Нокаут

Увидев разбросанные по столу лекарства, сын с тревогой спросил:

– Мам, что ты делаешь?

– Мне так больно, сынок… – ответила я, рассказав всё как есть.

Не знаю, какой реакции я ждала от своего младшего ребенка, но сын тогда поразил меня спокойствием и мудростью:

– Мама, твоя жизнь в твоих руках. Но подумай, сколько сил ты вложила в то, чтобы вырастить и воспитать нас с Катей! Разве ты не хочешь увидеть нас на выпускном вечере, пожелать нам счастья на наших свадьбах, взять на руки внуков? Неужели ты готова отказаться от всего хорошего, что ждет впереди, только потому, что сегодня случилась одна плохая вещь?

В этот момент меня второй раз будто ошпарило. Как же безумно, дико, нестерпимо стыдно стало мне перед сыном! Как я могла так вести себя, ведь Алекс не должен даже догадываться о моих проблемах!

– Мама, – добавил он, – ты получила нокаут, но можешь подняться, чтобы жить дальше со мной и Катей.

До сих пор каюсь, что ребенок стал свидетелем этой ситуации, но именно он задержал меня на этом свете.

…Вскоре проснулась дочь, я накормила детей завтраком, отправила в школу.

Оставшись одна, почувствовала, что мне необходимо с кем‐то поговорить о случившемся. Приведя себя в порядок, я отправилась к старшей сестре Алевтине. Снова рыдая, я рассказала ей о письме и фото. Как же я нуждалась в обычной человеческой доброте! Но Аля не оправдала моих надежд.

– Так тебе и надо! – выдала сестра.

Я ошарашенно уставилась на нее, не веря своим ушам. Алевтина продолжила свою мысль:

– Знаешь, я ведь всю жизнь завидовала тебе, твоему характеру, терпению. У тебя такой хороший дом, замечательные дети. Но теперь я вижу, что все, чего ты добилась, – пустышка. Твой дом словно пустой спичечный коробок, а сама ты – амеба бесхребетная…

Слова сестры пришли мне на память еще раз немного позже, когда ко мне в гости приехала наша мама. Она съела вкусный обед, получила приличную сумму денег на содержание, а когда спросила меня об Артуре, я не выдержала – разрыдалась и выложила всю правду. Тогда она открыла входную дверь нашей квартиры и указала на старую половую тряпку, валявшуюся за порогом:

– Вот тряпка, о которую надо вытирать ноги, видишь? Ты такая же! Давно надо было бросать своего муженька и разводиться!

Думаю, вам интересно, как повел себя муж, вернувшись из очередной командировки? Как всегда! Он сделал вид, будто ничего и не случилось. Поговорить я все‐таки робко попыталась, но диалога не вышло. Едва услышав мои первые слова об анонимно присланных фотографиях, муж сразу перешел на повышенный тон:

– Я не собираюсь тут перед тобой отчитываться! – раскричался он.

И я замолчала, испугавшись скандала, который мог травмировать детей, ведь Артуру ничего не стоило поднять на меня руку. Со временем я стала убеждать себя, что надо спрятать свое женское самолюбие и жить дальше. Мне не нужен развод, чтобы мои дети стали безотцовщиной, как я в детстве. А моя боль… Она осталась со мной.

Глава 1

Гадкий утенок

Мое рождение не стало счастливым событием для семьи, о чем мама рассказывала без всякого опасения задеть мои чувства:

– После того как ты родилась, я три дня к тебе не подходила! Глаза у тебя были зеленые – вылитый отец…

До сих пор не понимаю, почему ее так оттолкнуло мое сходство с папой – все младенцы после рождения больше похожи на отцов. Да и глаза у меня карие. Насколько я поняла, мама смилостивилась только потому, что окружающие стали сплетничать о нашей семье: как же так, родился ребенок, а мать от него отказаться хочет! Что она за женщина, если на такое способна?

Страх, что родители от меня откажутся, сопровождал меня все мое детство, а мама не забывала иногда говорить:

– Будь благодарна, что я тебя в приют не отдала!

Было это в городе Мары, что в Туркменистане, где жила семья моей матери, но отец был родом с Украины, из города Ворошиловграда (ныне Луганск). Я второй ребенок в семье, сестра Алевтина старше меня на год и три месяца. Ее назвали в честь матери отца, которая умерла, когда мой будущий папа был еще ребенком, воспитала его бабушка Таисия.

В младенчестве мне досталось переболеть всеми болезнями, которыми могут болеть дети этого возраста. Хуже того, трижды в результате заболевания я получала сепсис, то есть заражение крови. Все это не могло не отразиться на хрупком детском организме – к семи годам я едва доросла до шестидесяти восьми сантиметров. Я крепко запомнила это, ведь позже медкомиссия отказывалась давать разрешение на обучение в начальной школе, и даже мама, не слишком переживающая за мое здоровье, расстроилась: это грозило моим домашним обучением.

Зато папа смеялся:

– Ничего! Если в школу Оксанку не возьмут, то мы ее в цирк отдадим, будет с карликами выступать!

Звучало обидно, но так уж у нас повелось. Моя сестра, хорошенькая кудрявая и пухленькая девчушка, носившая имя папиной мамы, была его любимицей, а ко мне его отношение изначально было прохладным. Почти не помню отца, но как‐то врезалось в память то, что обычно он говорил мне, едва только видел:

– Иди к матери!

Не знаю, было ли мне два года или меньше, когда родители решили перебраться на родину отца, в Ворошиловград. По моим воспоминаниям, на Украине жилось нам очень хорошо: большой дом, двор, папина родня, двоюродный брат, с которым мы катались на велосипедах. Причем я кукол не любила, а вот бегать по улицам с компанией приятелей и приятельниц – да!

Довольно много времени я проводила с прабабушкой Таисией, или, как мы ее называли, бабушкой, которая уступила дом семье внука, а сама перебралась во флигель. Она пропалывала огород, а я с удовольствием угощалась спелой и сочной клубникой, она готовила, а я «помогала», рассыпая муку.

Описать бабушку я вряд ли смогу, мне запомнилась не столько ее внешность, сколько доброта и ласковые руки. Она относилась ко мне, как никто в моей семье, да, наверное, и во всей моей жизни.

Бабушка Таисия была верующим человеком, что в те времена не приветствовалось, у нее я впервые увидела иконки, она рассказала мне о Боге. Впрочем, тогда я ничего не поняла. Вера пришла ко мне намного позже, удивительным, чудесным образом, и об этом я обязательно расскажу в следующих главах.

Бабушка сыграла в моей жизни важную роль, окрестив нас с сестрой по православному обычаю вопреки желанию нашей мамы, которая была мусульманкой. Наше крещение ее, мягко говоря, совершенно не обрадовало. Позже, когда мы вернулись в город Мары, наша с сестрой вера стала для мамы поводом к оскорблениям. И все равно я благодарна бабушке Таисии за приобщение к православию, ведь мама все равно нашла бы какой‐нибудь другой повод, чтобы сказать нам пару неласковых.

На Украине я впервые пошла в детский садик и снова стала болеть, цепляя заразу от своих одногруппников. Не пропустила я и ветрянку, поэтому сидела дома, а когда маме потребовалось уйти, она оставила меня студенткам, которые снимали комнату во флигеле бабушки.

Все мое лицо и тело было усыпано зудящими болячками, я расчесывала их до крови. Пытаясь помочь мне, девочки заклеили оспины на моем лице пластырем, а когда отдирали его, сорвали и большинство болячек. После того как ранки зажили, остались шрамы, которых я стеснялась все свое детство и юность, считая, что эти едва заметные отметинки уродуют меня.

Самой большой моей радостью в тот период стала собака Коки, которую папа купил мне после того, как я посмотрела «Приключения Электроника» и была покорена обаянием эрдельтерьера Рэсси. Коки стал моим самым лучшим другом: мы вместе играли, бегали, ели, спали бок о бок; мы были неразлучны настолько, что он провожал меня в детский сад и встречал каждый день.

Как‐то раз, в пятницу вечером, меня забрали из садика, и мы всей семьей поехали на дачу к друзьям отца, оставив Коки дома. Он ждал меня, ждал, а потом побежал к садику, чтобы встретить. Мы уже уехали, и он остался во дворе детсада, видимо уловив мой запах.