Ты никогда не исчезнешь

Странное отражение убрало с лица волосы.

— Не очень приятно, когда тебя называют фантомом. Призраком!

— Не обижайся. Я просто рассуждаю вслух, — сказал Том. — Я вообще редко с кем разговариваю. Не так уж много у меня друзей. Кстати, меня тоже обзывают фантомом. Я Фан-ТОМ. Потому что меня зовут Том.

Отражение улыбнулось.

— У меня друзей тоже немного.

— Да что ты!

Улыбка в зеркале застыла. Отражение с обиженным видом принялось взбивать на голове шапку белой пены.

— Значит, ты решил, что я призрак?

— Нет... То есть не знаю, все сложнее. Знаешь, что я на самом деле думаю? Что ты — воспоминание о моем прошлом! Ты — мой фантом и пришел из одной из мо­их прошлых жизней.

Белая пена стекала по лицу отражения, видны были только глаза.

— Ух ты! Из прошлой жизни! Я такой старый? — Отражение приблизилось к стеклянной перегородке, его лицо тоже было в пене, как и у Тома.

Мальчики пристально вглядывались друг в друга.

— А если я тебе все объясню, ты никому не расскажешь? Потому что это секрет.

— Как же я могу кому-нибудь рассказать, если я фантом?

— И правда! — Том улыбнулся. — Ладно, постараюсь тебя не обидеть, но ты должен знать правду. Насколько я знаю, ты умер, когда тебе было десять лет.

Отражение смахнуло пену, от которой у него щипало глаза.

— Мне скоро будет десять. Значит, я умру?

— Да нет же, ты уже умер! Десять лет назад. Примерно тогда же, когда я родился, и твоя душа, ну то есть твое сознание, твои мысли, все это переселилось в мое тело. Вот почему я тебя вижу и могу с тобой разговаривать. Ты — будто воспоминание о моем прошлом, будто я вижу себя в зеркале, но с запозданием на десять лет! И с другим телом и другим лицом.

— Мы все-таки похожи, — заметило отражение.

— Да, немножко... И у нас одинаковые шорты. По ним я и понял, что ты — мой фантом.

Отражение сдуло пену с кончика носа, пузырьки взлетели и облепили стеклянную перегородку.

— Ты бредишь! Но мне нравится тебя слушать, — сказало отражение, разглядывая Тома.

На этот раз обиделся Том.

— Не веришь мне? Давай проверим. Контрольный вопрос: скажи, что тебе нравится?

— Кроме твоего бреда?

Том вздохнул. До него начало доходить, что его фантом не так уж легко поддается приручению.

— Да, кроме этого! Хватит тупить!

— Ну, плавать, как ты догадываешься... И от музыки я тащусь.

— В точности как я! Вот видишь!

— Нет, прости, не вижу. Разве не все мальчишки нашего возраста от нее тащатся? — Ополоснувшись наконец под душем, отражение наклонилось и подобрало флакон с шампунем. — Извини, Том, мне пора. Еще увидимся. Приятно было с тобой поболтать, узнать, что я умер, и все такое!

— Ладно, беги. И не расстраивайся. Мы все равно еще встретимся. Мне достаточно закрыть глаза — и ты появишься где и когда мне захочется... Ведь ты у меня в голове.

Отражение замерло на месте.

— Ты точно спятил! Ты что, правда не видишь, что я живой? Смотри.

И вдруг принялось изо всех сил стучать по перегородке. Грохот разносился по всей раздевалке. Тут же появился Максимильен. Ему не хотелось мочить шлепанцы, и он крикнул издалека:

— Что здесь происходит?

— Ничего, все в порядке, Макс, — отозвался Том.

Тренер ушел, снова влез на свою вышку.

— Вот видишь? — Отражение торжествовало.

— Что вижу? Ты не понимаешь, что это я все придумываю? Ты как кукла, деревянная марионетка вроде Пиноккио. Вообразил, будто можешь дышать, и не понимаешь, что двигаешься, только когда кукольник дергает за нитки.

Отражение засмеялось.

— Ты в самом деле псих! Ничем тебя не убедить, что я обычный человек? Ну ладно, попробую в последний раз. — Он положил флакон с шампунем на пол и подтолкнул ногой, чтобы тот проскользнул под стеклянной перегородкой. — Лови и убедись, что он настоящий!

Том посмотрел вниз и прочитал на покрытой пеной этикетке:

— «Мягкий шампунь. Мед и овес». — И, внезапно пошатнувшись, уперся руками в перегородку, чтобы не упасть. — Ты... ты моешь этим голову?

— Ну да. А что такого? Овес для фантомов — как чеснок для вампиров, да?

Том не отреагировал на шутку. Ему стало трудно дышать, он смотрел на флакон, как на пузырек с ядом.

— Значит, ты ничего не помнишь? — в конце концов прошептал он. — Ты потерял воспоминания.

— Эй, Томми, мне нравится, как ты валяешь дурака, но ты начинаешь меня пугать.

Мальчик наклонился и подобрал свой шампунь.

— Мне пора. Кстати, если я призрак, который все забыл, скажи мне, как я умер?

У Тома загорелись глаза. Неужели фантом наконец-то начинает поддаваться и позволит себя приручить? Он посмотрел в сторону бассейна.

— Ты утонул!

— Ага... — Фантом, изо всех сил стараясь не показать, что его это задело, прибавил: — И еще... Скажи, как меня звали?

— Почему «звали»? Имя-то не поменялось после того, как ты умер! Тебя звали и вечно будут звать... — Том сделал небольшую паузу. — Эстебан!

Эстебан? — безмолвно повторил за ним фантом.

Странный мальчик до крови закусил губу, чтобы не закричать. Словно все воспоминания нахлынули разом, словно до призрака только теперь дошло, что он в самом деле умер.

Он молча повернулся, избегая встречаться глазами с Томом, и побежал в раздевалку, скользя босыми ногами по мокрому полу.

Забрать вещи, одеться и уйти. Как можно быстрее.

В кулаке у Эстебана была зажата монетка в один евро — для его ячейки в раздевалке.

Третья стадия: Юная душа

Мадди, юные души нетерпеливы, честолюбивы и отважны. И эгоистичны. Они хотят оставить след, любой ценой, не зная, что время у них есть. Так много времени и так много других жизней. Если бы мир был населен только юными душами, он вскоре оказался бы предан огню и мечу. Но без юных душ мир был бы лишен плоти и пыла.

IV Интуиция Апифобия 14

— Габи, тебе не попадалась моя флешка?

— Твоя что?

Габриэль высунул голову из-под душа. Только голову. Я видела его через приоткрытую дверь ванной. Сама я в спальне выдвигала один за другим ящики тумбочки, снова и снова вываливала украшения из шкатулки, перетряхивала простыни, выворачивала карманы одежды в платяном шкафу.

— Флешка! Та, на которую доктор Кунинг записал для меня все наши разговоры.

Теперь Габриэль высунул шею, руку и колено.

— А где она была?

И, не дожидаясь ответа, снова нырнул под душ, скрылся за перегородкой из матового стекла. Невыносимое безразличие! Раньше он кинулся бы мне помогать как есть, голый и мокрый. Раньше Габриэль не стеснялся.

Раньше...

Когда — раньше?

До того, как мы переселились в Овернь?

До нашей поездки в Сен-Жан-де-Люз?

До того, как я помешалась?

Я заорала, чтобы до него дошло, насколько важна эта флешка:

— Габи, какого черта, ты вообще понимаешь, что на этой флешке была... там была вся моя жизнь!

Далекий, размытый голос, пробиваясь сквозь шум воды, терпеливо повторил:

— Где она была?

— В моей сумке! Где, по-твоему, она могла быть? Она всегда была у меня при себе!

Я понимала, что выгляжу глупо, оттого что так завелась, что Габи ни при чем, мне просто надо было на ком-то сорваться.

Размокший голос полился снова. Я сомневалась, что он поможет мне успокоиться.

— Ой, да ты везде ее таскаешь, свою сумку! В машине смотрела? А в своем кабинете?

Спасибо, Габи! Вот если бы ты помог мне искать — это мне точно помогло бы.

— Да! Я уже везде проверила.

— Тогда тебе остается всего-навсего обшарить пятнадцать комнат на трех этажах. Флешку длиной в три сантиметра найти будет нетрудно.

Самое время для шуток! Я в пятый раз вытряхнула сумку на кровать, вывернула подкладку, убедилась, что швы нигде не разошлись.

В ванной мелькнула рука, дотянулась до полотенца.

— Тебе не помешало бы присматривать за своими вещами.

На этот раз я едва не взорвалась. Чья бы корова мычала! Я смотрела на скомканные носки, трусы и штаны Габи и чувствовала, что меня впору отправлять в психушку.