Страница 2 из 4
— Да ладно, дочка, я понял, не надо, — замахал он руками. — Просто лопочу по-стариковски, что в голову придёт. Старость болтлива. А от всех этих био-нано у меня в ушах рябит.
— Да, сэр, — согласилась Лиджин Доусон.
Он снова достал свою трубку, сжал её зубами-имплантами, пососал задумчиво, и, казалось, готов был задремать. Кресло, почувствовав позывы расслабиться, чуть изменило форму, подстраиваясь под положение тела. Бекхайм недоверчиво оглянулся на спинку, едва не выронив изо рта тяжёлую трубку, покряхтел, пряча её обратно в карман.
— Я затем и пришёл, дочка, — сказал он.
— Простите, сэр? — не поняла она. — Зачем — затем?
— А я не сказал? — удивился он. — Умереть хочу.
— Простите, сэр, но… — барышня, кажется, смешалась и не знала, что говорить и что думать. Может быть, настоящая всё‑таки? — Простите, но… Я не понимаю, — сдалась она.
— Да ты не тушуйся, дочка, — успокоил Бекхайм и даже руку протянул, чтобы погладить её по голове, но рука упёрлась в невидимую преграду — будто воздух сгустился до степени резинового мячика, так что пальцы при всём усилии не могли погрузиться в него больше чем на сантиметр.
— Прошу прощения, сэр, — сказала Лиджин Доусон. — В целях безопасности персонала у нас работают нанофактураторы.
— Нано… фрато… — попытался выговорить он вслед за ней, но только вздохнул и безнадёжно махнул рукой. — Ладно, пусть работают: оно, может, и правильно.
Она помолчала с минуту, исследуя взглядом сморщенное лицо старика, пытаясь проникнуть за мутную блеклость его слезящихся глаз, рассмотреть мысли, прочитать в сети морщин чувства.
— Нано… — ворчал Бекхайм. — Нано… Как вы жить‑то дальше думаете, молодёжь… Слов одних новых насочиняли сколько — никакой памяти не хватит… А от людей прячетесь. Нанофартеры?.. Не-ет, помирать надо…
Она терпеливо ждала. Чип NICS-18.2.W работал сейчас в цикле проверки прерываний. Лёгкая интерференция внимания и сосредоточенности, вызванная модулем статичного ожидания, неизменно доставляла приятные ощущения за счёт наполнения энергетической матрицы. Лиджин Доусон установила этот чип совсем недавно; потратила на него хорошие деньги, но оно того стоило. Не самая дорогая и продвинутая модель, конечно, но на NICS-22, или, лучше, на тридцатую серию, она ещё заработает. Апгрейд сделать никогда не поздно.
— Так вот, дочка, — оживился старик, — я зачем пришёл‑то… Увидел я по телику вашу рекламу…
— По телику? — воспользовалась она сделанной паузой.
— Ну, по этому… Как вы его называете, дай бог памяти…
— Поняла, сэр, — кивнула Лиджин.
— Ага. Ну вот… Там ещё дельфина показывали, этого, как его… Элвис, да. Такой хороший дельфинчик получился из кого‑то! Я прям слезу пустил по-стариковски‑то, хе-хе… Ох, старость… Лет сто тому я таким жалостливым не был. Да что там говорить, сто лет тому назад я и представить не мог, что… Сто лет… Сто! Ты вслушайся, дочка — сто! Страсть господня.
Лиджин Доусон терпеливо ожидала. Впрочем, определение «терпеливо» здесь не очень подходит. Она ожидала — с наслаждением. В состоянии покоя ячейки энергетической матрицы стремительно заполнялись; параэндорфины поступали в обработку непрерывным потоком, принося ощущение бодрости, готовности, уверенности в своих силах. Приятно покалывало кончики пальцев, росла острота ощущений, поступающих от органов чувств — она слышала, как тикают старинные часы на запястье у Бекхайма. Лиджин Доусон почти не отрицала этого жалкого старика, во всей его без малого полуторавековой дряхлости, лишнести, бесполезности.
А Бекхайм, покачал головой, поцокал языком, опять достал свою древнюю трубку и сунул мундштук в рот. Ничто так не давало ему ощущения полноценности жизни, как душноватый привкус табачного перегара на языке.
Когда ему расчистили и огородили небольшой участок земли, на окраине, за бывшей Хайлэнд-сквер, первое, что он сделал — посадил табак и розы. Бо́льшая часть семян табака оказалась невсхожей за давностью лет, но некоторые прижились. А вот розы, которые так любила Ханна, — не поднялись. Ни одна. Не захотели они жить в этой земле, на этом воздухе, в этом чокнутом нано-фрато-комби мире, где они давно никому не нужны. Зачем кто‑то станет мучиться с живыми розами, если их можно смоделировать, скомпилировать, распечатать. Уж не сложней, чем человека‑то.
На участке, за домом, он «посеял» и саму Ханну: закопал прах из урны, поставил оградку. Эти предлагали ему заказать бесплатный памятник, в любом дизайне, из полифлекса, но он почти полгода прождал, пока из России ему доставили небольшой пакет соснового бруса. Денег и времени ушла уйма, зато теперь на могиле Ханны стоял самый настоящий деревянный крест.
— Да-а, — вздохнул Бекхайм, отправляя трубку на место, в карман. — Так вот я и говорю, дочка, посмотрел я на вашего этого… Элвиса, да… и думаю себе: и от пустой забавы можно получить толк, если правильно подойти.
Лиджин Доусон кивнула, чуть улыбнулась «пустой забаве», добавила во взгляд внимательности и готовности. Матрица была почти полна, так что можно расходовать эмоции, не жалея.
— В общем, дочка, чтобы долго не ходить вокруг да около, пожил я слава богу, пора и честь знать.
— Другими словами, сэр, вы хотите заключить с концерном «Пелмакс Лайф Энерджи» контракт на рекомбинацию наноструктуры с последующей интравитацией в иную, заранее оговорённую, структуру.
— А? — Бекхайм открыл рот, приподнялся, щурясь на собеседницу. — Чего говоришь, дочка?
Спинка кресла немедленно трансформировалась под новое положение тела. Возможно, это тоже была до недавнего времени иная наноструктура, которая после рекомбинации стала креслом, заботливым и услужливым. Ведь кем только не мечтает стать человек, когда ему невыносимо тяжело или невозможно оставаться самим собой. И это ладно, если дельфином. Но кому‑нибудь могла же прийти в голову и мысль стать офисным креслом…
— Вы хотите стать кем‑то или чем‑то другим, сэр, — постаралась она подобрать понятные старику слова. — Продолжить бытие в новом качестве.
— Да, — закивал он. — В точку. Не дельфином, конечно, как ваш этот… как его… Ага, ага, Элвис Рош, ну и ладно. Он теперь дельфин Элвис, хе-хе. Вряд ли кто называет животинку по фамилии, хотя, думаю…
— Это был его выбор, сэр, — мягко оборвала Лиджин Доусон. — Каким бы ни был этот выбор, к нему следует относиться с уважением и пониманием.
— Так это… — смущённо крякнул старик. — Я отношусь. Потому и пришёл к вам.
— Вы в самом деле решили рекомби… стать другим?
— Решил, — кивнул Бекхайм.
— Но вы должны понимать, сэр, что обратной дороги не будет. Повторная рекомбинация невозможна, — традиционно предупредила Лиджин, как предупреждала всех приходящих в этот офис. Вы хотите стать аквариумной рыбкой? Странноватое желание, конечно, но — пожалуйста. Только вы должны помнить, что обратная рекомбинация… Итак, вы определились с новой структурой?.. Вы хотите стать электромобилем? Компьютером? Унитазом? Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Всё это очень полезные и необходимые вещи, ваш выбор понятен. Но вы должны сознавать, что обратной дороги не будет.
— А она мне нужна? — дёрнул подбородком Бекхайм. — Не нужна она мне, обратная дорога.
— Даже не знаю, сэр. Вы — старейший житель Земли, и, наверное, я… я не могу самостоятельно принять решение в вашем случае. Я всего лишь сотрудник третьего уровня сложности.
— Сложности, — повторил старейший, снова вытягивая из кармана трубку. — Ага… Но дело‑то несложное, а?
— Полагаю, в вашем случае оно выше уровня моей компетенции.
— А-а… — Бекхайм покивал, пососал трубку, мучаясь желанием раскурить её немедленно. Поморщился, сунул обратно в карман. — И как же нам быть?
— Понимаете, сэр, жизненный ресурс у вас ещё довольно велик, вы формально здоровы, и главное — вы особый человек, старейший житель планеты. Конечно, ваша воля — это ваша воля, и никто не имеет права препятствовать её исполнению, если исполнение не задевает ничьих интересов. Но… А если не секрет, — зачем вам это?