Нокаут

В первый же вечер после нашего приезда – а мы остановились у маминой сестры – к нам пришел какой‐то чужой дядя. Его звали дядя Джамал. Он увел маму и Алю в ресторан ужинать.

Вот так я познакомилась с маминым любовником (будем называть вещи своими именами). Вскоре с его помощью мама нашла жилье, и мы обосновались в Мары.

Надо отдать должное дяде Джамалу – он оставался с мамой еще несколько лет, а ведь был женат и бросать семью не собирался. Он поддерживал маму, а значит и нас, материально, брал на себя проблемы, которые в других семьях решает муж. По сути, Джамал стал нашим отчимом.

Не могу сказать, что все в моей семье были рады лицезреть его постоянно – Алевтина просто из себя выходила, едва Джамал переступал порог нашего дома. Она играла на фортепиано намеренно громко, всем своим поведением демонстрируя недовольство его присутствием. Может быть, Аля просто не могла простить матери, что та бросила отца, чтобы жить с этим дядькой? Вполне вероятно, учитывая их теплые отношения с папой.

Сама я к Джамалу относилась спокойно, а он был добр ко мне: интересовался моими делами, шутил со мной. Это было немного странно, ведь я ему никто.

Мы с сестрой пошли в местную школу. Аля – в третий класс, а я продолжила учиться в первом. Однажды после занятий в школе меня никто не встретил, а я город не знала, поэтому заблудилась.

Учительница даже не знала, что я долго болела и не училась, а еще оказалась в чужом месте после развода родителей: мама не потрудилась пойти в школу и объяснить это. В общем, первой оценкой в новой школе оказалась двойка по письму за то, что я написала диктант карандашом. Мама избила меня и заставила писать «отказную» в детский дом. Как же меня это напугало! От страха я не могла уснуть ночью, только и думая, что утром меня заберут в сиротский приют при живых родителях.

После развода мама стала еще более сурова к нам обеим, но ко мне – особенно. Теперь ей не требовался особый повод для очередного грубого слова и подзатыльника. Она могла ударить меня за незаправленную кровать, а за немытую посуду выгнать в ночной сорочке на мороз. Кричала на нас матом за все, что раздражало и злило ее, превратив нашу жизнь в фильм ужасов.

Сестре доставалось намного меньше, мама называла ее Алечкой, и в целом они неплохо ладили, особенно если сравнивать с отношением матери ко мне. Как я это выдерживала – не знаю.

Мама рассказывала такой случай:

– Однажды я сильно избила тебя, а ты сказала: «Мамочка, бей, хоть убей, я все равно тебя люблю!»

Тот случай я тоже помню. Было больно, и в комнате валялись клоки моих волос, а ночью я не могла уснуть: кожа головы горела. Но никак не удается вспомнить, за что мать наказывала меня, что такого страшного я натворила? Что вообще может сделать девочка семи лет, чтобы заслужить избиение и вырванные волосы?

Не желая быть голословной, расскажу о довольно стандартной для нашей семьи ситуации. Мне было лет тринадцать, наверное. Стояло типичное туркменское лето с дикой жарой до пятидесяти градусов. Автобусы не ходили по всему городу. А мама указывает мне на две огромные сумки с продуктами и говорит:

– Бери их и шуруй к бабушке!

С мамой спорить трудно, чуть что – и подзатыльник с матами, но я все же решилась возразить:

– Даже автобусы не ходят, мам! Куда я пойду?!

В ответ я получила то, что ожидала:

– Так и растак тебя! Иди, я сказала!

Едва подняв сумки, набитые говяжьими ножками, мясом, банками с закрутками, я поплелась на улицу, где стояло такое пекло, что дышать горячо. Мне предстояло пешком пройти несколько улиц и вернуться назад. А мать с сестрой остались пить холодное шампанское. Я была даже не Красной Шапочкой, которая вприпрыжку бежит по лесу со своей корзиночкой. Моя роль – Золушка, у которой нет тех же прав, что и у сводных сестер. Только моя сестра была мне родной.

Аля была моим идеалом: талантливая, умная, с чувством собственного достоинства. Интересно, что музыкой, которая вскоре стала важной частью ее жизни, она занялась с моей подачи. Я записалась в музыкальную школу, и меня приняли. Мама не собиралась покупать инструмент, поэтому мне пришлось начертить на альбомном листе клавиатуру с белыми и черными клавишами. На этом листе я «играла» гаммы. Мне это всегда было свойственно – не унывать, не сдаваться, а обходиться тем, что есть.

В музыкальной школе я сразу же сказала педагогам:

– Посмотрите мою сестру, она такая способная!

И Аля стала учиться играть на фортепиано, да так успешно, что окончила музыкальную школу, потом училище, а затем и консерваторию – сплошные красные дипломы! Само собой, что для нее мама инструмент купила, сестра не играла гаммы на бумажке.

Алевтина имела все основания гордиться собой, и гордилась. Она не скрывала, что считает себя королевой, а меня – тем, что я сама о себе сказала в детстве, гадким утенком. Таким образом, в ее представлении я относилась к плебсу, рабочему классу. Она играет на пианино, а я с восьми лет готовлю; она не может мыть посуду, потому что болит рука, а я все могу, ведь никому нет дела до моих бед и проблем.

Мама молчаливо одобряла отношение ко мне сестры, и я скажу почему: они были очень похожи. Обе высоко ценили себя и не считали, что им следует быть скромнее.

Тем не менее мы с Алей ладили, находя общий язык, но были словно персонажи из мультика «Ах и Ох». Аля – «Ох, какой сильный дождь!», я – «Ах, какая яркая радуга!»

Дела в школе вскоре наладились, я поняла, что жизнь может быть безопасной и интересной! Там я чувствовала себя куда лучше, чем дома. Возможно потому, что рядом не было мамы?.. В школе я могла проявлять свою активность, и меня за это не только не наказывали, но даже поощряли. Известно ведь, что дети, которые с удовольствием участвуют в общественной работе, всегда в приоритете у учителей. Вот такой ученицей я и была – все меня интересовало, все мне было нужно.

Одним из моих талантов было чтение стихов, потому что я вызывалась выступать при всяком удобном случае. И пусть я ростом от горшка два вершка, пусть голосок слабый, но никогда не терялась, не забывала слов.

В общественной жизни я раскрывалась, зная, что меня не накажут, а похвалят и приведут в пример. Кстати, если меня хвалили, я не говорила:

– Да, я такая хорошая и талантливая!

От меня можно было услышать только такой ответ:

– Нет, что вы! Вы еще мою сестру не видели!

Со временем я даже научилась уважать себя, и тоже благодаря школе. Прежде всего за то, что не шла в общем потоке – в нашей школе дети начинали курить с третьего класса, но не я. И пережив ситуацию, когда тебя считают вторым сортом в своей семье, я не озлобилась. Это было бы слишком просто, вместо того я приняла свою мать такой, какая она есть. Об этом я еще расскажу позже, а сейчас надо вернуться в пору моего детства и отрочества.

Училась я всегда хорошо, но если точные науки как‐то не слишком мне давались, а точнее – мало интересовали, то гуманитарные предметы я очень любила. Стоило мне хоть немного прочитать о каком‐то периоде истории, и я могла часами говорить на эту тему. Одноклассники часто просили меня отвечать на уроке первой, чтобы я уболтала учителя и ему уже не хватило времени опрашивать других учеников. Да пожалуйста! Я поднимала руку и начинала отвечать урок, а потом ребята из моего класса еще и говорили:

– Вот спасибо тебе! Было очень интересно, лучше, чем в учебнике.

Это качество – умение говорить на любую тему и в любой момент – могло бы очень пригодиться для карьеры юриста, поэтому мне мечталось, что меня ждет большое будущее.

В юности моим кумиром была Маргарет Тэтчер – я восхищалась ее силой воли, умом, целеустремленностью. Второе образование Тэтчер юридическое, но успеха она добилась в политике. Так я поняла, что у юриста большие перспективы не только в зале суда, но и в кабинетах власти. Осознав это, я еще больше стала мечтать о юридическом образовании, в то время как другие девочки грезят о замужестве, семье и детях. В своем воображении я шла домой не из школы, а из зала суда, чтобы подготовиться к новому делу и завтра выступить еще лучше, чем сегодня.