Личный враг фюрера

Валерий Ковалев

Личный враг фюрера

Нет выше счастья, чем борьба с врагами,

И нет бойцов подводников смелей.

И нет нам твёрже почвы под ногами,

Чем палубы подводных кораблей…

Герой Советского Союза И.И. Фисанович

Глава 1. У синего моря

Уважая выгодное положение Гаджибея при Черном море и сопряженные с оным пользы, признали Мы нужным устроить тамо военную гавань, купно с купеческою пристанью. Повелев нашему Екатеринославскому и Таврическому генерал-губернатору, открыть тамо свободный вход купеческим судам, как наших подданных, так и чужестранных держав, коим силою трактов с империей нашей существующих, можно плавать по Черному морю, устроение сей Мы возлагаем на вас и всемилостивейше повелеваем вам быть главным начальником оной, где и гребной флот Черноморский, в вашей команде состоящий, впредь главное расположение свое иметь будет; работы же производить под надзиранием генерала графа Суворова-Рымникского, коему поручены от Нас все строения укреплений и военных заведений в той стране. Придав в пособие вам инженерного подполковника Деволана, коего представленный план пристани и города Гаджибея, утвердив, повелеваем приступить, не теряя времени, к возможному и постепенному произведению оного в действие.

(Из рескрипта Екатерины II от 27 мая (7 июня) 1974года)

– Сашка! – задрав вверх голову, прокричал босоногий мальчишка лет восьми, в выцветших штанах и майке. Рядом стояли еще два таких же, загорелых до черноты. У всех в руках удочки и куканы*

На средней террасе дома идущей по его периметру, возник их лет пацан со снастями, сбежавший по ступеням деревянной лестницы во двор. Обычный одесский, с высоким раскидистым тополем в центре и вкопанным под ним дощатым столом с двумя лавками.

– Ну чего орешь? – сплюнул на землю, подойдя ближе. – Время ровно пять утра, как договаривались. – Айда.

Весело переговариваясь и толкаясь, вся компания высыпала со двора. Самого рослого, что кричал, звали Колька Озеров, остальных двух Шурка Зозуля и Ленька Зальцман. Сбежавшего с террасы – Сашка Маринеско. Проживали мальчишки на улице Софиевской по соседству и были друзья – не разлей вода.

Заводилой являлся Сашка, большой выдумщик, романтик и драчун. Колька, в отличие от него был спокойный и рассудительный. Шурка отличался южным темпераментом – был вспыльчивым, но отходчивым, а Ленька, с всегда грустными глазами, имел склонность к созерцательности.

На востоке проклюнулся край солнца, зарозовело небо, стали спускаться по плитняку улицы к морю. Над ним таял легкий туман, стоял штиль, пахло водорослями и йодом.

– Отличный будет денек, – шмыгнул облупившимся носом Шурка.

– На все сто, – согласились остальные.

Улица кончилась, свернули на другую, идущую вдоль побережья. Миновав судоремонтный завод, вышли к кладбищу старых кораблей за ним. Здесь доживали свой век ржавые пароходы с баржами и дебаркадеры*, в море уходил свайный причал с остатками деревянного настила. Взрослые сюда не заглядывали, ходить по нему было опасно.

На золотистом, еще прохладном песке рядом, все быстро разделись до трусов. С хохотом вбежали в воду (была как парное молоко), принялись играть в «жука», догоняя друг друга, топя и ныряя. Накупавшись, вернулись обратно. Прихватив снасти, прошли по трухлявым перекладинам свай далеко вперед. Там, уселись рядком, свесив вниз ноги, наживили червями крючки, поплевав на них, и закинули удочки.

Клев был неплохой. В основном шли бычки, по местному «кругляк», попадались скумбрии и кефаль. Часа через три, на куканах было кило по пять рыбы.

– Ну шо, пацаны, может хватит? – почесал цыпки на ноге Ленька. – Шамать* уж больно хочется.

– Точно, – поддержали его Колька с Шуркой. Сашка, уставившись на поплавок, молчал.

Внезапно тот булькнул один раз, второй. Ловко подсек, в руке забился крупный бычок.

– Теперь можно и за шамовкой*, – насадил на кукан.

Все вытащили из воды свои, раскинув в стороны руки и удерживая равновесие на перекладинах, вернулись на берег. Там, спрятав удочки на полузатонувшем буксире, оделись и, прихватив добычу, отправились на ближайший базар. Лучше бы конечно на «Привоз», там цены выше, но, далековато. Тут же совсем рядом – пятнадцать минут ходьбы.

Базар был небольшой, но по южному шумный и разноголосый. Говорили на русском с украинским, молдаванском и идиш*. На лотках продавали мясо с птицей, всевозможные овощи с фруктами, протолкались в рыбный ряд.

– Здравствуйте тетя Цыля, – остановились перед дородной торговкой гренадерского роста и с усиками над губой. – Вот, принесли бычков, скумбрии и кефали.

– Бачу, – цепко окинула глазами. И назвала цену.

– Пойдет, – переглянулись друзья.

Ссыпав улов в извлеченную ею из-под прилавка корзину, получили засаленные купюры на всех и, распрощавшись, потолкались дальше. Остановились у хлебного ларька, купив буханку пеклеванного*, в другом, рядом, взяли колбасы «собачья радость», а на лотках с зеленью пупырчатых огурцов и южных мясистых помидоров. На выходе с базара, у безного инвалида на тележке купили пачку папирос «Дюшес» (спички были), у торговки литровую бутылку кваса и вернулись обратно.

Усевшись в тени буксира, разделили оставшиеся рубли, подкрепились и задымили папиросами. Всерьез этим делом не увлекались, но иногда покуривали втайне от родителей. После снова купались и загорали, лазали по старым кораблям, а когда шар солнца повис у горизонта, опять занялись рыбалкой.

На этот раз чаще попадалась камбала со ставридой, а потом клев закончился.

Когда собирались уходить домой, из дальнего конца «кладбища» показалась стайка ребят.

– Вроде как «приморские»,– обеспокоился дальнозоркий Ленька. – Щас будут залупаться.

– Не дрейфь, – отозвался Сашка. – Если полезут, вломим.

– А то, – поддержали его Колька с Шуркой. – Не вопрос.

Между пацанами с Приморской улицы и теми, что жили на Софиевской, всегда существовала вражда. Почему, никто не знал. Так повелось издавна.

Незваные гости между тем приблизились, их было трое, но постарше. Лет по десяти.

– Ба! Кого я вижу! – радостно осклабился один, рыжий и на голову выше остальных. – Шантрапа с Софиевской!

– Га-га-га – зашлись смехом его дружки.

– Тут не подают, валите дальше, – прищурился Сашка.

– А то шо?

– Увидишь.

– Ах ты ж поц*! – хотел рыжий мазнуть его по лицу ладонью. Не успел. Сашка уклонился и врезал тому кулаком в нос.

– А-а-а! – завопили «приморские». Завязалась драка.

Длилась минут пять, пока Сашка дав рыжему подсечку, не свалили того на песок и уселся сверху. Пыл у противников сразу угас.

– Сдаешься?

Тот, суча ногами, попытался вырваться – не получилось.

– Ладно, сдаюсь.

– Ну, тогда топайте отсюда (поднялся).

– И больше не попадайтесь, еще наваляем, – угрожающе сопя, добавил Колька.

Отойдя на сотню метров, кто-то из тройки прокричал, – ничего, еще сочтемся!

В ответ Шурка засунул в рот два пальца и пронзительно засвистел.

– Моя бабка говорит, драться нехорошо. – Бог накажет, – потрогал распухшее ухо Ленька.

– Брехня, бога нету, – откликнулся Колька. – Мне батька так сказал.

Его родитель считался у мальчишек авторитетом: работал в ЧК, имел орден «Красного Знамени» и ходил с наганом в кобуре.

Когда ополоснули лица в морской воде, у Сашки под глазом начал синеть фингал. Рыжий все-таки его достал.

– Да-а, – протянул Ленька. – Нужно приложить пятак.

– Пройдет и так, – махнул рукой.

Возвращались в первых сумерках. Когда поднимались вверх по своей улице, та пахла жареной рыбой и вареной кукурузой. У Сашкиного дома распрощались, договорившись назавтра идти в порт.

Под деревом во дворе, на лавках сидели несколько мужиков и забивали «козла»*. Слышался стук костяшек, дымили папиросы. Чуть дальше, у сарая, играла дворовая мелкота, на натянутых веревках террасы сушилось белье и перекликались соседки.