Похвала

— Что это за клуб? — Спрашивает она.

— Э-э… как танцевальный клуб, — неловко отвечаю я, когда мы направляемся в официальную секцию.

Я уже обескуражила выбор, ничего, кроме расшитых блестками выпускных платьев и платьев в стиле матери невесты. Совсем не то, чего я хочу.

— Как танцевальный клуб или настоящий танцевальный клуб?

— Перестань задавать вопросы.

Она плетется за мной в своих рваных джинсах и черно-желтой футболке Nirvana. Обычно пятничные вечера мы проводим на катке, и я не хочу упускать шанс пообщаться с ней, поэтому я решила, что она будет хорошей подругой по магазинам.

— Но у меня их так много! Например, где ты нашла эту новую работу? Почему это требует от тебя одеваться как дорогой эскорт? И с каких это пор ты ходишь в танцевальные клубы?

— С тех пор, как мне начали платить. И я нашла работу через Бо, и это не требует, чтобы я одевалась так, как я это делаю. Я сам этого хочу.

— Ну, ты никогда раньше этого не делала, так что мне стало любопытно… — Она не смотрит мне в глаза, и я чувствую, что от нее волнами исходит нечто большее, чем осуждение.

Я думаю, это беспокойство.

Я почти потеряла надежду найти здесь что-нибудь, поэтому поворачиваюсь к Софи и спрашиваю то, что мне до смерти хотелось узнать за последние три недели.

— Я кажусь счастливой?

Она спросила меня о том же самом два года назад, когда открылась мне, раскрыв свой единственный секрет и всю свою неуверенность. В то время она казалась совсем не счастливой, и я поняла, что что-то происходит, что побудило меня вынудить от нее информацию. Я до смерти испугалась за нее, поэтому мы заключили договор. Всякий раз, когда нам нужно поболтать, мы спрашиваем, Я кажусь счастливой?

И мы друг с другом должны быть честны.

Когда ей прокололи уши, она спросила меня.

Когда я начала встречаться с Бо, я спросила ее.

И когда она перекрасила волосы в голубой цвет и впервые накрасилась, она спросила снова.

Она, кажется, немного удивлена моим вопросом, и, возможно, она думает, что я спрашиваю из-за Бо, а не из-за новой работы, но она мгновение оглядывает меня с ног до головы, как будто изучает в поисках признаков.

— Да… но.

— Что но?

Ее лицо немного вытягивается, и она отводит глаза.

— Ты меняешься, вот и все.

Неужели? Я не чувствую, что изменилась, и, кроме одежды, нет ничего, что действительно ощущалось бы по-другому.

Потом я снова думаю о тронном зале. И что Эмерсон сказал о желаниях и о том, насколько они нормальны. И поцелуй, и поглаживание ног, и я понимаю, что то, как я думала всю свою жизнь, изменилось.

О некоторых вещах, о которых мне не очень удобно говорить со своей младшей сестрой, я думаю, что нахожусь в эпицентре серьезных перемен. Превращаюсь в то, чего я всегда хотела, но никогда не чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы попросить об этом.

Сексуальной. Сексуальной.

Как будто я стою у руля своего собственного опыта. Как будто я могу дотянуться до всего, что заставляет меня чувствовать себя хорошо, без стыда или смущения. Бо никогда не заставлял меня чувствовать себя так. Секс с ним был хорош, но всегда на его условиях. С тех пор я даже не прикасалась ни к одному мужчине, не считая того поцелуя, и я чувствую, что все изменилось.

Я просто не понимала, что это проявляется и снаружи.

— Эй, перемены — это хорошо, — говорю я, с улыбкой наклоняя к ней голову.

— Перемены пугают, — отвечает она, уставившись на свои туфли.

Мое сердце замирает.

— О, маленький смурфик.

Я обнимаю ее, целуя в макушку. Я знаю, о чем она думает, что наш отец ушел, потому что не смог справиться с переменами. Что вся ее жизнь меняется каждый день, и последний человек, которого она хочет потерять, — это я.

Но эта перемена во мне не пугает, по крайней мере, меня. Это захватывающе. Потому что я чувствую, что нахожусь на пороге чего-то огромного, и мне не терпится увидеть, что это такое.

ПРАВИЛО № 14: КОГДА СОМНЕВАЕШЬСЯ, ТАНЦУЙ

Шарли

Эмерсон: Я заеду за тобой в восемь.

Шарли: Звучит заманчиво. Спасибо.

Я собралась слишком рано. Может быть, я была просто взволнована, или нетерпелива, или что-то в этом роде, но я стою перед домом своей матери в мерцающем сапфирово-золотом платье до пола с семи сорока пяти.

Мы с мамой вместе сделали маникюр, и Софи помогла мне завить волосы. Я не помню, когда в последний раз так наряжалась, и я не понимаю, почему в моем животе порхают бабочки.

Но когда подъезжает его машина, окна слишком тонированные, чтобы разглядеть его лицо. Я немного удивлена, что он за рулем. Я думала, что владельцев бизнеса-миллионеров возят лысые, накачанные водители в черных костюмах, или, может быть, я прочитала слишком много книг Софи.

Когда дверь открывается, и он выходит, обходя машину, чтобы открыть мне дверцу, у меня чуть не перехватывает дыхание. Эмерсон всегда выглядит красивым, но в этом атласном синем костюме он выглядит так хорошо, что у меня болят глаза. Его темно-каштановые волосы зачесаны назад, а борода подстрижена до совершенства.

Я все время забываю, что он достаточно взрослый, чтобы годиться мне в отцы, особенно когда он так хорошо выглядит.

Его взгляд, кажется, задерживается на мне так же долго, как мой — на нем.

— Шарлотта, — тихо говорит он, приближаясь ко мне.

— Привет, — неловко бормочу я.

— Ты выглядишь… восхитительно.

Есть что-то в его тоне, в том, как он спотыкается о свои слова и добавляет так, как будто говоря, что я просто выгляжу восхитительно, недостаточно. Это говорит мне о том, что он расточает комплименты не просто из вежливости. Он выглядит почти потрясенным, когда его взгляд скользит по моему телу.

— Спасибо, — бормочу я.

Затем его взгляд поднимается к моему дому и обратно возвращается ко мне.

— Моя мама сегодня работает в ночную смену, а Софи на вечеринке с ночевкой, иначе я бы познакомила тебя со своей семьей.

— У тебя хороший дом, — отвечает он, и я хихикаю над ним.

Это двухэтажный дом тридцатилетней давности. Траву нужно подстричь, и отсюда я вижу запотевшие окна. Тем не менее, приятно слышать, что он называет это прекрасным, потому что это прекрасно для меня. Хотя это и близко не так модно, как у него.

— Вообще-то, я живу в гостевом домике сзади.

Я указываю на боковые ворота, которыми пользуюсь, чтобы попасть в дом рядом с бассейном. Это было большое дело, когда мы купили дом, и я почти уверена, что мой отец считал себя крутым парнем, потому что в его доме был бассейн.

— Готова? — Он открывает передо мной пассажирскую дверь и приглашает внутрь.

Как только мы остаемся одни в машине, я чувствую запах его одеколона, более сильный, чем его обычный аромат.

Он кажется напряженным, пока мы едем, костяшки его пальцев на руле побелели.

— Нервничаешь? — Спрашиваю я.

Эмерсон на удивление хорошо справляется со стрессом. Последние несколько недель он был занят, но не выказал ни капли беспокойства по поводу открытия клуба.

— По поводу открытия?

— Не совсем. У меня отличная команда. Они хорошо со всем справились.

— Ты хорошо умеешь делегировать, — отвечаю я, и этот комплимент, кажется, немного успокаивает его нервы.

Но если он не беспокоится об открытии, то в чем его проблема?

Мы болтаем о пустяках всю оставшуюся дорогу, и когда мы подъезжаем к входу, снаружи нет ни души, кроме двух парковщиков, ожидающих нас.

Один из них открывает мне дверь, и я жду, пока Эмерсон обойдет машину и встанет рядом со мной. Он выставляет локоть, и я нервно смотрю на него, прежде чем взять его под руку.

— Не волнуйся, я тебя защищу, — говорю я.

— Защитишь меня? — Морщинка между его бровями вернулась, но и улыбка тоже.

— О, да. Это то, для чего я здесь, помнишь?

— О, это верно. Я забыл. — Затем он наклоняется, пока его губы не касаются мочки моего уха.