Десять писем

Лия Аструм

Десять писем

Пролог

Пять лет назад. Клиника LesAlpes. Швейцария.

Я умирала.

Каждую мышцу, каждый сустав мучительно скручивало, заставляя меня до онемения пальцев сжимать края ночной рубашки, насквозь пропитанной холодным потом. Нескончаемая боль держала меня в тисках, словно мне кололи ее внутривенно, и она расползалась ядовитой змеей, отравляя каждую клетку моего измученного тела. Она питалась моими страданиями, и мне хотелось вспороть себе грудь, чтобы вытащить наружу и обезглавить мерзкую тварь, безжалостно сводившую меня с ума.

Я потерялась в днях. Сколько я здесь? Неделю? Месяц?

Еще минуту назад я истерически рыдала. А сейчас я терпеливо лежала на кровати, слизывая языком засохшие дорожки слез, и даже не пыталась уклониться от солнечного луча, пробивающегося сквозь прозрачный тюль и болезненно вонзающегося в мой воспаленный зрачок. Во рту пересохло, а в глотку будто насыпали битого стекла.

Пить. Мне безумно хотелось пить.

С трудом поднявшись с кровати, я на подрагивающих ногах подошла к тумбе, на которой так маняще стоял графин с прохладной водой. Не удосужившись взять стакан, я поднесла стеклянную емкость к губам и сделала несколько жадных глотков. Чувство облегчения не пришло, и я, прикрыв глаза, вылила остатки воды себе на голову. Освежающие струи поползли по лицу и, скрывшись за воротом рубашки, извилисто потекли по спине и груди, опадая мелкими каплями на холодный пол. Мне стало жарко и, приложив руку ко лбу, я ощутила на обжигающе горячей коже ледяное прикосновение влажной ладони.

Я судорожно дышала, и очередной вздох застрял в горле вязким комом. Они снова были здесь. Темные, двигающиеся в жутком танце тени появлялись лишь в моменты полного отчаяния и преследовали меня до самого конца. Они насыщали мой распалённый мозг суицидальными мыслями, и я всячески пыталась не дать им себя уничтожить.

– Вы не существуете, – еле слышно шептала я, нервно расхаживая из стороны в сторону. – Не существуете. Это все нереально.

Пытаясь унять чувство тревоги, я не могла найти себе место и дрожащими руками непрерывно блуждала вдоль собственного тела. Остервенело растягивала ворот рубашки, теребила пуговицы и грызла ногти, иногда до боли прикусывая огрубевшую кожу пальцев.

В фокус моего зрения попало висевшее над комодом овальное зеркало в деревянной раме. Я подошла к нему и, склонив голову вбок, тщательно принялась рассматривать собственное отражение. Глубокие глазницы на худом лице напоминали бездонные кратеры, выжженные безжизненной пустыней. А злая усмешка, резко появившаяся на потрескавшихся губах, исказила до неузнаваемости знакомые черты в прошлом красивого лица.

Этой девушкой с тусклым взглядом, спутанными волосами и жутко выпирающими ключицами не могла быть я. Кончиками пальцев я неверяще дотронулась до бледной впалой щеки и провела вдоль режущей скулы, отмечая болезненно-серый цвет лица. Острые края поломанных ногтей неприятно оцарапали кожу.

Они бросили меня. Оставили здесь совсем одну.

Голодная мерзкая тварь свернулась плотным кольцом в грудной клетке и, широко разинув пасть, требовала ужин. Мутный коктейль, напоминающий грязную лужу из боли, одиночества и гнева запузырился и, отдаваясь клокочущими звуками где-то в глотке, в сбивающемся ритме вырвался наружу.

Я закричала.

Мой раздирающий душу вопль разрезал пространство комнаты и, отскочив от стен, вместе с кулаком врезался в зеркало. Острая боль пронзила всю мою правую руку, а холодный глянец растрескался и, исказив уродливую картинку, осыпался кривыми треугольниками. Зловещий ритм теней был остановлен, и они, забившись в угол, не смели больше продолжать свою леденящую душу пляску.

Дверь резко распахнулась, и двое мужчин в синих медицинских костюмах вошли ко мне в комнату. Беглым взглядом оценив обстановку, один из них сделал осторожный шаг ко мне.

– Мисс, прошу, отдайте мне стекло, – он медленно протянул руку вперед.

Я не совсем понимала о чем речь. Проследив за его взглядом, я удивленно уставилась на окровавленный осколок в моей руке. Вдоль запястья тянулся кривой порез, из которого тонкой струйкой стекала кровь, образуя красочно-причудливый узор на светлом мраморе.

– Мисс, – настойчиво повторил он, снова привлекая мое внимание. – Мы вам поможем.

– Я умираю, – всхлипнула я, утирая новые дорожки едких слез и сильнее сжала острые, неровные края.

– Это не так, – мягко произнес он, делая еле заметный шаг в мою сторону. – Это ломка, от нее никто не умирает. По крайней мере, не здесь, – он тепло улыбнулся. – Прошу вас, отдайте мне осколок, мы вам поможем. Обещаю.

Его бархатный тембр гипнотизировал меня, и я недоверчиво смотрела в его добрые глаза, судорожно покусывая нижнюю губу. Мне хотелось ему верить. Но, кажется, его звали Джон, и еще вчера он крепко держал меня своими огромными руками, пока мне насильно протыкали вены.

– Мисс, – позвал меня второй мужчина, и я по инерции повернула голову. В следующее же мгновение Джон резким движением выбил осколок из моей руки и, схватив за плечи, повалил на кровать, крепко удерживая за запястья. Я начала яростно отбиваться и истошно орать, но против навалившегося сверху тяжелого, мужского тела у меня не было ни единого шанса.

– Скорее, – торопил он второго, параллельно уворачиваясь от моего колена и придавливая его своим бедром.

Второй мужчина, имени которого я не знала или не помнила, набрал лекарство в шприц и, отбросив пустую ампулу в сторону, приблизился ко мне, велев Джону зафиксировать руку. Тонкая игла легко вошла в плоть, наградив меня мимолетной болью, и вмиг поплывшее сознание безуспешно пыталось ухватиться за быстро отдаляющуюся реальность. Стремительно приближающаяся чернота наградила мое тело парализующим спокойствием, и на грани падения в темноту я думала лишь о том, что не хочу… не хочу больше жить.

Глава 1

Настоящее время. Нью-Йорк.

Если мои обонятельные рецепторы не дали сбой, то именно запах натуральной кожи с примесью табака, кофе и, возможно, каплей цитруса заполнял сейчас салон чёрного тонированного внедорожника, в который я села пятнадцать минут назад. Я вдохнула ещё раз. Наверное, так пахнет роскошь. Хотя, если бы меня спросили чем пахнет роскошь, я бы в миг представила запах свежей древесины с добавлением алкогольных нот выдержанного шотландского виски и кусочками горького шоколада, а запах свежих орхидей добавил бы нотку изысканности к моему пессимистичному аромату. К счастью, я не претендовала на звание лучшего парфюмера года, а виски все же хотелось бы заменить на коньяк. Не стоит добавлять его любимый напиток в мой роскошный букет.

Вытянув ноги вперёд, я поудобнее устроилась в прохладном кожаном кресле. Восьмичасовой перелёт из Лондона утомил меня. Я испытывала лёгкую тошноту, и мне проще было списать это на бортовую кухню, чем признаться самой себе, что я волнуюсь из-за предстоящей встречи.

Пять лет – долгий срок. Настолько долгий, что стоило уже давно отпустить и забыть. Но я не могу. Пока не могу.

Лучи июльского солнца Нью-Йорка не проникали сквозь тонированное стекло автомобиля, и я сняла очки, чтобы без дополнительных помех рассмотреть красоту Ист-Ривер. Интересно, насколько правдива американская легенда о затонувшем британском фрегате. Если история достоверна, то на дне этого пролива сейчас лежали несметные богатства стоимостью около полумиллиарда долларов США. Неудивительно, что ничего не нашли.  Или нашли, но тщательно скрыли данный факт.

По этой дороге я ездила миллионы раз, но сейчас узнавание не радовало меня, а только вдрызг разбивало мои надежды на то, что старый дом продан. Я бы хотела жить в городе, но кто я такая, чтобы мои желания его хоть немного волновали.

Наш единственный диалог за пять лет занял всего одну минуту четырнадцать секунд. Столько времени понадобилось ему, чтобы кардинально перевернуть мою жизнь. В ультимативной форме он заявил, что я должна вернуться в самое ближайшее время. Когда финансовые угрозы не подействовали он сказал, что ему плевать, каким образом я выполню его приказ, но если вариант с мешком на голове привлекает меня гораздо больше, то он исполнит моё желание. Хотя я и не была против возвращения. Мне просто хотелось показать, что я не его дрессированная собака, готовая выполнить любой приказ хозяина по щелчку пальцев. Но его последний аргумент был весьма убедительным.