Бывшие. После измены

— Нет… — медленно и злорадно протянула я, прекрасно понимая, что если стоит этот один раз повестись на шантаж, он так и будет дальше продолжаться.

Матвей изменился в лице. Как же его выбивало из колеи мое упрямство. Даже весь брак у нас с ним были вот такие затыки в отношениях, где просто мне что-то не нравилось и я упиралась всеми силами. И переубедить меня можно было, только уговорив.

Видимо, Матвей об этом забыл, потому что, когда я потянула на себя дверь конференц-зала, муж резко шагнул ко мне, перехватил под грудью одной рукой, второй провернул замок и выдохнул в волосы:

— Ты меня выслушаешь… И будем решать, как разводиться.

От хриплого, тяжёлого дыхания, которое задевало чувствительную кожу на шее, я немного поплыла, вернувшись на несколько лет назад. В одну из наших несерьёзных ссор, когда мы просто не сошлись мнениями. Даже не помню, что тогда мы не поделили, но помню вот такое же дыхание, которое проходилось по моему обнаженному телу во время того, пока Матвей прижимал меня к столу. Он дотрагивался до моей кожи кончиками пальцев, заставляя психовать от нетерпения, и только на границе неконтролируемой злости делал своей.

Сейчас я прикрыла глаза и отрешилась от воспоминаний. Но Матвей не выдержал и развернул меня лицом к себе, мягко положил ладонь на нежное горло, вынуждая меня приподнять к нему губы, которые были в миллиметрах от его. Жёстких и немного обветренных, которые прошептали мне:

— Ты получишь свой желанный развод и все, что захочешь. Любое желание. Нет. Желания. Но сначала роди мне ребёнка.

Глава 10

Я замерла, просто не могла справиться с шоком. Мой мозг отказывался принимать такую информацию, настолько дико звучало предложение Матвея, что я просто растерялась.

Вот представьте, вы реально встретили на улице города во время зимнего снегопада Санта-Клауса или Деда Мороза. И они действительно настоящие. У них и посох есть, и олени во главе с Рудольфом.

Вот примерно это я чувствовала в данным момент. Полную растерянность.

Я даже не дёргалась. Застыла от внезапного удара по голове перьевой подушкой.

Это дикость какая-то.

Предложение Матвея просто дико в самом своём смысле. Я недавно потеряла ребёнка, я не могла выносить малыша, и муж предлагал мне вновь испытать этот страх, только на этот раз помноженный на печальный опыт.

Матвей не понимал, что его предложение полностью аморально? Оно выглядело как насмешка надо мной. Как плевок в душу, который похлеще предательства.

— Я. Тебя. Ненавижу, — медленно произнесла я, глядя прямо в глаза Матвею, чтобы в них увидеть оскаленное злостью свое лицо. — Ненавижу предателя. Ненавижу такого палача, как ты…

— А я тебе ещё вчера сказал, как сильно люблю… — Матвей прижал меня своим телом, сдавил так сильно, что даже сквозь одежду я ощущала каждую его мышцу. — Так сильно люблю тебя, что готов любого стереть в порошок, кто посмеет нам мешать. Так сильно люблю, что у меня внутри все сводит от одного твоего присутствия рядом. Так люблю, что готов драться за наше с тобой будущее. Так люблю …

— Что изменил? — наши губы почти соприкасались. Я чувствовала на своих горчинку от кофе и табака от его. Болезненное, слишком острое состояние. Пограничное. Ненависть и любовь…

— Ты же знаешь, что мне кроме тебя никто никогда не нужен был… — Матвей вжимался в меня ещё сильнее, ещё больнее. Я ощущала… Все я ощущала, что скрывали его брюки. И от этого почему-то смущалась.

— Разве? — хрипло выдохнула я.

— Да… — касание губ почти ощутимое. — Я бредил тобой, боготворил. Я дышал одной тобой… Знаешь, что впервые я пришёл в церковь после нашей свадьбы? Я благодарил Бога за тебя. За одну тебя, которая невероятная. Которая лучше любой женщины в мире, которая самая желанная. Которая стала для меня смыслом жизни, ее целью…

— И почему тогда ты изменил, раз я все для тебя? — дышать удавалось с трудом. От слов Матвея внутри разгорался пожар, который затапливал меня. Охватывал каждую клеточку тела.

И это было больно…

Матвей усмехнулся. Его улыбка была похожа на оскал.

— А разве ты ещё не поняла?

Его губы задели мою скулу, прошлись к уху, чтобы больно сомкнуться на мочке с маленькой серёжкой-гвоздиком.

— Ты чудовище… — всхлипнув, признала я. Постаралась оттолкнуть от себя мужа, чтобы не ощущать пьянящего аромата его тела, чтобы отрешиться и вынырнуть из состояния гипноза. Но Матвей не позволил.

— Я знаю… самое ужасное чудовище, которое нашло наконец-то красавицу, чтобы стать принцем. И я им был. С тобой. И, наверно, был бы без тебя, если бы хотел. Но я просто никогда не хотел быть без тебя…

— Твое предложение это насмешка… — я сглотнула тугой комок слюны, который встал в горле, раздирая его.

— Мое предложение это попытка дать тебе все, что пожелаешь. Ты же хотела ребёнка… если бы не хотела, я бы вчера не мечтал повеситься после твоих слов… ты же хотела этого ребёнка всем сердцем, Ульян…

Меня стала бить крупная дрожь. Матвей выворачивал меня наизнанку, препарировал каждым словом, которое в его устах было острее скальпеля.

— Ненавижу… — я дёрнулась ещё раз, чтобы понять, что Матвей больше не держал меня за горло. Он просто держал меня в своих руках. За талию. Сдавливал и поглаживал сквозь ткань одежды.

— Соглашайся, и получишь намного больше… — глядя в глаза, предельно четко сказал муж, и его ладони скользнули по талии вверх, к груди. Я остановила их на рёбрах и сжала запястья Матвея, почти ногтями впиваясь в кожу.

— Остановись и вообще услышь себя со стороны, — произнесла я на одном дыхании. — Ты хотя бы понимаешь, что твоё предложение звучит для меня как издевка, как очень глупая и злая шутка?

Внутри меня поднималась злость. Я не могла поверить, что Матвей настолько толстокожий, что не понимает, как много боли приносит мне мысль о беременности.

— Я предельно серьёзен, Ульян… — его губы замерли, сомкнулись в линию, а темные глаза впились в меня. — Я понимаю, насколько тебе больно, я все это понимаю. Даже больше… И мне больно. Ненавижу себя за то, что послушал, а потом поверил ей, что не плюнул на своё чертово благородство и не приехал, не забрал тебя как пещерный человек с воплями: «Мое!». Я виню себя за то, что позволил тебе уйти и оставил в опасности.

Я задохнулась. Я не понимала, что говорил Матвей, в чем исповедовался, но до меня с ужасной медлительностью доходило, что его никто не держал, свекровь ни при чём. Он сам меня отпустил. Просто отпустил.

Почему?

— Но этот раз ничего подобного не будет. Я не предлагаю тебе беременеть прямо завтра. Ты боишься, и это нормально. Нормально испытывать страх перед тем, чего не знаешь. Но я все решу. Мы обследуемся. Мы проверим все что можно, только чтобы больше подобного не повторилось. Я открою трастовый фонд на твое имя. Обеспечу полностью твое будущее и будущее малыша…

Матвей говорил быстро. Короткими фразами. Из-за этого я с трудом улавливала суть. Я просто не понимала, что он хотел от меня. Чтобы я родила ему ребёнка или что?

— Ты несёшь какую-то чушь… — попыталась я встрять в его монолог, но оказалась прервана жёстким поцелуем, который сначала обжег меня ненавистью, а потом безграничной болью со вкусом горького кофе.

И слова на выдохе:

— Я просто пытаюсь вернуть тебе то, чего ты лишилась по моей вине…

Глава 11

Я все ещё ощущала его вкус на своих губах. Я держалась из последних сил, чтобы не разразиться истерикой. От давно забытого, нечаянного потерянного и совсем случайно, возможно приобретённого: от поцелуя, от мысли о ребёнке и от беременности.

— Это все полный бред, — выдохнула я, борясь с голосом надежды, который оглушал меня изнутри. Он так громко кричал, чтобы я просто попробовала, не обязательно прямо сейчас отказываться, ведь Матвей предлагал хорошее решение вопроса. И правильное.

И совсем все непонятно становилось.

Я не могла никак согласиться на предложение Матвея, потому что просто подписывала купчую на собственную душу. Я тогда точно не смогу от него никогда уйти. Это же настоящая ловушка, и Матвей как истинный хищник прекрасно расставил сети. Он знал чем меня купить. У него было больше двенадцати часов, чтобы обдумать и построить такую схему, в которой я точно запутаюсь, а уже потом не смогу выбраться.