Британский качок

— Нет, тебе не стоит беспокоиться. — Хотя должен; как только Стюарт узнает, что я солгал о том, что Джорджия моя пара, он будет настаивать, чтобы я встречался с Ариэль.

— Мне не нужно, чтобы еще больше девушек злились на меня. Эта Элли выглядела так, будто хотела меня убить.

Вероятно, так и есть.

— Она переживет это.

— Уверен?

— Нет. — Я смеюсь. — Я играю в регби со Стюартом, Элли — его девушка, Ариэль — ее лучшая подруга, и у них грандиозные планы на нас четверых.

— Ариэль. С рыжими волосами?

— Поразительное сходство, да?

— Думаешь, это ее настоящее имя? Я имею в виду, каковы шансы?

— Может быть, ее родители — диснеевские фрики. — Сейчас я говорю так по-американски; у мамы случился бы припадок, если бы она меня услышала. — По рыжим волосам.

— Может быть. — Она снова покусывает нижнюю губу. — Ты же знаешь, что твой друг будет преследовать тебя из-за этого.

О, теперь она читает мои мысли? Фу.

— К чему ты клонишь?

— Я просто думаю… ты должен позволить мне загладить свою вину. Я буду лучшим фальшивым свиданием, которое у тебя когда-либо было.

Единственным фальшивым свиданием, которое у меня когда-либо было. Никогда, черт возьми, мне не приходилось шантажировать женщину, чтобы она провела со мной время.

— Я… не знаю. — Я колеблюсь. — Не хочу посылать смешанные сигналы.

— Смешанные сигналы? — Она смеется. — Поверь мне, я чертовски хорошо знаю, что ты меня терпеть не можешь и не хочешь иметь со мной ничего общего. Знаю, что это было бы только одолжением. Обещаю, что не влюблюсь в тебя. — Ее глаза расширяются, когда она осознает свою оплошность. — Я не это имела в виду. Я имела в виду… потому что ты не хочешь, чтобы ты мне нравился. — Она делает паузу. — Я имею в виду, я тебе не нравлюсь. Я знаю это. И не буду…

Я поднимаю руку вверх, останавливая ее.

— Все в порядке. Я понял. Ты не влюбишься в меня.

— До тех пор пока ты не влюбишься в меня, — без всякой необходимости поддразнивает Джорджия. — Не то чтобы ты этого хотел. Я просто шучу.

Она сглатывает.

— Хорошо. — Я бросаю взгляд на дом, сквозь толпу в сторону Стюарта. — Хочешь, я провожу тебя домой? Мне не хочется возвращаться.

— Эм. У меня там друзья внутри… — Пауза. — Налла и Прия, но я могу узнать, готовы ли они идти? Подожди.

Я киваю, когда она направляется к двери и возвращается через несколько минут, похоже, запыхавшись, откидывая волосы с лица.

— Я готова идти, они хотят остаться.

Конечно, хотят — эта вечеринка просто потрясающая. Это круто, или как там они говорят, и я не так давно знаю двух других девушек, но они определенно выглядят так, будто хотят хорошо потусить.

Не говоря ни слова, мы с Джорджией спускаемся по ступенькам к тротуару, неловко шагая в тишине первый квартал — я предполагаю, что мы направляемся в ее сторону, потому что она не сказала мне идти в другую сторону.

Мы спокойно прогуливаемся, пока Джорджия не спрашивает:

— Из какой части Англии ты родом? Я не могу вспомнить.

— Суррей.

— Как далеко это от Лондона?

— Около пятидесяти километров.

— Эм… у меня проблемы с переводом. — Она смеется.

Я думаю несколько секунд, прикидывая в уме.

— Кажется, это примерно тридцать миль или около того? У моих родителей есть квартира в Лондоне, но они проводят там не очень много времени.

— Зачем им квартира, если они там не останавливаются?

Потому что так делают аристократы в Англии. Таунхаус в самом центре города принадлежал нашей семье на протяжении нескольких поколений — вы не откажетесь от него, если только вам отчаянно не нужны наличные или вы не хотите обменять его.

Семейное поместье в пригороде тоже.

Передается из поколения в поколение, и когда-нибудь все это будет моим, вместе с налогами и другими долгами.

Но я отвлекся…

— Они ездят туда нечасто, но иногда мы с братом пользуемся ей, если хотим навестить школьных друзей. Или что-то в этом роде.

Сбор средств, благотворительные балы.

— Или что-то в этом роде, — усмехается Джорджия, шагая дальше, не задавая больше никаких вопросов.

Это становится все более неловким.

Мне приходит в голову, что девушка, возможно, не чувствует себя в безопасности. Она согласилась пойти со мной домой, но уже темно, я огромный, и мы одни.

Засовываю руки в карманы, ссутулив плечи.

Бросаю на нее косой взгляд, испытывая искушение прочитать ей лекцию о том, каким глупым было решение идти наедине с незнакомым парнем, который больше нее, вероятно, на добрых полсотни килограмм.

Для британца-аристократа я коренастее большинства. Большинство парней, с которыми я ходил в школу, не видели ни одного нормального рабочего дня в своей жалкой жизни, тренажерные залы не были приоритетом, а парни, с которыми я играл в регби, не были такими крупными, как я.

Меньше наполовину.

Ниже.

Стройнее.

Больше подходят для элегантного джентльменского клуба их отцов, чем для поля для регби.

Мои домашние приятели играют в крикет, претензионный вид спорта, или катаются на лошадях по выходным — то, к чему я сам всегда был равнодушен.

Мало у кого из них когда-либо был выбит зуб от удара локтем или коленом в лицо.

У меня было и то, и другое.

Это чертово чудо, что мама никогда не запрещала мне играть, а папе нравится иметь сына, который физически более мужественен, чем отпрыски его сверстников.

Он может быть чопорным и порядочным, но он гордится тем, что вырастил сильного сына.

Наследника.

Мы с Джорджией тащимся вперед, машины проезжают каждые несколько минут, замедляя ход, чтобы поглазеть на нас двоих на тротуаре.

Сейчас еще довольно рано — всего одиннадцать часов — студенты собираются, чтобы пойти на вечеринку.

Мы приближаемся к кампусу, подходя к перекрестку.

— Э-э… теперь в какую сторону? — спрашиваю я, посмотрев налево, потом направо.

— Прямо. Еще пять кварталов.

— Пять кварталов? Ты прошла весь этот путь пешком? — Я смотрю вниз на ее ноги. — В этих туфлях?

Она тоже смотрит вниз.

— А что с ними не так?

С ними все в порядке. Они просто… на каблуках. Кому, черт возьми, захочется пройти весь этот путь на проклятых каблуках?

Женщины.

Я никогда их не пойму.

Было бы лучше, если бы у мамы родилась девочка, а я не застрял бы с Джеком и папой — немного больше эстрогена в доме пошло бы нам всем на пользу.

Джорджия вздыхает, вероятно, от скуки, потому что мы почти не разговаривали, а теперь я высмеиваю ее выбор обуви, один квартал позади и еще четыре впереди.

Мои губы приоткрываются, и я задаю несколько личный вопрос.

— Как тебе здесь, пока нравится?

— Не то, чего я ожидала.

— Как так?

— Ну… — Она делает паузу. — Для начала, я не думала, что девушки из команды по легкой атлетике будут измываться над старшекурсником. Я не новичок, и это было неуместно.

Я смеюсь над тем, как нелепо это звучит. Как недовольно.

— Ты никогда ни над кем не издевалась?

Ее острый взгляд отвечает на вопрос раньше, чем она это делает словами.

— Нет, Эшли, я этого не делала. Это противоречит кодексу чести.

Ха.

Кодекс чести — это шутка, и все это знают. Каждый в какой-то момент нарушает его, особенно в ту секунду когда попадает на домашнюю вечеринку за пределами кампуса.

Еще бы!

— Откуда ты, из страны выдумок? Это не сказка — ты же не думаешь, что спортсмены в твоем старом колледже не инициировали новых товарищей по команде? — Мое фырканье подчеркивает предложение.

— Я не идиотка и знаю, что они это делали, но что касается команды по легкой атлетике то… нет. Слава богу, я этого не видела. Меня от этого тошнит.

Пффф.

— Видимо недостаточно, — бормочу я себе под нос, достаточно громко, чтобы она услышала.

Джорджия останавливается посреди тротуара лицом ко мне, руки на бедрах.

— Хорошо. Я рада, что ты заговорил об этом, потому что это единственное, о чем я могу думать. Мне жаль, ясно? Я просто пыталась… быстрее покончить с этим тем вечером, чтобы они оставили меня в покое. Это не имело к тебе никакого отношения — в этом не было ничего личного.