Иннокентий

Глава 32 Наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!

— Поздравляю. Не каждый в таком юном возрасте удостаивается подобной чести.

— Спасибо за добрые слова.

Эх, ничего не меняется. Улыбка на лице председателя местного отделения Союза Художников не скрывала выражения его глаз. Завидует, сука. И думает, как молодой хлыщ смог попасть в фавориты? Эти деды полжизни положили, рисуя пейзажики и ударниц коммунистического труда. А тут на — и персоналка.

«Не тех трахаете, уважаемые. Сисястые комсомолки — наше все!»

Редкий случай, когда через постель в искусство врывается мужчина. Но моральная сторона дела Иннокентий сейчас не беспокоила. Какая мораль может быть у дитя девяностых? Где вы были, чертовы моралисты, когда его родители жилы рвали, чтобы обеспечить существование семьи? Может, мама бы не померла, если бы средства для лечения и врачи были. Так что без обид. Семидесятые для плотоядного Кеши это по сути обеденный стол. Он осознал такое положение дел еще летом и начала действовать. Понемногу, потихоньку, но разгон дан. Главное сейчас — пока не выделяться!

Васечкин оглянулся. В зале городского Дворца Культуры, несмотря на наступающий вечер, бродило немало народу. Его снимки на самом деле оказались интересны публике. Редкая официозная выставка, где не только для галочки. Иннокентий вспомнил, в какое негодование пришел художественный совет и организационная комиссия, когда он в первый раз представил свои снимки.

— Это что такое, молодой человек? Что за авангард и вульгарщина?

Тон задавал очередная «серая мышь», но уже обличенная некоторой властью. Но Кешу было не так просто смутить.

— Это не авангард, Софья Павловна, а возвращение к нашему революционному прошлому. Посмотрите, пожалуйста, сюда. Или вы имеете что-то против пролетарской культуры первых лет советской власти.

Он протянул комиссии заказанный через третьи руки редкий экземпляр альманаха, посвященный советскому искусству двадцатых годов. А там было на что посмотреть. Члены совета и комиссии с интересом разглядывали фотографии и плакаты. Они родились позже, но со многим представленным были знакомы. Тетку же подвела элементарная культурная безграмотность. Которую при должном усердии можно было подвести, как политическую незрелость.

— Я подумал, что в то время, когда в столице нашей Родины проходит эпохальный двадцать пятый съезд КПСС и на следующий год мы будем праздновать шестидесятилетие Великой Октябрьской революции, стоит обратить внимание на наши революционные истоки. Вспомнить «комиссаров в пыльных шлемах». Вы ведь все обещали не забывать их во время вступления в партию. Вспомните, что сказал Леонид Ильич Брежнев во вступительном слове к 25 съезду — «Каждый коммунист должен выполнять собственные обещания!»

Члены высоко комиссии оторопело взирали на молодого претендента. Чего-чего, а подобного политического эпатажа они не ожидали. А грамотную заготовку ему сваяли старички-разбойники. Даже Семен Семенович, формально присутствовавший от горкома и скромно сидящий в сторонке, раскрыл рот от изумления. Светлана Михайловна, наоборот, нахмурила брови. Впечатления смазал ехидный старичок от Союза Художников. Эти уроды вечно топили набирающих силу конкурентов. Не хотелось им делиться ништяками, что щедро дарило членам Союза государство. Мастерские, средства на выставку,

— Но позвольте, при чём здесь женщины?

— Так мы экспозицию приурочиваем ко дню 8 Марта, — сухо пояснил член организационного комитета.

Художник ничего не понял, но благоразумно промолчал. Праздник революционный и, значит, идеологически важный. Совместить два, даже три в одном для товарищей из горкома очень радостно. Но «серая мышь» уперлась рогом и не унималась.

— И поэтому вы решили сразить всех эпатажем?

— Простите, а в чем он выражается? Ракурсы, свет, эстетика? Все из двадцатых годов. Это то время, когда закрепощенная женщина царской России благодаря советской власти обретала свободу. Строились детские сады, кухни-кулинарии, в первые у женщин появились социальные права. На отдых, отпуск и пенсию. Они начали активно участвовать в жизни страны. Отсюда и короткие прически, свободная, не мешающая спорту и движению одежда. Завоевания Октября, кстати, никто еще не отменял. Вы же сами отличный этому пример.

— Что? Почему?

Все с любопытством уставились на Васечкина. Такого горячего напора от претендента они явно не ожидали. Даже Светлана сменила гнев на милость.

— Ну, вы же свободно получили отличное образование. Вы смогли заняться общественной деятельностью наравне с мужчинами. И даже добились на этом поприще некоторых успехов. Скажите, это было бы возможно при прошлой буржуазном режиме?

— Нет, конечно! — тетку внезапно проняло. Может, она и была «серой мышкой», но не дурой точно и быстро смекнула, куда клонит Васечкин. Феминизм в этом времени понимался превратно с четким пролетарским эффектом. — Ну, если вы так считаете…

Члены комиссии начали переглядываться между собой. Никому не хотелось залезать глубоко в идеологические бредни, тем более в присутствии представителей партии и комсомола. Ну его на фиг, подумали они и начали обсуждать конкретные фотографии. Этого Иннокентию и было надо. Несколько по-настоящему эпатажных снимков он принес специально, потому с легкостью от них отказался. Еще пару откровенно художественно слабых жестко отрецензировал «Художник». Васечкин немного с ним поспорил для порядку, и в конце концов, признал его правоту, удостоившись от старого пердуна снисходительной усмешки. Но зато тот принял остальные фотографии вполне благосклонно, повлияв тем на мнение высокой комиссии.

После отборочной довольного Васечкина перехватил накоротке Семен Семенович.

— Ты где так научился подковано соловьем заливать, Кеша?

— Учусь, Семен Семеныч. У нас же большие перспективы впереди вырисовываются. Надо соответствовать.

Руководитель отдела горкома партии хмыкнул.

— Ну все лыко в строку. И главное — как политически грамотно. Я тогда, пожалуй, на твою выставку товарищей из обкома приглашу. У тебя и в самом деле есть на что посмотреть. Так держать! Май уже скоро!

Не успел Васечкин проводить взглядом куратора, как услышал бархатный голос комсомолки:

— Кеша, а ты часом не охренел?

— В чем проблема, Светочка?