После

Он надел шлем. Последние слова его речи показались слегка овеянными мраком, ведь ни от кого больше нельзя было укрыть, как страшен их враг, и чем ближе он был, тем больше сомнений внутри людей возникало.

Свет, заполонивший их умы, боролся теперь с зарождающимся ужасом. Но пока они видели своего стратега и его решительность, то могли держаться уверено.

Таврион стукнул об камень своей двухсторонней секирой и спрыгнул, встав в первые ряды.

— Вперед! — крикнул он в сторону своему помощнику.

Рог протрубил наступление.

Белый штандарт над фалангой наклонился вперёд.

Фаланга двинулась.

Сражение началось.

Медленно и тяжело шагало рыцарство по рассыпчатому каменистому дну коварного ущелья. Вверху же в звездную щель превратилось в небо. Лязгали доспехи, шумели щиты и копья. Кроме лат, молчанием были скованы воины.

Когда наверху показались в небе десятки и сотни черных драконьих теней. Лучники стали пускать стрелы вверх, страх волной прошелся по отрядам стрелков, они стали выбегать из редких порослей и метаться меж валунов. Драконы летели на них, хватали отдельных лучников и уносили в небо, в них летели стрелы, какие-то драконы падали, усеянные арбалетными болтами.

Враг приближался…

Вдох.

Выдох.

Все сжимается внутри.

Черная бронированная орда налетела внезапно на стройные ряды фаланги. Копья затрещали, они ломались об броню, вынимались мечи, крушились щиты, звенели латы. Засверкало молниями клинков поле брани.

Рубка.

Падали рыцари мертвыми, их утаскивали твари и разрубали тесаками на части.

Рыцари наступали, крушили тварей, ломали их шлемы ударами булав, мечами резали в зазоры, топтали их, отрубали им руки и ноги, заливая все их черной кровью.

Раненных воинов отводили в глубину строя и утаскивали назад из ущелья, новые свежие рыцари шли вперед и заступали вместо товарищей.

Сверху летели стрелы, падали камни, тварей давили и истребляли. Вскоре они начали отступать.

Но вдруг из черной толпы вырвались серокожие крылатые монстры и устремились целыми облаками вверх. Копошащиеся тучи серых крыльев взвивались огромным столбом. Они быстро достигли краев расселины и вступили в бой со стрелками, что не могли им сопротивляться и разрывались на куски.

Трупы падали сверху, чести тел, лилась кровь.

Кровь уже шла дождем, прямо в полете монстры поедали убитых людей.

Белые доспехи рыцарей окрашивались в красный.

И вдруг вновь наступила темнота.

— Нет! Нет! — кричал Таврион, — держите строй, тьма не продлится долго! Идите на мой голос! Слышьте меня, рыцари города!

Но воины не хотели слышать его, их глаза не видели ничего, ни собственных рук, ни даже очертаний чего-либо, а лишь одну черноту, которая заполнила мира в эти страшные мгновения, подобные слепоте.

— Нет! Бежим! — кричал кто-то в толпе.

— Моя рука, они пожирают мою руку! — раздавались крики боли.

— Держите меня, держите, они утащат… — оборвался чей-то голос.

Вскоре уже не было криков, только чавканье и хриплый вой нелюдей, звуки надламывающихся тел. Разверзлась колоссальная трапеза. Ползали везде и жрали людей, твари сдирали шлема и выдавливали глаза, ели лица людей, пока другие отрезали им конечности, снимали латы, кинжалами разрезали тела.

В этом мраке, Таврион размахивал секирой и брел назад, он рубил все, что попадалось ему, отталкивал и отчаянно бежал, под ногами были скользкие тела, он падал среди бронированных мертвецов, слышал плеск крови кругом. Холодная кровь проникла под латы, когда упал. Мокрый он встал и побежал, разбрызгивая что-то. За спиной копошились и скреблись, хрипели.

Нигде больше не было слышно криков.

Тишина наступила.

Стихли бравые выкрики воинов, не шумела больше сталь.

А только раздавались отзвуки чьей-то трапезы в этой темноте.

_____

В низине было тепло.

Здесь были зелёные луга, они спускались к реке, её берегу из гладких камушков, средь которых текла чистая вода. В ней плавали серебристые рыбки, приносившие путешественникам удачу.

Неслышно звенело белое солнце.

Здесь не было зимы, но все же было прохладно.

"Пока мир умирает, это место живет… Зелёная трава, как давно я её не видел…"

Стратоник меланхолично пал на колени у края тропы и стал ладонями медленно водить по траве и мелкому кустарнику.

— Ну же, идем, — сказала Табия, — давай, Люций ждет.

Она рассматривала с плохо скрываемым интересом человека, изредка кидая взгляды в спину Люция, что шел впереди медленно, черный плащ его чуть развевался от ветра.

Закрыв глаза, префект ощущал кожей приятный ветер, спокойная улыбка растянулась.

— Здесь хорошо.

— Да, здесь и не подумаешь, что твой мир уже мертв, — едко добавила Табия и захихикала.

— Заткнись, — человек ухмыльнулся.

Они вновь неспеша двигались.

Преодолев брод, они увидели на краю рощи, полу-окруженный деревьями большой белый дом, похожий на храм. Его двухскатная белая крыша была подперта ребристой колоннадой с округлыми пьедесталами и ажурными капителями, изображавшими свитки. Перед домом была площадка, вымощенная массивными белокаменными плитами, сиявшими на солнце.

Внутри, за колоннами были стены и вход, двери из темной древесины, оббитой золотыми полосами по краям, у них были круглые тяжеловесные ручки.

Люций взял одну из них и потянул на себя, высвободив застарелый скрип.

Внутри был пыльный полумрак. Свет косыми столбами падал из щелей мелких окон у потолка. Исходил запах мокрого гниения. И в этом полумраке на скамьях, напоминавших каменные саркофаги в склепе, тут и там, сидели или лежали разные люди.

"Они только выглядят, как люди. Демоны. Но что с ними?"

Медленно повернулся демон, черный плащ его колыхнулся.

— Вот они, мои братья, — Люций говорил с присущей ему грустной улыбкой, — Когда-то были они смелыми людьми, лучшими воинами, отдавшими свои земли, мудрыми жрецами, забывшими своих богов, лучшими людьми.

— Что за уныние? — сказал гневно Стратоник, — и все же, с каким дерьмом мы ведем войну.

— Я хочу, чтобы ты знал, какова демоническая природа, как тяжко душе совладать с ней.

— Меня тошнит от всей это слабости! — крикнул Стратоник, и ещё раз бесчувственно оглядел помещение, полное апатичных тел.

— Глумись, сколько влезет, — засмеялся Люций, — мне и самому уже на них плевать.

С этими словами, Люций вытащил меч с лязгом, столь громким в этой усталой тишине, и передал Стратонику, но тот лишь отвел рукоять в сторону, отвернулся и вышел на свежей свет дня.

— Признаться, — Люций вернул меч в ножны, — мне казалось, ты можешь проникнуться к ним сочувствием.

Где-то пролетела стая мелких птиц, послышалось щебетание.

Подул совсем летний ветерок.

— Я мог бы. И сам я устал от войны, от города, от вездесущей смерти. Сколько длится эта война? Сколько лет прошло? Никто так быстро не смог бы захватить континент… два? Три года?

— Три, — подтвердила Табия.

— Даже здесь уже нет жизни! В этом мире стало ужасным все.

— Не слышал прежде, чтобы ты так говорил? Разве ты не сражался так за этот мир?

— С приближением поражения понимаешь все несовершенство того, что защищаешь, и всю тщетность борьбы. Потому что все надламывается, и наружу вытекает внутренний сок. И от содержимого моего мира смердит.

— Я рад, что ты все ближе к нашим чувствам. Мы могли бы обратить тебя, — в голос демона примешалась толика бодрости.

— Обратить? — с отвращением спросил Стратоник, полуобернувшись.

— Да. Мы могли бы взять твою душу и подарить ей новую природу. Это называется среди нас обращением.

— С чего ты взял… я не смог бы даже задуматься об этом!

Стоя, прислонившись к колонне, Табия внимательно следила за их разговором.

— Нет, нет, — Люций немного задумался, потупив взор, потом поднял голову и стал мерно шагать, — пойми, не всякая душа способна выдержать эту природу. Все эти люди, жаждали власти, влияния, богатства. Они шли на поклон к нам, видели нашу силу и мощь. И стремились к ней присоединиться. Но, все они, в глубине своей, были слабы.