Страница 2 из 6
Итак, начнем, пожалуй, с непреодолимой тяги к насилию, которая начала проявляться на стадии отрочества (в возрасте, когда оно было совершаемо мной я далеко не осознавал, что делаю, лишь предвкушая очередной всплеск возбуждения, в том числе сексуального). Подобное влечение в принципе не является чем-то из ряда вон, если мы наблюдаем его у совсем несознательных детей, находясь на стадии отрочества, поступок нельзя назвать совсем неосознанным. После полного понимания определенных действий, связанных с этим деструктивным влечением, Недавний Я, долгое время не мог найти причину, скорее не пытался ее искать, каждый раз принимая решение свести все на то, что Ранний Я просто не был здоров, но болен был и Недавний Я, но только, тщательно открещиваясь от этого, постоянно надевал маску «нормальности».
Впоследствии, пройдя определенные стадии рефлексии, Недавний Я чувствовал отвращение к себе, непреодолимую тягу вернуться в прошлое, чтобы исправить что-либо, а за спину тихими шажками уже подкралась печаль. Я Сегодняшний могу лишь сказать, что чувство неотвратимости, невозможности что-либо исправить, вызывает лишь несоразмерное с ним, ощущение презрительного, отчасти ненавистнического отношения к себе, да и ко всем окружающим. Чувство, при котором внутри все сжимается настолько, что тебя начинает трясти, ощущение полной беспомощности в данной ситуации сковывает так, что не можешь шевельнуться, но печаль заключается не в этих душераздирающих импульсах, она приходит после, созерцая лишенную воли сущность, неспособную ничего с этим поделать.
Перейдем к такому явлению, как стыд. Это один из ключевых импульсов, которые впоследствии приводят к ощущению печали, наряду со злостью, скорбью, которую З. Фрейд рассматривал вместе с «меланхолией», тоской, замечу, что именно абстрактной тоской, такой характерной для русского индивида, отвращением, ненавистью, скукой и еще несколькими, как сказал бы «здоровый» человек, коих не существует, деструктивными переживаниями. Стыд ощущается по-разному, иногда, размышления о случившемся беспокоят человека две-три ночи, иногда, два-три месяца, бывает и такое, что определенная ситуация не выходит из головы годами. Масса, заполняющая тело, впоследствии ползущая из кишечника к желудку, после направляющаяся из желудка по пищеводу к гортани, становится комом в горле, который, как ни старайся, не проглотить и не выкашлять. Голос в черепной коробке постоянно напоминает о произошедшем, а когда хочется на секунду забыть о совершенном стыдном поступке, придаться грусти, хоть ненадолго, он будто запрещает вам испытывать что-то кроме стыда. В случае, если ситуация для кого-то может показаться забавной, даже истерически смешной, голос превращается в змеиное шипение и воплощается во фразе: «не забывай кто мы есть». Впоследствии же, ничего не остается, кроме как сговориться с этим нашептыванием, начать произносить звуки в унисон с ним. В случае со стыдом, печаль приобретает характер «спасителя», некой темной силы, которая могла бы проглотить Меня, но по какой-то причине проглатывает «стыд». Ты испытываешь облегчение, когда после долгих блужданий по скалистой местности, либо же по полю крапивы, без обуви, заходишь по пояс в болото, представляя, что находится под ногами, ощущая, как тина постепенно всасывает ноги, обволакивая своей теплотой. Ты не особенно хочешь из него выбираться, более того, это не имеет уже никакого смысла.
Печаль, поглотившая субъект, заставляет его всматриваться в тонкие мистерии своей души. У этого взгляда во внутрь есть огромный потенциал, ибо впоследствии, субъект может начать вживаться в ткань бытия, анализируя внутреннее (Я) через внешнее (наука, культура, религия, философия). Таков путь для человека, ощущающего заброшенность (Sein s-verlassenheit), путь Сильной Dasein-терапии. Пытаясь всматриваться вглубь темноты, я совсем забыл про взгляд во вне, проводя свободное время в метафорических объятиях таких же нездоровых особ, как и я. Так мы плавно переходим к еще одной из составляющих печали (меланхолии) – «любовь», а скорее ее подобие, ибо после становления меланхолии, любовь размывается, не говоря уже о том, что может окончательно исчезнуть.
Хотелось бы заранее оговорить то, что я не использую на этом этапе данного исследования каких-либо дотошных определений из философии, психологии, религии, раз уж эта часть – одно, цельное, глубоко-личностное переживание, будьте добры, перетерпите этот бесцельный, как вы считаете, монолог, ибо в дальнейшем я постараюсь рассмотреть вышесказанное под призмой культуры и науки.
Вернемся к такому феномену, как «любовь». Я не скажу, что испытывал ее должным образом, скорее это было влечение, а если быть точным, желание обладать кем-то, деструктивное вожделение какой-либо очередной особы, которые впоследствии приобрели характер, не более чем, сексуального объекта. Мысль, которая раз за разом накаливала интерес к женскому полу заключалась, лишь в полной неспособности принять свое “Я”, дабы это “Я” принял кто-то другой. Я ощущал себя нецелостным, оторванным, и казалось, что примирить, склеить расколотый субъект Жака Лакана может только абстрактная “Она”. Не вижу особого смысла описывать этот период, хотя он сыграл немалую роль в становлении моей печали.
Больший интерес заслуживают «меланхоличные ритуалы», например, блуждание по мрачным улицам под тоскливую мелодию и созерцание серых, неуловимых, гнетущих пейзажей. Или же постоянное нахождение рука об руку с музыкой, лекциями, в общем, «бубнежом на фоне», дабы не оставаться наедине со своими мыслями. Впоследствии одним из ключевых ритуалов стало – курение, этот акт будоражил, заставлял постоянно отклоняться от реальности, чтобы уйти в мир абстракций, в тот мир, где печаль становится образом ласковой, старшей еврейской сестры, утишающей тебя где-то в погребе под звуки нацистских бомбардировок и ее еле слышимого плача. Этот ритуал позволял мне войти в контакт с моей меланхолией, стать с ней единым, а приходящие образы, в конечном итоге, обрели свое место в стихах, не даром говорят, что поэзия – вторая медицина, которая лечит душу. Роберт Бертон, к слову, считал, что «все поэты – безумцы»[1], отчасти так и есть.
Хотелось бы сказать несколько слов о чувстве утраты, но было бы опрометчиво его так называть, скорее чувство отсутствия, а еще ближе «неналичия». В дальнейшем данный взгляд будет трактоваться и разбираться более детально. В общем, подобное ощущение связано с неналичием какого-либо навыка, знания, чего-то неосязаемого, ближе всего подходит слово «зависть». После прослушивания очередной лекции или общения с более образованным человеком, над головой зависали мысли о том, что, во-первых, я этого не достигнул, из-за чего не достигнул, и не достигну вовсе, а во-вторых, почему это есть у кого-то другого. Достаточно детская мысль, абсолютно глупая, но в этом ее прелесть и специфика, ибо она настолько банальна, но при этом настолько влиятельна.
Подытожим сказанное мной, вычленив центральные тезисы:
Печаль (меланхолия) возникает при отсутствии (неналичии). Более того, то, что отсутствует навсегда утеряно, его невозможно вернуть;
Чувство любви является одной из самых значимых характеристик, свойств печали (меланхолии);
Двигатель печали (меланхолии) – зависть и желание отобрать, обладать;
Стыд – составляющая часть чувства отсутствия, т.к. это та самая неприязнь к себе из-за неналичия, но желания обладать;
Печаль (меланхолия) – не болезнь, но вполне себе может к ней привести;
Каждый субъект, «обладающий» печалью, пытается наладить с ней контакт с помощью различных ритуалов.
Сколько бы люди не очерняли такое явление, как «печаль» (меланхолия), оно в любом случае, остается важнейшим в понимании человеческой сущности, ни одна другая эмоция не заменит, более того, не сместит печаль. Меланхолия всегда начинается с ощущения любви, а заканчивается полным его отсутствием, оставляя после себя лишь небольшой туман и ранее приятный, томный, обволакивающий женский шепот.