Пьем до дна

Некоторые из этих стеблей ветвились, другие превращались в палки, похожие на дубинки длиной с рослого человека. Листьев не было, но были плоды, какие могут расти на какой-нибудь далекой планете, но никогда на земле.

Одни в форме слезы, покрытые короткими волосами и с острием, выходящим из узкого конца. Другие – продолговатые чаши, покрытые белыми волдырями и жесткими волосами. Третьи…

Нет смысла описывать их все. Достаточно сказать, что этот кошмар залит кошмарным фиолетовым свечением. Достаточно, чтобы я дрожал не только от столкновения с этими безумными декорациями, но с холодом, который, как лед, касался моей кожи.

Моей кожи! Я совершенно обнажен! Никакой одежды, нет даже бинтов на руке и ноге, ничто не закрывает меня.

Я воспринимал все это: невероятные джунгли, мою обнаженность – не по порядку, а единым, как молотом, ударом по сознанию. Но тут краем глаза я уловил движение слева и повернулся. Я пригнулся, стиснув зубы, и с инстинктом, заложенным в костях человека и заставляющим искать оружие, схватил камень.

В пяти шагах от меня лежала змея, пяти дюймов толщиной и длиной в рослого человека. Ее тупая безглазая голова была чуть приподнята, как будто змея обнаружила меня только по запаху и теперь медленно соображает, то ли забыть обо мне, как о недостойном внимания, либо наброситься на меня.

Опыт научил меня, что дикие животные, млекопитающие или рептилии, редко нападают на неподвижные существа, если не охотятся за пищей. Я заставил свои мышцы застыть – впрочем, они и так были напряжены – и, затаив дыхание, ждал решения чудовища.

Если оно набросится на меня, я брошу камень и отскочу в сторону. Да. Но это в лучшем случае будет один шанс на тысячу. У меня были основания знать, что большая змея неуязвима ни перед чем, кроме выстрела из слоновьего ружья; я знал также, что змея способна двигаться со скоростью молнии.

Я ждал… Волоски на шее поднялись от чьего-то злобного взгляда, от угрозы, по сравнению с которой змея ничтожна.

Какое-то шестое чувство заставило меня посмотреть вверх. Надо мной в воздухе, по-видимому, без всякой поддержки висела тварь, в гигантском теле которой были все ужасы, на какие способно воображение человека.

Тело диаметром в два фута круглое и покрыто фиолетовой шерстью. У него восемь ног с двумя суставами, длинней отвратительного торса, с которого свисают. Но вершина ужаса – его голова, из которой выступают острые клыки; из громадных глаз глядят черные огни ада.

В тот момент, когда я его заметил, чудовище собралось и прыгнуло на меня. Мышцы моих ног взорвались и отбросили меня в самое последнее мгновение для защиты; я вылетел из леса и оказался на поляне, покрытой неровными камнями. Волна накатилась на камни и обдала меня брызгами.

Чудовище не последовало за мной, и я потерял из виду змею. Я дико осмотрелся.

Только кисть Доре могла бы описать эту сцену. Я был крошечной мошкой в сердце невообразимо огромного пространства, насыщенного фиолетовым свечением; это не был свет, исходящий из одного источника; светилась сама текстура и позволяла видеть окружающее. Передо мной тянулись бескрайние бушующие воды.

За мной джунгли, а за ними поднимался какой-то темный пурпурный барьер. Барьер был с обеих сторон от меня, он изгибался, и я чувствовал, что где-то бесконечно далеко, в мирах от меня, его стороны соединяются.

Барьер уходил вверх миля за милей, лига за неизмеримыми лигами, и мое сознание не могло справиться с такой грандиозностью. Он был так высоко, что небо находилось не над ним, но было скреплено с его бастионами; только это сводчатое небо было черным, и на нем виднелись знакомые яркие звезды созвездий знакомого мира.

Я увидел созвездие Лебедя, а прямо под ним барьер превращался в вершину, и эта вершина была мне знакома. Я много раз смотрел на нее из лагеря Ванука. Каким-то невероятным, совершенно необъяснимым образом этот пейзаж иного мира располагался на том же месте, что и лагерь Ванука!

– Хьюламберт!

Я повернулся, услышав низкий голос, произносящий мое имя как одно слово. И увидел человека, стоящего на берегу, расставив ноги, и глядящего на меня. Непропорциональное тело этого человека укутано в облегающее одеяние из какой-то металлической ткани, блестящей, как шелк. У человека темное худое лицо с ястребиным носом и глазами стервятника. Это лицо из моих снов. И лицо маленького человека, который ночь за ночь преследовал меня в лагере.

Но он был того же роста, что и я!

– Кто… кто ты такой? – тупо спросил я, и пальцы страха сжали мне горло.

– Ванарк, – ответил низкий голос. Он горизонтально протянул перед собой левую руку, расставив пальцы, так что я смог увидеть перепонку между ними, и сказал то, что мне еще много раз придется услышать: – Гор Сура.

Странно, но я, словно не по своей воле, тоже протянул руку и ответил:

– Гор Сура.

Ответил машинально. Мой мозг не участвовал в произнесении этих слов. Он был ошеломлен неожиданным открытием.

Маленький человек не стал ростом с меня. Это я стал маленький, как он. Каким-то невероятным волшебством я уменьшился до двенадцати дюймов. Все сразу встало на свое место. Огромный барьер – это горы, окружающие озеро Ванука. Гигантские джунгли – высокая трава на берегу озера. Змея – земляной червь, а чудовище, которого я едва избежал, – паук. А это безграничное ревущее море – само озеро.

– Идем, Хьюламберт», – сказал Ванарк, опуская руку. – Надевай это, и идем.

Я машинально взял у него темный сверток, так же машинально, как ответил на необычное приветствие, повиновался его приказу. Это был какой-то внутренний приказ, но более сильный, снова призыв озера, которому я противился так долго и так безуспешно. В этот момент у меня не было своей воли. Только какая-то чужая внешняя воля, в ответ на которую я двигался.

Как только я взял сверток, он развернулся, и я увидел, что это такое же одеяние, как у него. Я оделся, вставив ноги в отверстие для шеи; каким-то образом я знал, что так нужно надевать этот костюм. Материал покалывал, как живой, и костюм, словно разумный, плотно охватил мое тело.

Надев костюм, я встал и, подражая Варнаку, натянул на голову капюшон, прикрепленный у меня за шеей. Капюшон полностью охватил голову и слился с окружением шеи; соединение получилось без малейшего шва.

Затем, повинуясь той странной силе, которая подавила мою волю, я вслед за Ванарком пошел в море.

Я мог видеть сквозь ткань и дышать через нее. Мог дышать, даже когда волна полностью покрыла меня. Казалось, ткань костюма способна, как рыбьи жабры, извлекать кислород из воды!

Вторая волна сбила меня с ног. Я поплыл – но перестал двигать руками, увидев, что Ванарк неподвижно лежит на поверхности. Неподвижно – относительно его конечностей. На самом деле он скользил в воде, не делая никаких усилий.

Я держался за ним, понимая, что меня тянет какая-то сила, которую я могу почувствовать только по ее действиям. А она тянула меня все быстрей и быстрей.

Я находился под поверхностью! Я опускался прямо в неизмеримые глубины озера Ванука. Не тонул. Просто все быстрей погружался, а передо мной и подо мной была все время смутная укороченная фигура Ванарка.

В Южных морях я нырял за жемчугом до глубины в двадцать фатомов [Фатом – морская сажень, 6 футов или 1.89 метра. – Прим. пер.]: это самая большая глубина, доступная незащищенному человеку. Но это было не ныряние, а стремительное падение в водную пропасть, неизмеримую и страшную.

Грандиозный спуск продолжался бесконечно. Я сознавал, что опускаюсь с такой скоростью, что нельзя сказать, что я тону; я опускаюсь прямо на дно глубокой подводной долины в милях от поверхности. В необычном фиолетовом свечении, пронизывающем эти адские глубины, куда никогда не доходит луч солнца, я видел под собой неясную фигуру Ванарка, всегда подо мной. Я даже сознавал, что расстояние между мной и всем, что мне знакомо, непрерывно увеличивается.