или автор этой поэмы? вот вопрос. Мы не хотим решать его; нам нет дела до частных, домашних обстоятельств, соединённых с появлением того или другого сочинения; мы видим книгу и судим о ней. Да! так бы должно быть, но случай-то вовсе из рук вон! Мы скорее поверим, что какой-нибудь витязь толкучего рынка написал роман, который выше „Ивангое“ или „Пуритан“, драму, которая выше „Гамлета“ и „Отелло“, чем тому, чтоб Пушкин был переводчиком „Вастолы“. Пушкин может быть ниже себя, но никогда не ниже Сумарокова. Равным образом, мы никогда не поверим и тому, чтобы Пушкин выставил своё имя на негодном рыночном произведении, желая оказать помощь какому-нибудь бедному рифмачу; такого рода благотворительность слишком оригинальна; она похожа на сердоболие начальника, который не хочет выгнать из службы пьяного, ленивого и глупого подьячего, не желая лишить его куска хлеба. Конечно, может быть это сравнение покажется неверным, потому что оба эти поступка, по-видимому, имеют мало сходства; но я думаю, что они очень сходны между собою, и именно тем, что равно беззаконны при всей своей законности, неблагонамеренны при всей своей благонамеренности, и тем, что, как тот, так и другой, лишены здравого смысла. Итак, очень ясно, что последний слух лжив, по крайней мере мы так думаем вследствие нашего глубокого уважения к первому русскому поэту».
Далее Белинский приводит две причины, по которым считает невозможным, чтобы Пушкин был переводчиком «Вастолы». Во-первых, потому, что её автор — Виланд — «немец, подражавший или, лучше сказать, силившийся подражать французским писателям XVIII века, немец, усвоивший себе, быть может, пустоту и ничтожность своих образцов, но оставшийся при своей родной немецкой тяжеловатости и скучноватости». Да и сама «Вастола», по его мнению, «просто пошлая и глупая сказка, принадлежащая к разряду этих нравоучительных повестей (contes moraux), в которых выражалась, лёгкими разговорными стихами, какая-нибудь пошлая, ходячая и для всех старая истина практической жизни…». «Теперь спрашивается, кто может предположить, чтобы Пушкин выбрал себе для перевода сказку Виланда, и такую сказку?.. Вторая причина, — продолжает Белинский, — заставляющая нас не верить, как нелепости, чтоб Пушкин был переводчиком „Вастолы“, заключается в достоинстве перевода, в этих стихах, которые Русь читала с восхищением при Сумарокове, которые стали забывать с появления Богдановича, и о которых совсем забыла с появления Пушкина…»
Беспристрастный отзыв Белинского, конечно, был верен и вскоре подтвердился объяснением самого Пушкина, который, в первой же книжке «Современника», вышедшей в апреле 1836 г., сделал следующее заявление, с целью прекратить всякие толки и пересуды, главным образом ввиду недоброжелательного к нему редактора «Библиотеки для чтения».
«В одном из наших журналов дано было почувствовать, что издатель „Вастолы“ хотел присвоить себе чужое произведение, выставя своё имя на книге, им изданной. Обвинение несправедливое: печатать чужие произведения с согласия или по просьбе автора до сих пор никому не воспрещалось. Это называется издавать; слово ясно; по крайней мере до сих пор другого не придумано. В том же журнале сказано было, что „Вастола“ переведена каким-то бедным литератором, что А. С. П. только дал ему на прокат своё имя, и что лучше бы сделал, дав ему из своего кармана тысячу рублей. Переводчик Виландовой поэмы, гражданин и литератор заслуженный, почтенный отец семейства, не мог ожидать нападения столь жестокого. Он человек небогатый, но честный и благородный. Он мог поручить другому приятный труд издать свою поэму, но конечно бы не принял милостыни от кого бы то ни было.
После такого объяснения не можем решиться здесь наименовать настоящего переводчика. Жалеем, что искреннее желание ему услужить могло подать повод к намёкам столь оскорбительным» (XII, 26).
Выходка Сенковского, сильно раздражившая Пушкина, едва не повлекла за собою ещё больших неприятностей, а могла кончиться и трагически. С. С. Хлюстин, приятель Александра Сергеевича, завёл однажды при нём разговор о «Вастоле» и начал приводить замечания Сенковского, нисколько не разделяя его мнения и не желая оскорбить Пушкина. Одно уже имя Сенковского привело Пушкина в бешенство, и он ответил Хлюстину дерзостью, за что и был вызван на дуэль, которая, однако, не состоялась[1044].
Благодаря заявлению Пушкина повод к разного рода толкам и сплетням был устранён, но имя переводчика ещё долгое время оставалось неизвестным. Так, Я. К. Грот в письме к П. А. Плетнёву из Гельсингфорса от 6 октября 1845 г., спрашивал своего корреспондента об имени переводчика «Вастолы», на что Плетнёв отвечал ему так: «„Вастолу“ Виланда перевёл какой-то бывший некогда учитель Пушкина (не могу вспомнить теперь его фамилию); он состоял в первые годы членом „Общества соревнователей Просвещения и Благотворения“, после служил в военном министерстве чиновником и по общей слабости чиновников из класса учёных, попивал. Ему-то Пушкин и позволил назвать себя издателем его перевода»[1045].
Но частная переписка двух лиц, конечно, не могла быть известна публике, почему и позже, в 1846 г., известный библиограф Иван Павлович Быстров, поместивший в «Отечественных записках»[1046] «Заметки для будущего издателя Пушкина», опять высказал предположение, что перевод «Вастолы» мог принадлежать Пушкину. П. В. Анненков[1047], не считая Пушкина переводчиком этой поэмы, полагал, что некоторые места её были исправлены им, с чем, однако, трудно согласиться: «ex ungue leonem»…
В 1888 г. «Земляк из-под Глухова» напечатал в «Киевской старине»[1048] заметку, в которой положительно утверждал, что переводчиком «Вастолы» был Ефим Петрович Люценко, основывая это сведение на каком-то печатном некрологе, которого, однако, нам не удалось найти ни в одной из газет или журналов того времени.
Это же сведение целиком можно найти и в рукописных материалах митрополита Евгения Болховитинова, хранящихся в Императорской публичной библиотеке. Здесь находится заметка о жизни и сочинениях Е. П. Люценко, по-видимому автобиографическая, писанная около 1810 г., в которой, среди сочинений ненапечатанных, указан, между прочим, перевод: «Перфонтий и Вастола, шуточная повесть вольными стихами с немецкого, из стихотворений Виланда, 1807 года». Погодин, издавший в 1845 г. «Словарь русских светских писателей» дословно по рукописи митрополита Евгения, оконченной ещё в 1812 г.[1049], не вносил в неё никаких позднейших дополнений, почему в список трудов Люценко не вошла и «Вастола», изданная лишь в 1835 г.
«Вастола», содержание которой заимствовано из «Пентамерона», или «Cunto delli Cunti di Gian Alesio Abbatutis», — сборника неаполитанских народных и детских сказок, но не прямо, а через посредство сокращённого перевода с итальянского, напечатанного в «Bibliothèque Universelle des Romans» 1777 г. (июнь и сентябрь)[1050], — относится к тому периоду литературной деятельности Виланда, когда он, испробовав свои силы в драме и сатире, обратился к сказочному эпосу, взяв за образец французские fabliaux XI—XV вв., обработку которых он завершил «Обероном»[1051], представлявшим собою переходную ступень к новому немецкому романтизму.
1044
Переписку их по этому поводу см.: XVI, 79—82.
1045
Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетнёвым. СПб., 1896. Т. 2. С. 580, 583.
1046
Т. 55. № 4. С. 114. Литературные и журнальные заметки.
1047
Анненков П. В. Материалы для биографии Пушкина. СПб., 1855. С. 415—416.
1048
Т. 20. Документы, известия и заметки. С. 39—40.
1049
Сборник 2-го отделения императорской Академии наук. СПб., 1867. Т. 5. Вып. 1. С. 269.
1050
См.: К. М. Wieland’s sämmtliche Werke. Wien, 1811. Bd 18. S. 81.
1051
На русский язык переведён Михаилом Чулковым (М., 1787). Что касается других русских переводов из Виланда, во множестве изданных у вас в конце прошлого и начале нынешнего столетия, то все они, по выражению Карамзина, «не могут нравиться тем, которые знают оригинал» (Карамин H. М. Письма русского путешественника. СПб., 1884. T. 1. С. 140).