Ты никогда не исчезнешь

Амандина наконец подошла ближе, в последний момент, чтобы не пришлось томиться в очереди у гроба. Она шла осторожно, походкой куклы, у которой садятся батарейки, малейшее препятствие — и упадет. Походкой алкоголички, вот только у Амандины нет симптомов алкогольной зависимости. Скорее похоже на хроническую усталость. Я успела изучить ее походку, наблюдая за ней от источника над ее фермой, или от моста в Фруадефоне, или еще из двух-трех укромных мест, которые я нашла в заброшенной деревушке.

Да, это можно было бы назвать слежкой. Но я предпочитала называть это наблюдением, даже своего рода бдительностью. Почти профессиональным долгом.

Как бы то ни было, это навязчивое состояние.

Наблюдать за Томом. Следовать за Томом. Оберегать Тома.

Я знала, что не смогу продолжать так до бесконечности. Мне придется придумать другой план. Амандина в конце концов меня заметит. Она или социальная работница, Савина Ларош. Эта женщина, с тех пор как пришла на кладбище, то и дело искоса поглядывала на меня.

Пусть успокоится, я ничего плохого Тому не желаю, совсем наоборот!

Пусть они все успокоятся, я не сумасшедшая, я при­ехала сюда, чтобы их лечить, делать свое дело как можно лучше. Даже ощущая на себе тяжелые, давящие, настороженные взгляды. Я внезапно почувствовала себя слабой, потерянной. Мне нужна была помощь, самой с этим не справиться. И первым, о ком я подумала, был доктор Ваян Балик Кунинг, хотя я толком не понимала почему. Пытаясь отогнать его образ, я еще крепче стиснула руку Габриэля. 12

Мюрольское кладбище постепенно пустело. Некоторые направились к машинам, припаркованным на обочине, остальные разрозненными группками возвращались в деревню пешком. Спускаться легче, чем подниматься, все будто сбросили ношу с плеч, когда церемония закончилась.

Савина шла быстрым, решительным шагом, поглядывая на колокольню церкви и свисающие из окон мэрии трехцветные флаги. Она перекинулась несколькими словами с мэром и садовником Аленом. За это время Нектер и его спутница в шляпе и цветных колготках ушли вперед на сотню метров, но двигались они медленно, Савина без труда их нагнала. Пара цеплялась друг за дружку, словно чета старичков, вышедших на ежедневную прогулку, — маршрут всегда один и тот же, и все же они боятся потеряться.

— Астер, можно я похищу у тебя Нектера?

Астер отпустила руку Нектера, уступая место Савине:

— Забирай этого Усэйна Болта [7]. Мне все равно на­до идти лавку открывать.

Савина взяла под руку секретаря мэрии, который безропотно смирился со сменой партнерши.

— До вечера, братик, — попрощалась Астер и зацокала по асфальту каблучками ботинок, как у Мэри Поппинс.

Астер Патюрен держит в Бессе лавку «Галипот». Продает там разные штуки, которые туристам должны казаться экзотическими, полки заставлены исцеляющим лавовым камнем, омолаживающими кремами и мылом, склянками с родниковой водой, избавляющей от ревматизма, мазями от змеиных укусов, настойками на вулканической саламандре, а с потолка над головами покупателей свисают сплетенные из шерсти пятиногой овцы ловушки для снов, ведьмы на метле и марионетки, вырезанные из коры, подобранной в зачарованных лесах. Туристы в восторге, тем более что Астер, похоже, во все это крепко верит. Они с Нектером живут в квартире, которую обустроили над лавкой. Брат с сестрой почти ровесники, разница между ними меньше года.

Астер уже достигла деревни и скрылась из виду, как и все остальные. Теперь Нектер с Савиной шли одни среди лугов. Ходьба для Нектера — своего рода йога, почти мистическое занятие, где каждое движение, каждое усилие надо как следует прочувствовать.

— Ники, может, немного ускоримся? Хотелось бы вернуться в мэрию до темноты. Потому что если ты на каждом шагу будешь останавливаться, чтобы ненароком не раздавить муравья...

Нектер не обиделся. Он никогда не обижался и философски предоставлял миру опережать себя. Задумчиво посмотрел на Савину, на ее серую шерстяную коф­ту поверх крестьянского платья, на ее стройные ноги в грубых ботинках. Ему всегда нравился ее облик не­утомимой горянки.

— Иди вперед, если торопишься, не жди меня.

— Нет, ты мне нужен. Я хотела попросить тебя о помощи... — Савина замялась, прежде чем продолжить. — Скажи, ты никогда не думал еще послужить?

— Ты о чем?

— О твоей службе... Ты ведь раньше был полицейским?

Нектер остановился, разглядывая пасущуюся на соседнем лугу корову с темной шерстью. Та вытянула шею над колючей проволокой, будто прислушиваясь.

— И что же тебе понадобилось от бывшего полицейского?

— Чтобы он поработал, провел расследование.

— Для этого существуют жандармы. А чтобы они сюда явились, надо, чтобы кто-то совершил кражу или убийство.

Савина не сдавалась:

— Вот потому они и не явятся! И мне приходится обратиться к овернскому Шерлоку Холмсу.

— Скажи лучше — к Эркюлю Пуаро. Он ближе к сельской местности.

Социальная работница сделала вид, будто оценила шутку. Человек, который смеется, уже наполовину согласен.

— Я прошу тебя всего лишь навести справки. У тебя ведь остались друзья в полиции Клермона?

— Возможно... А о ком я должен навести справки?

— Угадай.

— Доктор Либери? Ты по-прежнему убеждена, что она готовится похитить этого мальчика, Тома Фонтена? Если она надеется получить от Амандины выкуп, то с тем же успехом можно ждать на вершине Санси следующего извержения.

И Нектер неспешно, как корова, которая возвращается в хлев, побрел дальше. Савина подхватила его под руку.

— За последние несколько дней я не раз заставала докторшу в Фруадефоне — у источника, у моста, на берегу реки. Рыщет вокруг фермы, будто шпионит за Амандиной и Томом.

— Она ведь живет в «Шодфурской мельнице», — напомнил Нектер, — вот и проезжает через Фруадефон.

— Ага! Теперь понятно, почему она всякий раз останавливается. Еще бы — ведь там есть «Мак-авто», торговый центр и ИКЕА! — Савина еще крепче вцепилась в руку секретаря, с трудом подавив желание его ущипнуть. — Я знаю, что говорю! С ней что-то неладно. Какой-то странный взгляд... Как к врачу к ней никаких претензий нет, но иногда кажется, будто у нее скрытое помешательство. Я ничего особенного не прошу, Нектер, просто разузнай о ее прошлом. Мы ведь ничего о ней не знаем. А у меня в таких делах есть интуиция, уж поверь.

— Ах, интуиция...

Нектер снова остановился и стал разглядывать траву на обочине. Они продвинулись на пятьдесят метров, до указателя «Мюроль» оставалось еще метров двести.

— Никогда не доверяй своей интуиции, — посоветовал секретарь мэрии, сорвав душистый колосок и поднеся его к губам. — Хочешь, я тебе в чем-то признаюсь? Именно из-за этого я подал в отставку. И больше ничего расследовать не намерен.

— Объясни-ка.

— Когда я служил в полиции, я только и говорил, что про мою интуицию. Воображал себя этаким Коломбо, ну, ты знаешь — полицейским, у которого особый способ сопоставлять улики. Такой убежден, что, полагаясь на свой нюх, идет прямиком к истине, не дожидаясь, пока ему сунут под нос доказательства.

Коровы на соседнем пастбище убрели прочь, как будто потеряли надежду на то, что эти двое двинутся дальше.

— Не дожидаясь доказательств, — повторила Савина. — Понятно.

— И постоянно промахивался. Из-за меня свидетели оказывались в камере предварительного заключения. Из раза в раз я ставил не на ту лошадь. Хуже того, упорствовал, воображая себя внутри детективных историй, в которых преступником всегда оказывается не тот, кого подозревали. Я не верил очевидному, выдумывал ловушки и сложные махинации... Но истина часто оказывается удручающе простой. Виновен тот, на кого указывают улики, и полицейскому остается лишь надеть на него наручники и составить протокол. В конце концов в участке меня прозвали Боколом — Коломбо навыворот. Стоило мне кого-то заподозрить, и его тут же вычеркивали из списка подозреваемых.

— Вот видишь, сколько им от тебя было пользы, — пошутила Савина, — коллеги не смогут тебе отказать. А что касается интуиции — оставь ее девушкам. Я всего лишь прошу тебя разузнать насчет Мадди Либери. Нет ли у нее судимости? И насчет смерти Мартена Сенфуэна тоже узнай.