Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 13

Надо сказать, что сама‐то я не считала нужным глубоко посвящать Артура в собственные драмы. Спустя много лет понимаю – моя жизнь не слишком волновала его, но тогда я просто не обращала внимания на эти детали. Парень меня ни о чем не спрашивает? Ну и ладно, если захочу, сама все расскажу! Но я не рассказывала – не хотелось выглядеть жалкой в его глазах.

Довольно часто Артур сетовал, что дома его не кормят. Мать вроде готовила что‐то, но к возвращению с работы сына уже все съедалось, а он оставался один на один с пустым холодильником. Если он спрашивал об обеде, мать отвечала: «А ты бы к бабке зашел и у нее поел!»

Меня поразило, как он однажды сказал:

– Вчера весь мой ужин состоял из ложки варенья и стакана воды…

И тогда я предложила:

– А приходи к нам с сестрой на обед! Я прекрасно готовлю самые разные блюда, уже не одну кухню освоила. Если стесняешься моей мамы, то не волнуйся, она до самого вечера работает, ты ее не увидишь.

Артур согласился зайти на обед на следующий день, и всю вторую половину дня я генералила квартиру, чтобы не ударить в грязь лицом. Вычистила и вымыла полы, кухонную мебель, окна. Навела полнейший порядок! Утром, едва проснулась, стала размышлять, чем бы таким особенным его побаловать, а после школы наполнила квартиру ароматами свежей еды.

Артур пришел, сел за стол, попробовал мою стряпню и с тех пор стал появляться в назначенное время ежедневно. Ему нравилось то, как я его встречаю, он хвалил еду, а я была так счастлива! После обеда он вставал и уходил, чмокнув меня в щеку в знак благодарности, и больше мы с ним не виделись до следующей встречи за моим столом. Как и прежде, Артур не приглашал меня на свидания, а я не просила об этом. Мне было достаточно заботиться о нем, видеть его глаза и понимать, что он приходит именно ко мне. Я считала, что должна компенсировать Артуру то, чего он так и не дождался от собственной матери – заботу, внимание. Он был, как и я, недолюбленный ребенок, который страстно желал, чтобы его оценили по достоинству…

В то время наши отношения стали еще ближе, но только в дружеском смысле. Физической близости между нами не было, да и стремления к этому тоже. Я даже не думала об этом, мне было достаточно той атмосферы праздника, которая сопровождала визиты Артура.

Вместе с нами за стол частенько подсаживалась Аля. Посещения моего кавалера ее устраивали. Но не потому, что он был чем‐то ей приятен, а из-за угощений, что я подавала к столу: кучи всяких салатиков, закусок и прочих вкусностей. Торты стали печься в два раза чаще, но каждый раз я предупреждала сестру, которая была большой до них охотницей:

– Смотри не трогай торт, ясно? Артур придет, тогда порежем его.

Как только дорогой гость переступал порог нашей квартиры, Аля визжала:

– Ура, Артур пришел, можно тортик есть!

Во время этих обедов мы были счастливой троицей…

Сестра относилась к моим отношениям с Артуром нейтрально, ей не до меня было, потому что она влюбилась в кого‐то из знакомых парней. Единственная вещь, которая ее удивляла, – это то, что мы встречаемся как бы тайно, скрытно. Аля считала это неправильным:

– Мы с моим парнем вместе по городу ходим, поэтому все понимают, что мы пара, мы вместе. Что тут скрывать, ведь это совершенно нормальная вещь! А ваши отношения странно выглядят, если честно.

Мама, знавшая о наших совместных обедах, говорила примерно то же самое:

– А почему он приходит к тебе поесть, но держит это в тайне, чтобы никто не знал? – веско спрашивала она. На ее вопрос ответа не находилось. – Разве это не подозрительно?

Но, несмотря ни на что, Артур нравился мне безоговорочно. Не потому, что делал для меня что‐то особенное или как‐то проявлял свои чувства (а были ли они?), а просто по той причине, что существовал, жил, дышал. Я ничего не ждала от него, но помню, как тронули его слова, когда он узнал о моих планах поступать в турецкий вуз:

– Если уедешь, то потом не вернешься ко мне, даже чтобы «до свидания» сказать, – грустно сказал он. – У тебя будет свободная прекрасная жизнь, и здесь тебе будет скучно!





А однажды он поцеловал меня по-настоящему… Мы выходили вместе из подъезда, он шел на работу, а я – на занятия в Школу юного юриста, и когда мы остановились на пороге, его губы коснулись моих. До сих пор вспоминаю восторг и восхищение, которые меня охватили в тот момент. Я чувствовала: вот моя судьба и другой мне не надо!

Стоит ли говорить, что это был мой первый в жизни поцелуй?

Маме, которая продолжала смотреть на наши отношения с большим сомнением, я безапелляционно заявила:

– Если не он, то никто!

Пожав плечами, она спросила:

– А как ты можешь судить о том, что между вами происходит? Тебе же не с чем сравнить! Ты ни разу ни с одним мальчиком и за руку не держалась.

– А мне и не надо, – ответила я. – Зачем мне с кем‐то держаться за руку, если не хочу? Артур – мой человек, никто другой мне не интересен в принципе!

Приближался школьный выпускной, а вместе с ним – исполнение моей детской мечты: поступление на юридический факультет. Первый удар поджидал меня еще в конце весны. Школа участвовала в программе, благодаря которой выпускники получали шанс поступить в один из вузов Турции. Я подала заявку на юридический факультет.

И вдруг меня вызывает директор школы.

– Я очень рад за тебя, учитывая все твои достижения, но… должен расстроить: ты не можешь участвовать в программе, так как у тебя русская фамилия, – сказал он. – Извини, но вместо тебя на обучение поедет другая девочка.

А эта девочка, между прочим, была троечница, но – дочь прокурора и носила туркменскую фамилию. Невозможно передать, какое разочарование, какую обиду и горечь я испытала! Я была готова учиться на юридическом факультете, как никто другой! Портфолио, приготовленное мной к подаче документов, внушало трепетное уважение. В нем были грамоты за победы на нескольких тематических олимпиадах разного уровня, а также блестящие характеристики от средней школы, от музыкальной, от Школы юного юриста. Мои оценки соответствовали всем критериям. Я чувствовала, что получение профессии юриста – это мой путь, но меня на него не пускали только потому, что я носила украинскую фамилию отца.

Вернувшись домой, я дождалась маму и, рассказав ей о своей беде, сообщила:

– Мама, я буду поступать в Ашхабад! Аля уже там учится, и я поступлю.

За год до того Аля поступила в консерваторию. Мама и дядя Джамал, наш отчим, очень постарались для нее, создав лучшие условия для жизни и обучения. Они смогли выйти напрямую на ректора консерватории, да так удачно, что в период поступления сестра даже жила в его семье. Как обладательница красного диплома музыкального училища, Алевтина сдавала только один экзамен, а поддержка ректора была страховкой на случай, если бы что‐то пошло не так.

Как только Аля стала студенткой, мама и Джамал сняли для нее квартиру в центре Ашхабада, причем с хозяйкой, которая взяла на себя все домашние хлопоты – уборку, готовку и прочее.

Не отрицаю, что своим трудом и преданностью музыке сестра заслуживала консерваторское образование, но ей было легче достичь своей цели, чем мне. Конкурс, который она прошла, не сравнить с ажиотажем по поводу поступления на юридический факультет. То, как обернулось дело с поступлением в турецкий вуз, помогло понять мне, наивной правдолюбке, что студенткой юрфака я стану, только если найдутся нужные связи. Собственно, я и надеялась на то, что мама обратится к дяде Джамалу, а он найдет знакомых, которые поддержат меня при поступлении.

Но мама не горела энтузиазмом:

– Оксана, разве ты не знаешь, какая коррупция процветает у нас в республике? Тебя просто завалят на вступительном экзамене. Престижный вуз – для непростых людей, я сама это не потяну.

Тут я сообразила, почему мама настроена так пессимистично – ее отношения с отчимом катились в тартарары! Появляясь у нас вечерами, дядя Джамал демонстрировал мрачный настрой, а мама только подливала масла в этот готовый полыхнуть костер. Во время ужина на столе традиционно стоял коньяк, к которому они оба прикладывались, пока не переходили в агрессивное состояние. Слово за слово – и вот мама с отчимом уже ругаются, как надоевшие друг другу супруги!