Похвала

Но это не вина Эмерсона. Она моя.

ПРАВИЛО № 33: ПРАВДА ПРИЧИНЯЕТ НЕВЫНОСИМУЮ БОЛЬ

Эмерсон

Когда-то мне нравилось, что мой стол обращен к ее столу. Я мог наблюдать за ее профилем, пока она работала, восхищаясь изгибом ее носа и тем, как она прикусывала губу, когда печатала, или клала голову на стол в конце рабочего дня. Теперь на столе мучительно пусто.

И это все моя вина.

В тот день, когда Бо нашел нас, он даже не потрудился остаться и накричать на меня. Мы просто снова вернулись к молчаливому обращению, и я действительно хотел бы, чтобы он позволил мне это сделать, пока был здесь. Я бы предпочел, чтобы мой сын кричал на меня, а не игнорировал.

Я практически стерл буквы на экране своего телефона, отправляя им обоим текстовые сообщения. Сейчас я стараюсь проводить большую часть своих дней в клубе, но даже там воспоминания о ней преследуют меня. Гаррет говорит мне не сдаваться, дать им обоим время, но я не знаю, как долго я смогу это делать.

Я хочу их обоих, и, может быть, это эгоистично и нереалистично, но мне, черт возьми, все равно.

Сегодня я застрял за своим столом. Прошло две недели с тех пор, как она ушла, и у меня нет планов заменять ее в ближайшее время. Или когда-либо еще. Гаррет, Мэгги и Хантер пытались подбодрить меня, а я ненавижу, когда меня подбадривают. Прямо сейчас я хочу погрязнуть в своей жалости, зная, что, возможно, никогда больше не увижу ее и не заговорю с ней.

И это все для меня. Мне не нужна другая саба или другая девушка. Шарлотту невозможно заменить так же, как и Бо, а это значит, что нет.

Я ловлю себя на том, что провожу пальцем по линиям на своей ладони, вспоминая, как она сказала, что у меня длинная линия сердца, что в моей жизни будет большая любовь. Неужели я превратился в самого большого болвана в мире? Вероятно.

Стук в дверь отвлекает мое внимание от моей руки. Наверное, это доставка или Мэгги принесла мне что-то. Тем не менее, я спешу ответить и вздыхаю с облегчением, когда нахожу своего сына на крыльце, ожидающего меня.

— Бо, — тихо говорю я.

Он лишь мельком смотрит мне в глаза, прежде чем отвести взгляд.

— Я хочу знать больше. Я не могу перестать думать об этом, и я хочу знать, что на самом деле произошло между вами двумя.

Я заставляю себя успокоиться.

— Конечно. Заходи.

Мы находим место, чтобы присесть в гостиной, и я предлагаю ему выпить или поесть, но он качает головой.

Его колено подпрыгивает, когда он смотрит в пол. Готовясь к тому, что может оказаться самым трудным разговором в моей жизни, я сажусь напротив него.

— Спрашивай меня о чем угодно.

— Ты спал с ней? — Спрашивает он.

Моя челюсть сжимается.

— Да.

Его губы сжимаются, и его сжатая челюсть отражает мою.

— Все это время?

— Нет, совсем недавно.

— Ты причинял ей боль? — Спрашивает он язвительным тоном.

— Никогда. Я бы никогда не причинил ей вреда.

Мой ответ уверен в себе. Я знаю, о чем он думает… что я манипулировал ею, заставляя переспать со мной. Что я играл роль властелина над ней и принуждал ее к чему-то, чего она не хотела. Я на сто процентов уверен, что это не то, что произошло.

— Ты водил ее в клуб? — Спрашивает он.

Напряжение нависает над нами, когда он поднимает вопрос о клубе, что является катализатором его презрения ко мне. Мой сын отказывается верить, что я не какой-нибудь подлый извращенец, потому что я дал людям возможность безопасно выражать свои сексуальные потребности. Хотел бы я заставить его понять, но это не совсем приятный разговор между отцом и сыном.

— Да, я это сделал.

Он качает головой.

— Она не такая. Ты потратил все это время, развращая ее. Неудивительно, что она хочет тебя, а не меня.

— Подожди минутку, — перебиваю я. — Я вовсе не развращал ее. Ты думаешь, она не такая? Но я скажу тебе, что это так.

Шарлотта — взрослая женщина и может сама принимать решения. Я вовсе не принуждал ее, но я дал ей возможность найти себя, и я провел последние несколько месяцев, наблюдая, как она растет.

Он усмехается.

— Во-вторых, — добавляю я. — Она никогда не предпочитала меня тебе. Вы двое уже расстались…

— О, заткнись, — рявкает он. — Не тыкай мне этим в лицо.

— Я не хотел.

Я протягиваю к нему руки.

— Я только указываю на то, что она полностью отдавала себе отчет в том, что делала. И прежде чем ты увековечишь это убеждение, что мой клуб — грязное, постыдное место, я обещаю тебе, что это не так. Мы принимаем все меры предосторожности в области охраны труда и техники безопасности. Все происходит по обоюдному согласию, и у женщин там даже больше власти, чем у мужчин, поэтому, пожалуйста, перестань говорить себе, какой я плохой.

Он на мгновение замолкает, уставившись в пол, заламывая руки и размышляя про себя.

— Ты любишь ее? — Спрашивает он, не поднимая на меня глаз.

Я колеблюсь. Слово да вертится у меня на кончике языка, умирая от желания сорваться с него, но я не уверен, что это то, что он хочет услышать.

— Это не имеет значения, — отвечаю я, сдерживая свое разочарование. — Если ты не хочешь, чтобы я преследовал ее, я не буду.

Его голова резко поворачивается в мою сторону. Он читает выражение моего лица, прежде чем с силой выдавить:

— Я не хочу, чтобы ты это делал.

Я должен напомнить себе, что нужно дышать. Мое сердце, которое только что билось со скоростью миллион ударов в минуту, теперь рухнуло на пол. Вот и все. Он сказал нет, и я не могу этого нарушить. Мне нужно, чтобы он снова доверял мне.

— Хорошо.

— Ты не ответил на мой вопрос, — добавляет он. — Ты любишь ее?

На этот раз я позволяю ему услышать мой ответ.

— Да. Очень сильно.

Его лицо искажается наполовину отвращением, наполовину жалостью. С закрытыми глазами он качает головой.

— Ей всего двадцать один. Тебе сорок. Это полный пиздец.

Я пожимаю плечами.

— Мне жаль.

Нет смысла рассказывать ему, как мы были счастливы. Как мы перестали видеться из-за нашего возраста и даже больше из-за того, что мы предлагали друг другу. Шарлотта смешила меня и увидела насквозь мою эмоциональную броню, которую я носил в течение двадцати лет. Казалось, она всегда точно знала, что мне нужно.

— Значит, если бы я действительно сказал тебе больше с ней не встречаться… ты бы не стал?

Наклонившись вперед, я упираюсь локтями в колени.

— Ты мой сын, Бо. Твое счастье важнее моего собственного. Если ты не хочешь, чтобы я встречался с твоей бывшей, как я могу?

Его брови хмурятся еще глубже, когда он внимательно изучает меня.

— Мне нужно идти.

Воздух выходит из моих легких.

— Не уходи, Бо. Не сердись на меня больше, пожалуйста.

Когда он встает со своего стула, тяжелый груз разочарования подкатывает к моему горлу, отчего мне трудно глотать.

— Мне просто нужно время… чтобы понять это.

— Приходи в любое время. Мы можем поговорить о чем угодно, о чем ты захочешь. Я сделаю все, что угодно, — умоляю я, глядя ему в спину, когда он уходит, чувствуя себя полным дураком.

Но мне все равно. Я буду вести себя как дурак, только чтобы вернуть его в свою жизнь.

Когда дверь закрывается, без единого слова, я некоторое время стою там, прокручивая все в своей голове. Затем я мрачно возвращаюсь к своему столу, где продолжаю быть совершенно непродуктивным и пялиться в никуда, в то время как мой разум прокручивает все мои ошибки.

Открывая верхний ящик, я вижу светло-голубые трусики, которые она оставила в тот день, когда все закончилось. Поверх них лежит черный пульт дистанционного управления. Они оба пристально смотрят на меня, как напоминание о том, что я больше никогда не увижу Шарлотту. Не до тех пор, пока у Бо есть с этим проблемы.

Взяв трусики, я бросаю их в мусорное ведро рядом со своим столом. Затем, держа пульт в руке, я представляю, как она выглядела, когда я играл с ней. Эта яркая улыбка и великолепные карие глаза.