Страница 15 из 19
Юля оглянулась. Один из полицейских лежит навзничь, под ним растекается лужа крови. Второй, с окровавленным рукавом форменной рубашки, стоит рядом на коленях и кричит что-то в рацию. Раненная рука безвольно висит вдоль туловища, с неё течёт кровь, но парень этого не замечает. Он кричит, потому что его не слышат. Кричат все, кричит даже сама Юля, совершенно не пострадавшая. Во дворике Третьяковки настоящее месиво. Юля не сразу понимает, что кричит она полицейскому, тычет в сторону набережной и повторяет одно слово: "логан! логан!", будто это самая важная сейчас для него информация, но он не слышит, её голос тонет в криках и стонах раненных и перепуганных людей.
Юля закрыла рот, встала на ноги. В стене дыры вроде пулевых, под подошву что-то попало. И так неудачно, что нога подвернулась, голень пронзила резкая боль. Юля, морщась, убрала ногу. На асфальте лежала гайка, обыкновенная стальная гайка, совершенно чужеродная в этом месте. Юля достала платок, завернула её и сунула в карман. Прихрамывая, пошла к полицейскому. В ушах всё ещё звенело.
Стараясь не видеть повисшие на ограде тела, заливающие кровью плитку, Юля подошла к полицейскому, опустилась на корточки. Он, не замечая ничего, кричал в рацию:
"Скорые! Надо много скорых! Очень много пострадавших, пришлите скорые!"
Время от времени он тряс головой, будто пытался вытрясти песок из ушей и часто моргал, потом опять заводил свою шарманку
Где-то за домами завыли сирены. Со стороны набережной в переулок к Третьяковке втягивались жёлто-красные машины неотложки.
Юля потрясла полицейского за плечо:
– Товарищ… – кинула взгляд на погон – лейтенант, медики уже приехали, всё хорошо.
Полицейский наконец сфокусировал взгляд на сидящей перед ним на корточках девушке.
– В-вы кто? – Спросил он, часто моргая
– Прохожая. – Юля вытащила из кармана платок с гайкой, протянула ему. – Это на асфальте лежало. Это из бомбы?
Лейтенант ошалело посмотрел на гайку, поднял глаза на Юлю:
– Зачем вы это взяли? Не надо было это брать! А если там отпечатки?
Юля закатила глаза:
– Я тоже смотрю сериалы. Руками я её не трогала. Видите? Она в платке.
Лейтенант забрал гайку вместе с платком, сунул в карман:
– Я вам платок верну, дайте телефон – Паника в глазах сменилась интересом, значит пришёл в себя. И сразу схлынул адреналин. Лейтенант всхлипнул, схватил себя за раненное плечо. Лоб на резко побледневшем лице покрылся испариной.
– Оставьте себе – Юля придержала его за здоровое плечо – Только сознание не теряйте. Я видела, как этот жирный мудак залез в старый логан золотистого цвета. Слышите меня? Машина уехала в сторону набережной. И он был без куртки.
Лейтенант схватил её за руку:
– Куртка?
– Да, он чуть не сбил меня в начале улицы, сильно торопился. Тогда он был в чёрном коротком пуховике. Я подумала, бомж какой-то, в такую погоду пуховик таскать.
– И где этот пуховик?
Я не знаю. Наверное, где-то там. – Юля не глядя показала в сторону места взрыва. – В машину он точно запрыгнул без куртки. А, ещё от него воняло. Он давно не мылся. Это поможет?
Лейтенант сморщился, его шатнуло в сторону. Юля придержала. Он благодарно улыбнулся:
– Да, наверное. Вы должны дождаться следователя и дать показания. Вы ведь понимаете, как это важно?
– Конечно, понимаю. Не волнуйтесь.
В этот момент головная машина кавалькады скорых проехала мимо них, с визгом затормозила впереди, перед каменными столбиками, отделяющими Лаврушинский от Большого Толмачёвского. За ней выстроились другие машины. Из дверей выпрыгивали люди в голубых медицинских костюмах и масках, тащили носилки к месту взрыва. Один из медиков подбежал к полицейским. Приложил руку к шее лежащего, отрицательно мотнул головой. Достал из чемоданчика ножницы с тупыми концами, быстро срезал рубашку с стоящего на коленях лейтенанта, смыл кровь. Проверил глазные яблоки.
– Ну что, лейтенант, – бросил он полицейскому – дёшево отделался, по сравнению с напарником. Иди к ближайшей скорой, фельдшер наложит повязку. – Поможете? – повернулся он к Юле
– Конечно, – ответила та.
– Ну и славно! – он закрыл чемоданчик и побежал дальше.
Полицейский попытался подняться сам, но его повело в сторону. Юля поднырнула ему под здоровую руку, помогла встать на ноги. Под его коленями оказалась довольно внушительная лужа крови. Парня шатало. Поддерживая его за пояс Юля с раненным поковыляла к ближайшей машине.
Фельдшер выдернул каталку, крикнул водителя, тот выпрыгнул из кабины. Вдвоём они уложили полицейского на носилки.
Лейтенант схватил Юлю за руку:
– Спасибо вам, только обязательно подойдите к следователю… Это важно. И платок я верну. – Глаза закатились. Фельдшер выдернул иглу из его плеча, бросил водителю:
– Тащи систему и натрия хлорид.
Сам задвинул каталку внутрь салона, захлопнул дверцы. Повернулся к Юле:
– Вы в порядке?
Юля кивнула:
– Да. Я далеко была.
– Вам повезло. Идите. Помощь больше не нужна. С вашим парнем всё будет хорошо.
– Он мне не парень
– Значит с чужим парнем всё будет хорошо. Там, кстати, следователь приехал.
Фельдшер ткнул пальцем в сторону подъехавшего микроавтобуса следственного комитета и залез в салон скорой. Юля обернулась. Из машины вылез долговязый тип в сером костюме с папкой под мышкой, похожий на актёра Александра Филиппенко в роли Кощея бессмертного. Он не торопился. Стоял, спокойно разглядывая двор заваленный ранеными и мёртвыми, будто видел такое много раз. За спиной у Юли с лязгом захлопнулась сдвижная дверь, открылась задняя часть борта с надписью "Дар корпорации "РТЭК" НИИ СП им. Н.В. Склифосовского"
Юля бездумно мазнула взглядом по этой надписи и направилась к следователю. Единственное, что её удивляло это собственное спокойствие посреди абсолютного кошмара. И в этот момент хлынул ливень.
13
В окне ни домов, ни фонарей, однородный полог цвета старого серебра. Его слабый свет чуть касается стен, поглощая краски. Она обхватила шею, прижалась лбом ко лбу. Два серых глаза слились в один. На губах улыбка юной девчонки, такая же, как двенадцать лет назад, чуть ехидная, чуть восхищённая, от которой опять сушит горло. Он втянул воздух, который выдохнула она, с нотками мяты и полыни, и привычно закружилась голова. Поймал губами нижнюю губу, некрепко, нежно, правой рукой придержал, головой надавил. Вертикаль ушла в горизонталь. Тёмные волосы упали на белую до голубизны подушку. Чёрный – белый – белый полупрозрачный, с еле видными ручейками студёной воды – серый, с тёмным ободком. Зимний нуар, уголь на снегу, снаружи антрацитово-чёрный, а в глубине тлеет рыжий огонёк, готовый выплеснуться наружу и спалить всё к чертям. И тихий, вкрадчивый стук… Не сердца. В дверь. Ждёшь кого-то? – Нет. Не открывай. Тук-тук. Тук-тук-тук. Вздохнула: не отстанут, придётся. Тук… тук… тук…
Макс открыл глаза с досадой. По крыше дедовой волги стучит дождь. Под ним не Таня в икеевской кровати с непроизносимым названием, а скомканный гобелен с мишками на буреломе. В салоне несвежие носки и пережжёный этанол забивают запахи бензина и кожи. Стыдно перед дедом. Макс со стоном перевернулся. В остывшей машине зябко. Окна запотели изнутри, за задним боковым плотная тень. Размеренно поднимается и опускается рука, ударяя костяшками в одно и то же место. Дождь по крыше, рука в стекло, стук отдаётся эхом в пустой в голове.
Макс сел, потёр лицо. Ему было не по себе, он как голый бомж посреди городской площади. Пальцем тыкают и брезгливо отворачиваются, а спрятаться негде. Он потянулся, ладонью стёр испарину со стекла. Снаружи стоял прыщавый подросток с распухшим ртом. Увидел Макса, скривил губы-гусеницы в подобии улыбки.
– Чё, дядя, из дому выгнали? – Пацан наклонился к стеклу, чуть не расплющив нос. Гнусавый тягучий голос потомственного гопника в седьмом колене. Вырождение на лице, в прозрачных глазах. Мокрая чёлка прилипла к узенькому лбу. – Пять косарей есть?