Время Волка

– Ты просто не хочешь ничего делать! Тебе удобно чувствовать себя обиженным! Ах, не позвали! Ах, не пригласили! Ах, я больше не в моде! Так сделай что-нибудь, чтобы быть в моде!

– Что? Надеть короткие штанишки? Покрасить волосы в зелёный цвет? Начать писать рок? – не выдержал Лёня.

– Да хоть бы и так! Зайцева начала петь рок! А Агдавлетов вообще ушёл в бизнес! Свет клином на твоей сцене не сошёлся!

– Сошёлся! – рявкнул Лёня во всю силу поставленного баритона, неожиданно зло. – Для меня – сошёлся. Я не буду петь рок и не пойду торговать колбасой. Не лезь, пожалуйста, туда, куда тебя не просят. Ты живёшь в своё удовольствие, занимаешься… чем ты там занимаешься? Ну, чем тебе нравится, тем и занимаешься. В тепле и уюте. И не надо диктовать мне, что писать и петь! Я никому ничем не обязан! И семеро по лавкам у нас вроде не сидят!

Это было так обидно и, как мне казалось, несправедливо. Мы не разговаривали несколько дней, пока он снова куда-то не уехал. Потом вернулся с толстой пачкой денег, швырнул мне на стол и исчез уже на месяц.

Да, сложное было время…

* * *

Леонид Витальевич сидел в кресле, прикрыв ноги пледом, и пытался читать. На коленях у него лежал томик Бунина «Тёмные аллеи». Он давно хотел его перечитать, но всё не находилось времени. У действующего артиста вообще редко есть время на серьёзную литературу, в самолёте или зале ожидания проще и удобнее коротать часы за газетой. Хорошие книги требуют вдумчивого и неторопливого чтения.

Томик он купил вчера в ближайшем книжном магазине. До этого пытался читать с Настиного планшета, но быстро вернул электронное чудо хозяйке – в его руках оно вело себя непредсказуемо, само по себе переворачивало страницы и выключалось. Но и после покупки бумажной книги дело не шло – он никак не мог сосредоточиться на том, что читает. Леонид Витальевич поминутно поднимал голову и поглядывал поверх очков на Настасью, пристроившуюся с шитьём у окна. Такая умиротворяющая картина: женщина с рукоделием на фоне серого питерского неба. Белые волосы собраны в хвост, кончик языка прикушен от усердия, тонкие пальцы ловко обращаются с иголкой и ниткой. И благословенная тишина: не бормочет телевизор, не играет музыка, не доносятся голоса спорящей жены и домработницы, не лает собака. Впрочем, он хотел бы, чтобы Маэстро был здесь.

Так странно. Натали одно время увлекалась вышивкой, мастерила какие-то там подушечки с цветами, которые потом валялись по всему дому. Но его хобби жены только раздражало – раздражали и подушечки, не вписывающиеся в интерьер, и то, что ему предлагалось каждый раз по возвращении домой восхищаться ими. Ему после очередного концерта и банкета вот только о подушечках поговорить и хотелось. А уж любоваться процессом ему и в голову не приходило. Теперь же вот, любуется.

Настя не вышивала подушечку. Она шила тряпичную куклу, на вкус Леонида Витальевича, весьма страшненькую, с выпученными глазами и растрёпанными волосами.

– На заказ, – объяснила она. – Ты задержался, а у меня клиенты ждут, я не могу их подводить.

– Это-о что, ву-уду? – уточнил он, с опаской поглядывая на заготовку.

– Почему обязательно вуду? И нет, я не буду втыкать в неё иголки. Просто заговорённая кукла на удачу – в бизнесе, в любви, в учёбе. Не лезь, пожалуйста, великий специалист.

Он не обиделся и лезть не стал. Тихонечко уселся в уголке с книжкой и размышлял, каким необычным получилось на сей раз их свидание. Ничего подобного за все годы их романа не случалось. Впервые Настасья не отправляла его домой, не выгоняла. И они даже не ссорились. С первого дня всё пошло не по обычному сценарию, не было даже бурной любовной сцены, с которой всегда начиналась встреча. Настасья тогда угадала: Леонид Витальевич и правда не слишком хорошо себя чувствовал, и они весь вечер просто пили горячий чай и разговаривали обо всём на свете, больше не возвращаясь к темам, которые слишком волновали Волка и о которых он очень не хотел думать. Настю ничуть не смущало его заикание, но она как будто стала к нему… нет, не добрее – терпимее. По крайней мере, они ни разу за вечер не поссорились, даже не поспорили.

Она словно почувствовала, что сейчас ему нужно: тишина, уют и уверенность, что его понимают и принимают таким, какой есть. И то, что происходило между ними в следующие дни, больше всего походило на семейную жизнь. Странную, непохожую на весь его предыдущий опыт ни с Оксаной, ни с Натали. Почти идеальную – с долгими вечерними разговорами и утренним кофе в постель. Который варил он. Но зато на второй день им почему-то не доставили еду из давно обслуживающего их ресторана. Курьер просто исчез где-то по пути, а есть очень хотелось. И Настя вдруг нажарила картошки, которую они ели прямо со сковородки. А в книжном магазине, куда они отправились за Буниным, она прихватила коробку пазлов. И Леонид Витальевич, как ребёнок, вместе с ней с увлечением целый вечер ползал по полу, собирая картинку из кусочков.

Возможно, всё дело во внезапно образовавшейся паузе, уговаривал он себя. Вспомни, когда ты последний раз мог позволить себе целую неделю отдыха? Тебя не дёргают со всех сторон: приехать, выступить, поздравить, сняться. Ты спишь, сколько хочется, не меняешь часовые и климатические пояса, не отдаёшь энергию залу, не глохнешь от гремящей на сцене музыки. Конечно, ты стал спокойнее и мягче. И тут же обрывал сам себя: ну да, только ты занимался любимым делом, не заикался и тебе не грозила уголовная ответственность. Нет, подожди, признайся себе, твоё любимое дело давно превратилось в рутину, в бег от самого себя. И ты выходишь на сцену не ради денег, а только из-за аплодисментов. За лишним подтверждением того, что ты хоть кому-то нужен. И в чём ты себя сейчас пытаешься убедить? Что твоя жизнь с Настасьей могла сложиться совсем иначе? И что ты, старый дурак, сделаешь? Сейчас отличный момент, жена грозила разводом и вообще куда-то пропала. Кстати, ты даже ей не позвонил. Давай разводись и делай Насте предложение. И ничего, что она моложе почти в три раза, сейчас так модно. Все глянцевые издания с удовольствием о вас напишут, какой мощный пиар! Твоя популярность взлетит до небес, если, конечно, тебе оно надо. Но что ты будешь делать дальше? Тихонечко разваливаться, постепенно превращая жизнь девочки в ад? Да и кто тебе сказал, что она согласится жить с тобой постоянно? Откуда такие далеко идущие выводы? Только из-за того, что вы в кои-то веки не ссоритесь? Хватит уже фантазировать.

– Действительно, хватит, – негромко произнесла Настя, не отрываясь от шитья. – Спорить с самим собой очень вредно для психики.

Леонид Витальевич вздрогнул так, что несчастный Бунин свалился на пол.

– Я ве-едь про-осил так не де-елать! Не о-очень при-иятно созна-авать, что тво-ои мы-ысли кто-то чи-итает.

– Я не читаю. Просто от тебя фонит. Поставь бедного писателя на полку, он всё равно тебе не лезет, и сделай чаю.

Леонид Витальевич усмехнулся, но последовал совету. Пока возился с чайником, представлял, чисто теоретически, какой могла бы быть их семейная жизнь. У Насти самый расцвет карьеры, к ней толпой идут посетители: приворожить, вылечить, порчу снять. А он, никому уже ненужный певец на пенсии, сгорбленный, с палочкой, только и шкандыбает от кабинета к кухне, чтобы приготовить колдунье чай. Обязательно горячий, но не кипяток, градусов девяносто. Чёрный, но лучше зелёный, и упаси бог положить туда сахар. Да, и чашку подавать, держа на ладони, чтобы руки не касались краёв. Волк усмехнулся. Это его собственные требования к подаче чая за сценой, которые неукоснительно соблюдала Ленуся. Чай не должен был быть слишком горячим, чтобы не обжечь связки. И насчёт рук – Волк был довольно брезглив, сказывалось бабушкино, а потом Борькино воспитание, врачи ведь редкие чистюли. И да, он любил зелёный чай без сахара.

Когда Леонид Витальевич вернулся в комнату с двумя дымящимися чашками, Настя закончила куклу и теперь сидела, сложив руки на коленях, явно поджидая его.