Бракованные

– Привет, сис, – улыбается виновато и бросает свои пожитки на пол. Что-то мне подсказывает: ничем хорошим такой его приезд не кончится.

– Привет, Тём, – отвечаю, но губы радостно не тяну. Сначала подробности, потом решу: счастье это или нет. – Проходи.

Он кивает, снимает обувь и куртку, а я так и стою в пижаме перед младшим братом, гадая, что произошло, раз он ко мне со всеми вещами притарахтел. Хотя догадываюсь, что случилось у моего горе-третьекурсника юрфака. Артем чувствует себя здесь как дома: моет руки, потом тащится на кухню и включает кофеварку. Мудрый выбор для задабривания старшей и вредной сестры. Открывает холодильник и закатывает глаза, ничуть не удивляясь отсутствию вредной еды. Закрывает, прихватив молоко и сыр.

– В общем, мама меня выгнала из дома, – наконец говорит Артем, когда мы медленно пьем кофе. Точнее, пью только я, а он вертит кружку в руках. – Ну, не то чтобы прям выгнала, – он вздыхает, трет шею и прокашливается, собираясь с силами. И мыслями, если в его дурной голове такие имеются. – Ей отец снова промыл мозги, а она решила, что может промыть их мне. Снова говорила, что мне надо бросать свой хоккей, что я от него тупею и что место в папиной адвокатской конторе пока еще свободно для меня, но скоро окажется занято тем, кому оно действительно нужно.

– А ты что? – спрашиваю, примерно понимая, куда все идет и что мог ляпнуть Артем. Они с мамой часто ссорятся на этой почве. Мне проще: отец Тёмы на меня никак не давил при выборе профессии, посчитав, что стоит юристом сделать родного сына, чтобы после завещать ему небольшое бюро. Я никогда к юриспруденции и не тяготела, а Артема в какой-то момент увлек хоккей, да так сильно, что он был согласен на все, чтобы заниматься им. Вот и угодил в родительскую ловушку: они ему форму, он им – образование.

– Сначала молча слушал, – фыркает недовольно и тащит с тарелки последний кусочек сыра, – но потом она поставила ультиматум: либо я бросаю хоккей и иду работать к отцу, а не ищу подработки между тренировками, либо могу уходить из дома и начинать самостоятельную жизнь.

– И ты решил, что ее можно начать в моей квартире? – смеюсь и поднимаюсь с места. Артем смотрит на меня встревоженно. Вроде большой вымахал, а все равно еще ребенок и боится, что выставлю его за дверь.

– Я звонил, но ты не взяла трубку, хотел предупредить и напроситься к тебе пожить на пару дней, пока буду искать работу и жилье, – вздыхает тяжело и гипнотизирует черную жижу (остывшему кофе такое определение в самый раз). – Ты не против?

Не сдерживаюсь и все-таки обнимаю Тёму. Ненавижу быть втянутой в его конфликты с мамой, но выставить родного брата за дверь не могу. Он льнет ко мне, находя в моем слабом плече поддержку, и тоже обнимает. А я понимаю, что вопрос с жилплощадью нужно решать еще и из-за этого балбеса, который скоро окончательно помашет родителям рукой и уйдет из семьи, последовав моему – не самому лучшему – примеру. И что-то мне подсказывает, что соседом я обзаведусь надолго. И лучше это делать в собственной квартире, чем в съемной, где хозяева пристально следят за моей личной жизнью и количеством гостей.

– Конечно не против, Тём. – Целую его в макушку. – Можешь не торопиться с поисками квартиры и, если так хочется сорить деньгами, плати аренду вместе со мной, – смеюсь, и он улыбается, наконец приходя в себя и возвращаясь к обычному состоянию.

– Спасибо, Ксю.

Артем нарушает график сборов, потому что мне целый час приходится объясняться с мамой и успокаивать ее по телефону, заверяя, что с ее драгоценным сыном под присмотром старшей сестры ничего не произойдет. Так что после завтрака перехожу в экстренный режим и думаю, чем пожертвовать: макияжем или нарядом, ограничившись брючным костюмом, а не платьем. Обессиленно вздыхаю – жертвовать в случае Евсеевых ничем нельзя, иначе они катком по мне проедутся, раздавив моей же безалаберностью.

Турборежим спасает, вспоминаю былые годы, когда умудрялась собраться за один час и выглядеть при этом как королева. Артем тоже не мешает, валяется на диване в гостиной и с кем-то бесконечно чатится, периодически возмущенно вздыхая или посмеиваясь. Не замечаю, как летит время, и прихожу в себя только когда слышу звонок, противным звуком разносящийся по всем комнатам. Интересно, кто это мимо консьержа проскочил? Курьер?

– Тё-ё-ём, ты заказывал что-то? – спрашиваю и, взяв телефон, распахиваю дверь, попутно открываю приложение для бесконтактной оплаты, полагая, что мой прожорливый братец решил устроить ужин сильного и независимого мужчины с парой коробок пиццы, но вместо этого вижу того, кто точно не может прийти так рано, потому что я еще не готова и бегаю в халате, пусть с прической и макияжем. – М-мирослав? – Таращусь на босса и ошарашенно отступаю в сторону, давая возможность пройти в квартиру. – Вы как-то рановато.

– Помешал? – спрашивает, когда закрываю за ним дверь и все еще не понимаю, как реагировать на Евсеева в своей квартире, когда я рассекаю по ней неглиже.

– Предупредили бы, что явитесь за полчаса до назначенного времени, – улыбаюсь виновато, будто это я вломилась к нему домой. – Проходите, я… сейчас. – Оглядываюсь, прикидывая, бежать в спальню или ванную, но сегодня мужчины вокруг явно решают все за меня.

Одеваясь на ходу, в прихожую вылетает Тёма. Поправляет свитер и приглаживает ладонью волосы, останавливается, пару секунд смотрит на Мирослава, делая какие-то свои определенно неправильные выводы. Кивает и улыбается.

– Артем, приятно познакомиться, но задержаться не могу, – пожимает Евсееву руку, пока тот обрабатывает полученную информацию и округляет глаза так, будто только что половины своего состояния лишился, а не увидел Савельева-младшего. – Я пошел, буду поздно вечером, веди себя хорошо. – Щелкает меня пальцем по носу, как маленькую, быстро целует в щеку и под наше с Мирославом немое молчание влезает в ботинки и подхватывает с вешалки куртку. – Позвоню, если не приду ночевать.

– И где тебя носить будет? – спрашиваю, на что он только пожимает плечами и захлопывает дверь. Чертов малолетка. Выселю его из квартиры, пока по бабам шляться будет.

– Это ваш… – Мирослав прокашливается, переводит взгляд на дверь, на меня, а затем повторяет этот челночный бег еще пару раз, – очень молодой человек?..

Молчу и краснею, не веря, что Евсеев только что из тактичного босса превратился в любопытного мужика. Поджимаю губы, пряча улыбку, и глубоко вздыхаю, чтобы истерически не рассмеяться прямо ему в лицо. Скрещиваю руки на груди и, подавив порыв дикого гогота, который так и норовит вырваться, спрашиваю, хитро прищурившись:

– А вы с какой целью интересуетесь, Мирослав Станиславович? Переживаете, что жена молодых любовников домой водит? – без зазрения совести вгоняю его в неловкое положение. Пусть узнает, каково это. Евсеев молчит. Говорить со мной, видимо, не собирается. Только сильнее сжимает ручку портфеля, которая натужно скрипит, моля о пощаде.

– Ваша личная жизнь меня не касается, но не хотелось бы, чтобы ваш… – в его голове со скрежетом крутятся шестеренки, подбирая правильное слово для определения Артема. Помогать ему пока не собираюсь, пусть еще немного помучается, совсем капельку, а потом обязательно скажу, – ваш партнер испортил весь наш план. Я плачу вам не за то, чтобы вы меня под… – Возвращается привычный Евсеев, видимо, хватило минутки, чтобы собраться и теперь перейти в режим голодной акулы, почуявшей каплю крови за семь километров. Поэтому я совершенно спокойно и уверенно его перебиваю:

– Выдохните, Мирослав Станиславович, это мой младший брат, – смеюсь, потому что озадаченность босса слишком меня веселит. Не каждый день такое увидишь. Даже заснять для памяти хочется. Растерянный Евсеев – картина маслом. – С сегодняшнего дня и до неопределенного времени он живет здесь. – Иду в гостиную, начальник следует за мной, садится в кресло после моего приглашения. – А вы зачем так рано приехали? Что-то срочное или подождет, пока я оденусь?