Страница 4 из 9
– Приятно познакомиться. Я пишу репортаж об этом фестивале. Не могли бы вы ответить на пару моих вопросов?
– Да, конечно. Заходите к нам.
– Спасибо.
Мы зашли в дом, который до этого украшала Надя. Преимущественно, дома в городе были двухэтажные с разными входами для соседей, хотя мне встречалось и несколько пятиэтажек. Этот не был исключением. Внутри Надиной квартиры оказалось чисто и уютно. Просторная светлая комната, служившая и кухней и залом одновременно, мебель сталинских времен, белые с цветочками занавески, фиалки на подоконнике. Кружевная скатерть на деревянном столе и толстая серая кошка, спящая на диване. В общем, никакой роскоши, но и признаков нужды я не заметила.
– Чай, кофе? – обернулась Надя, ставя на плиту чайник.
– Кофе, если можно.
Надя налила мне кофе, а себе чай, поставила на стол тарелку с печеньем и сахарницу.
– Извините, молоко я не успела купить сегодня.
Гостеприимная хозяйка. Наверное, и готовит она отлично, и шьет, и вяжет. Не то что некоторые.
– Ничего страшного, это не важно. Лучше расскажите о себе и о фестивале.
– Алиса… а можно мы перейдём на ты? А то ровесники вроде, как-то неловко…
Надя сильно смущалась и от этого выглядела очень мило.
– Конечно, не вопрос. Расскажи о своей семье. Давно тут живёте?
Я положила на стол и включила диктофон. Для страховки взяла блокнот и ручку. Техника иногда подводит в самый неподходящий момент.
– Мои родители родились тут, их родители тоже тут родились… Да здесь почти что все местные. К нам не особо кто-то рвётся приезжать. А вообще нашему городу около двухсот лет.
– Да ладно? Я думала, его при советской власти построили.
Я действительно удивилась, вот уж не ожидала.
– Ну, сначала это было большое село, а при советской власти тут всё перестроили и обнесли забором. А ещё название другое дали.
– А как раньше город назывался? Село, то есть?
– Мрачное. Ясно, почему поменяли название. А то звучало как-то…
– Мрачно, – резонно подметила я.
– Ну да, – улыбнулась девушка. – Говорят, во время Великой Отечественной Войны сюда перевезли какое-то лабораторное оборудование. Когда война кончилась, начали проводить эксперименты. Сначала на животных, а потом на людях.
Я терпеть не могу тему опытов на живых существах и то, какими методами они проводятся. Мне стало как-то не по себе от таких мыслей. Однако теперь этот богом забытый город начал казаться мне интересным. Ласточка шефа не наврала. У меня появилась мысль приукрасить свой репортаж парочкой баек.
– Так, а что за опыты, ты не знаешь?
– Нет, но папа говорил, что от них по городу пошла какая-то зараза, и народ начал уезжать. Чтобы не допустить распространения инфекции, всё обнесли забором и колючей проволокой, а ворота заперли.
– А зараза?
– Говорят, убили всех заражённых, здоровые люди боялись выходить на улицу несколько месяцев. Ходили военные в таких, знаешь, защитных костюмах, – она изобразила на голове то ли маску, то ли шлем, – и обрабатывали всё.
– А где проводились эти опыты на людях?
– На заводе. Там сейчас у нас лекарства сейчас делают.
– Надь, а ты совсем ничего не знаешь про опыты? Что пытались получить? Что стало с подопытными?
– Нет, но если тебе это интересно, спроси у папы. Он, наверно, скоро придёт.
В самом деле, минут через десять с работы вернулся Надин отец. Здоровенный рабочий дядька в форме слесаря, местами седой, немного обросший, с очень большими и грязными руками.
– Здрасьте, – буркнул мне он, направляясь к раковине.
– Здравствуйте, – кивнула я.
– Папа, это Алиса. Она приехала писать про фестиваль.
– С чего это вдруг? Кому мы нужны?
Кажется, хозяин не настроен беседовать.
– Я выполняю свою работу, – сухо ответила я. – Надя рассказывает мне о вашем празднике. Кстати, а как он называется?
– День памяти погибших от вируса, – прошептала Надя.
Я прикусила губу. Праздник, праздник… Вот что бывает, когда едешь совсем не подготовленной.
– Извините. В редакции мне сказали, у вас фестиваль.
– Ну да фестиваль. Каждый год в течение трёх дней мы вешаем красные тряпки на дома, чистим говно за нашими собаками, которых нельзя выпускать в это время, и носим серые смирительные рубашки начала прошлого века. И всё это, чтобы почтить память умерших от той херовой заразы, – вспылил Надин отец. – Об этом ты писать собралась? Или вынюхиваешь чего? Вы же считаете нас за дураков, да? Документы есть? Может, ты шпионка американская?
– Папа! – нахмурилась Надя.
Я не ожидала такой атаки, и обороняться мне было нечем, потому пришлось говорить первое, что пришло на ум.
– Да, кое-что мне кажется странным, но это не значит, что я отношусь к этому плохо. Я просто хочу написать правду о вашем пр… фестивале, а без знания прошлого вашего города, это невозможно. Извините, если причинила вам неудобства. Надя, спасибо за беседу и кофе. До свидания, – я встала из-за стола, сунула диктофон в сумку и направилась к выходу.
– Алиса, подожди, – вскочила Надя. – Папа, перестань! Так нехорошо! Алиса, не обращай внимания, он просто устал на работе. Обычно он гораздо гостеприимнее.
Уставший мужик умыл лицо холодной водой и выдохнул.
– Да, извините. Наверное… Просто к нам нечасто приезжают гости из других городов, тем более из северной столицы, – устало усмехнулся тот, садясь за стол. – Вы, журналисты, вечно перевернёте всё с ног на голову. У вас власть, а мы тут просто маленькие люди. Я сейчас что-нибудь скажу, а меня потом с работы уволят. Думаете, тут дохера работы? Нет.
– Всё нормально. Я понимаю. Поверьте, я напишу правду и ничего лишнего, – заверила я его.
– Пап, Алисе интересно, какие опыты проводились на заводе, – сказала Надя отцу, шустро накрывая на стол.
– Какие? Да я не знаю, сам тогда не родился ещё. Батька мне рассказывал, что там каких-то необычных людей пытались разводить.
– Каких людей? – не успевая найти в сумке диктофон, я снова начала записывать в блокнот.
– Батька видел одного такого, когда возил дрова туда. С него взяли подписку о неразглашении, но он как-то напился и разболтал всё нам с матерью.
– Так, а поподробнее о том необычном человеке можно? – я в ожидании присела за стол напротив, наконец-то найдя проклятый диктофон.
Надя поставила на стол перед отцом тарелку горячего супа, прислонила к ней два куска чёрного хлеба и села рядом. Отец Нади проглотил пару ложек и тогда продолжил:
– Он сказал, что, однажды, когда вез хлам мимо одного помещения, услышал стон. Дверь не была заперта, он заглянул и увидел бледного, как смерть, измученного человека, прикованного цепью к стене. Он сидел в одних штанах на бетонном полу под мигающей лампочкой, раскачивался и что-то шептал. Батька подошёл поближе, думал, наверно, помочь чем-то. Хрен его знает. А этот как бросится на него, зубами как щёлкнет!
При этих словах Надя вздрогнула.
– Батька потом говорил, что эти зубы, как у акулы острые, и глаза краснющие бешеные ему в кошмарах снились…
– Значит, тот на цепи не достал вашего папу?
Ну вот, началось. Любимые темы шефа. А может, он отправил меня фольклор собирать?
– Нет, на шаг вот прямо не достал! Батька так улепётывал, что и про хлам забыл тогда. Бросил прям там.
– Простите, как вас зовут?
– Василий Семёныч Захаров.
– Василий Семёныч, как вы думаете, правда ли вся эта история, рассказанная вашим отцом? – что ни говори, а реалистка она и в Африке реалистка.
– Да кто ж его знает теперь. Батька давно помер, монстры тоже куда-то делись, завод закрыли. Вон таблетки теперь делают от всего подряд. Я сам там работаю.
– Простите, вы сказали «монстры»? Их было много? А откуда они взялись, знаете что-то? – вот она фантастика, так обожаемая моим шефом.
– Батька потом узнал у кого-то, что того, который напал на него, привезли откуда-то издалека. На нем вроде ставили разные опыты. А ещё кормили сырым мясом. Вот он на батю моего и бросился. Наверно, за обед принял.