Страница 124 из 134
Пути двух поэтов в ту пору разошлись: в каждом слишком сильны были национальные чувства, сознание принадлежности к своему народу и долга перед ним… Не то было в 1826—1828 гг. Познакомившись в последние месяцы 1826 г. в Москве, куда Мицкевич прибыл в марте этого года, будучи определён на службу в гражданскую канцелярию московского военного генерал-губернатора князя Д. В. Голицына[983], друзья-поэты быстро сошлись очень близко и тесно сдружились. Много обстоятельств содействовало этому сближению: и личный характер Пушкина, самая природа его души, всегда общительной, живой, легко и охотно отзывавшейся на всякое доброе чувство, а в то время, в период упоения полученной свободой, — даже экспансивной; и общее настроение окружающей литературной и светской среды, в которой оба поэта вращались в то время. Один из современников (князь Вяземский) пишет по поводу пребывания в Москве польского поэта: «Мицкевич радушно принят был Москвою. Она видела в нём подпавшего действию административной меры, нимало не заботясь о поводе, вызвавшем эту меру; в это время не существовало ещё так называемого польского вопроса. Всё располагало к нему общество: он был умён, благовоспитан, одушевлён в разговорах, держался просто, не корчил из себя политической жертвы, в нём не было ни следа польской заносчивости, ни обрядной уничижительности. При оттенке меланхолического выражения в лице он был весел, остроумен, меток в словах и выражениях, говорил хорошо по-русски»[984]. Пушкин был пленён Мицкевичем и его поэтическим и импровизаторским талантом; с своей стороны, и польский поэт отнёсся к Пушкину с искреннейшею симпатиею и быстро оценил его гениальность. «Я с ним знаком, — писал он своему другу Одынцу в марте 1827 г., — и мы часто видаемся. Пушкин почти ровесник мне… В беседе он очень остроумен и пылок, читал много и хорошо знает современную литературу; понятия его о поэзии чистые и возвышенные. Он теперь написал трагедию „Борис Годунов“; я знаю несколько сцен её в историческом роде, хорошо задуманных и с прекрасными частностями»[985].
Вскоре затем, 19 мая 1827 г., Пушкин покинул Москву и вторую половину этого года провёл большею частию в Петербурге; сюда же, в свите князя Д. В. Голицына, в первых числах декабря 1827 г. приехал и Мицкевич, вскоре сделавшийся центром внимания со стороны столичной польской колонии и прогостивший в столице до начала февраля 1828 г.[986]; в этот приезд он, без сомнения, видался и с Пушкиным; хотя точных указаний на их сношения до нас и не дошло, — зато мы имеем теперь документ, с определённостью показывающий, что сердцу Пушкина была в это время очень близка судьба опального польского поэта: в числе различных безымянных и незначительных бумаг фон Фока, управлявшего III Отделением, нам удалось найти остававшуюся доселе неизвестной записку Пушкина по делу Мицкевича от 7 января 1828 г.; она составлена в обычной форме «меморандума», или «памятной записки», передаваемой при личном ходатайстве, и писана на листе писчей бумаги большого формата обычным «нарядным» или официальным почерком Пушкина:
Adam Mickiewicz, professeur à l’Université de Kovno, ayant appartenu à l’age de 17 ans, à une société littéraire qui n’exista que pendant quelques mois, fut mis aux arrêts par la comission d’enquête de Vilna (1823). Mickiewicz convint d’avoir co
7 Janvier 1828
Перевод: Адам Мицкевич, профессор университета в Ковне[987], за принадлежность, в возрасте 17 лет, к одному литературному обществу, которое существовало в продолжение лишь нескольких месяцев, был арестован Виленскою следственной комиссией (1823)[988]. Мицкевич сознаётся, что знал о существовании и другого литературного общества, но всегда был в неведении о цели его, которая состояла в распространении идей польского национализма. Впрочем, и это общество существовало лишь самое короткое время и было закрыто до издания указа[989]. По истечении 7 месяцев Мицкевич был выпущен на свободу и выслан в русские губернии, — до тех пор, пока государю императору благоугодно будет разрешить ему возвратиться. Он служил под начальством генерала Витта[990] и московского генерал-губернатора. Он надеется, что, так как их отзывы для него благоприятны, правительство позволит ему возвратиться в Польшу, куда призывают его домашние обстоятельства[991].
7 января 1828
Ходатайство поэта, составленное не без дипломатической ловкости, не увенчалось немедленным успехом, хотя, надо думать, всё-таки помогло Мицкевичу освободиться от столь несвойственной ему чиновника гражданской канцелярии московского генерал-губернатора: вскоре после получения памятной записки Пушкина, когда Мицкевич снова приехал в Петербург, фон Фок, при очередном своём письме (от 9 мая 1828 г.) к находившемуся тогда в отъезде с Николаем I Бенкендорфу, послал последнему особую заметку (среди других заметок, которые он озаглавливал: «Секретная газета», номер такой-то) следующего содержания[992]:
Сюда переселились из Москвы два поляка: первый — польский поэт Мицкевич и друг его Малевский, принадлежавшие некогда к Студентскому Виленскому обществу Филаретов, за что они, вместо наказания, высланы из Литвы на жительство в Россию, в 1824 г. По достоверным сведениям, общество сие не имело никакой возмутительной цели. Главные его правила были: учиться, не пить, не играть в карты, помогать своим товарищам, а политическая цель была, чтоб распространять Польскую Национальность[993].
Мицкевич и Малевский люди образованные, тихие, скромные, ведут себя отлично в отношении нравственном и политическом и вовсе исцелились от своей школьной политики. Московский Военный Генерал-Губернатор Князь Голицын особенно им покровительствует и неоднократно ходатайствовал за ними (sic). По ходатайству Князя Голицына Малевский, как искусный законник и Магистр Прав, определяется в Сенатские Метрики, где он будет весьма полезен Сперанскому при составлении свода Польских Законов. Сперанский знает о достоинстве Малевского. Мицкевич ищет себе места в Министерстве Внутренних Дел[994].
Казалось бы, лучше всего, чтоб не мешать переселению этих смирных молодых людей из Москвы в Петербург. Во-первых, этим Правительство получит много приверженцев между молодыми Поляками; во-вторых, пора бы предать забвению детские проступки; в-третьих, если Мицкевич и Малевский так хороши, как об них со всех сторон относятся, то они не только не сделают вреда, но произведут пользу в Петербурге, поселяя в юношестве хорошие правила; если же окажется, что образ мыслей их не таков, как о том свидетельствуют, то здесь лучше и удобнее за ними наблюдать и, в случае нужды, принять свои меры. В Москве же между молодыми людьми пребывание их не может быть полезно, ни им самим, ни другим, ибо дух Московского юношества известен[995].
983
См.: Вержбовский Ф. К биографии Адама Мицкевича в 1821—1829 гг. // Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. СПб., 1898. Т. 66. № 5. С. 41 и сл.; и записанный П. И. Бартеневым рассказ о Мицкевиче (Русский архив. 1898. № 7. С. 480; с опечаткой в годе).
984
* [Данное примечание отсутствует. — Прим. lenok555]
985
Пушкин A. С. Соч. / Под ред. С. А. Венгерова. СПб., 1909. Т. 3. С. 344.
986
См.: Погодин А. Л. Адам Мицкевич. М., 1912. Т. 2. С. 72—75.
987
В действительности Мицкевич был кандидатом и магистром философии Виленского университета, а затем — преподавателем в Ковенском уездном училище.
988
См. об этом, между прочим: Вержбовский Ф. К истории тайных обществ и кружков среди литовско-польской молодёжи 1819—1823 г. // Варшавские университетские известия. 1897. № 8—9; он же. К биографии Адама Мицкевича в 1821—1829 гг. С. 5, 22—20 и др.
989
Т. е. указа 1822 г. о закрытии масонских и других тайных обществ.
990
Граф И. О. Витт управлял в 1824 г. одесским Ришельевским лицеем, в который Мицкевич тогда изъявил желание служить (см.: Вержбовский Ф. К биографии Адама Мицкевича в 1821—1829 гг.).
991
Мицкевич вместе с товарищем своим Малевским возбуждали ходатайство об отпуске их на родину, «для устройства семейственных дел», ещё в августе 1826 г., но тогда не получили на это разрешения (см.: Вержбовский Ф. К биографии Адама Мицкевича в 1821—1829 гг. С. 65—68).
992
* Ныне цитируемый текст атрибутируется Ф. В. Булгарину (см.: Булгарин. С. 274).
993
Это выражение взято Фоком прямо из записки Пушкина.
994
Это неверно: Мицкевич желал перейти на службу в Коллегию иностранных дел (Вержбовский Ф. К биографии Адама Мицкевича в 1821—1829 гг. С. 92 и сл.).
995
На этой записке нет никаких помет; между тем на двух других, одновременно посланных, есть карандашные пометы Николая I, свидетельствующие о том, что они были читаны императором.