Беззащитные гиганты

Наш собеседник переводил взгляд то на меня, то на Дейва, рассчитывая увидеть, какой эффект произвели на нас его слова.

— Но ведь сейчас для вывоза кости из Африки нужны лицензии, — сказал Дейв. — Как же она тогда проходит таможню?

— А что, она, по-вашему, проходит таможню? — ответил шотландец. — Так вот, слушайте. — Подав нам знак придвинуться поближе, он перешел на шепот. — Мой дружок рассказал мне во всех подробностях, как это делается. Он сказал, что возят кость уже много лет. «Фадхил Аллах» — небольшое каботажное судно. Принадлежит йеменскому шейху. Приписано к порту Момбаса в Кении. Когда у шейха набирается достаточно товара для загрузки, он звонит своему местному агенту, чтобы организовали доставку. Команда объявляет портовому начальству, что идет на Дубай, но после нескольких часов пути на север меняет курс и идет на Танзанию. Там они становятся на якорь у какого-нибудь рифа вдали от берега, и под покровом ночи бивни доставляются туда на долбленых каноэ. Они грузятся, и корабль берет курс на Дубай.

— Им конечно же не требуется разрешение на заход в Дубай, — пробурчал мне Дейв.

— Дубай не является членом КИТЕС, — объяснил я шотландцу. — Ну, это такая организация, которая, считается, контролирует торговлю исчезающими видами животных. Но если страна не является членом КИТЕС, устав этой организации на нее не распространяется.

— Я ничего о том не знаю, зато знаю, что в Дубае шейх продает кость китайцу, который держит собственную косторезную фабрику.

Я вздрогнул.

— Целую фабрику! О каком же количестве бивней мы ведем речь?!

Наш собеседник покачал головой.

— А кто его знает? Да уж наверняка о тоннах. Может быть, даже о сотнях тонн. Мой друг сказал, что «Фадхил Аллах» выходит в рейс каждый месяц и что кроме него этим занимаются и другие суда.

Мы хотели знать больше.

— Вы могли бы назвать какие-нибудь имена и даты в связи со всем этим? — спросил я.

Наш собеседник вытащил из кармана комок бумаги.

— Мой приятель рассказал мне во всех подробностях об одной такой поездке. Я запомнил все, что он говорил, а потом записал. — Он усмехнулся. — Может, я что и запамятовал под хмельком, но главное из того, что он мне рассказал, здесь записано.

Я взял записи у него из рук. В них стояла дата — январь 1986 года — и количество — 9 тонн кости. Кроме того, в них значилось имя йеменского шейха — владельца судна: Абдулла Али Бамакрама. Его корабль «Фадхил Аллах» был зарегистрирован как собственность компании «Аль-Редха». Его агента в Момбасе звали Саид Фарадж. Вот эти специфические детали нам и надо было проверить, чтобы удостовериться в истинности всего рассказанного.

Я почувствовал легкое покалывание от волнения. Печенкой чуял: шотландец говорит правду. Если так — стало быть, речь идет не об отдельных случаях контрабанды, а о тщательно скоординированной организации, вывозившей тонны кости из Восточной Африки на Средний Восток без лицензий. Девять тонн — это звучало сильно. Я попытался подсчитать, сколько же слонов нужно для этого завалить. Как минимум несколько сотен. А ведь они отгружали такое количество кости каждый месяц!

Дейв бросил мне многозначительный взгляд. Я чувствовал, что и в его крови прибывало адреналина. Если действительно существовал столь хорошо налаженный способ обхода контрольной системы КИТЕС, если все, что мы слышали, было подробностями проторенного пути вывоза из Африки контрабандной кости в столь огромных количествах — значит, разрешения, выдаваемые КИТЕС, стоили не больше клочка бумаги, на котором они были написаны. Значит, в действительности никакого контроля за торговлей слоновой костью не существует вообще. Питер Букет прав. Это и в самом деле интересно. Весьма интересно. Это именно то, что нам надо.

Мы поблагодарили нашего собеседника. Он поспешно допил стакан и собрался уходить.

— Скажите, вы действительно страшитесь за свою жизнь, если бы до кого-нибудь дошло, что вы нам поведали? — спросил я, когда он встал.

Он слегка ухмыльнулся.

— То-то! — сказал он. — Слоновая кость — колоссальный бизнес! Синдикаты… Денежные мешки… Если такая организация почувствует в вас угрозу… — Тут он прервал речь и многозначительно провел ребром ладони по горлу. — Надеюсь, вам под силу сделать что-нибудь для спасения слонов. Только будьте осторожны. Спасибо за угощение! — И он ушел.

Несколько последующих дней мы посвятили проверке данных о последнем прибытии судна «Фадхил Аллах» в Дубай, пользуясь нашими связями с судовыми компаниями. Они совпали с данными, которыми располагали мы. Мы навели справки и выяснили, что в Дубае действительно существует компания «Аль-Редха». Все сходилось.

Таким образом, в наших руках был ключ к крупнейшей операции по контрабанде слоновой костью. Все выглядело шокирующе. Если действительно существует целый нелегальный рынок для браконьерской кости — скорее всего с расчетом наличными — что тогда ждет слонов на таком прозябающем в нищете континенте, как Африка? С проблемой «сужения ареала» еще предстояло разобраться. Всё говорило о том, что именно браконьерская охота за костью и была той чумой, которая истребляла слонов. Мы были на подходе к чему-то очень важному. Вопрос был в том, как нам поступить с добытой информацией.

Мы оказались перед знакомой дилеммой. Мы уже привыкли к тому, что приходится отказываться от важных проектов из-за недостатка времени и средств. Нам было бы жаль отказаться от расследования дела об отлове диких обезьян для опытов, и поскольку больше никто в Европе серьезно не занимался этой проблемой, мы чувствовали, что не властны все так и оставить. В течение нескольких месяцев после памятной встречи в баре мы не давали хода добытой нами информации о браконьерской охоте за костью. Тем не менее услышанное в тот вечер в кабачке будоражило наши умы. Не было случая, чтобы, когда мы собирались в нашем тесном кругу, кто-нибудь из нас не бросал: «Ну что, будем заниматься слонами, или как?»

Решающий момент настал на конференции КИТЕС в Оттаве, состоявшейся в том же году. Повестка дня включала привычные язвительные дебаты между сторонниками охраны живой природы, которые действительно искали пути защитить ее, и, с другой стороны, представителями правительств и торговцами природными материалами, которые на словах поддерживали концепции охраны природы, а на деле блюли в первую очередь собственные интересы.

Дейв и я выступили в поддержку запрета на торговлю попугаями, после чего нас пригласила на обед Кристина Стивенс, президент Института защиты животных, базирующегося в США. Искренняя и откровенная Кристина, много лет вращаясь в самых элитных вашингтонских политических и общественных кругах, редко упускала возможность высказать свои взгляды по проблемам живой природы людям, в чьих силах было что-то сделать. Кристина всегда горячо поддерживала ЕИА, и ее группа предоставила нам грант на расследование торговли птицами. Мы сказали ей о нашем интересе к торговле слоновой костью, и так уж угодно было судьбе, чтобы среди ее гостей тем вечером оказался знаменитый кенийский ученый и борец за охрану природы Йен Дуглас-Гамильтон. С виду франтоватый и холеный, легко узнаваемый по щегольски завязанному галстуку, Йен положил свою жизнь на изучение африканского слона. Он только что завершил отчет о численности поголовья слонов в 34 африканских странах и за обедом поделился с нами своими выводами, повергавшими его в депрессию.

— Каждый год мы находим все больше и больше скелетов слонов. Порой погибших животных встречается больше, чем живых. В некоторых регионах — а таких становится все больше — слоны исчезли совершенно. — Тут Йен сделал отчаянный жест. — Они просто исчезают. Это какой-то конец света.

Согласно его отчету за каких-нибудь пять лет, с 1981 по 1986 год, поголовье слонов по всей Африке сократилось на 36 %. Мы были потрясены. Ни Дейву, ни мне и в голову не могло прийти, что проблема достигла такого масштаба.