Ловушка памяти

Тишину разрядил телефонный звонок. В кармане Кристофера разрывался мобильник.

– Да, я слушаю, – ответил он, не сводя глаз с брата. – Нет, я не в отделе…

Маркус смотрел на разложенные фото. Кэтрин на них была такая красивая – волосы вьющиеся, руки тонкие… Она будто спала на полу, если б не кровь. Маркус взял одно фото, там, где Кэтрин была в полный рост, – Раслин пришлось встать на стул, чтобы сфотографировать ее сверху. Что-то странное почудилось ему, словно это фото на миг исчезло и в руках его оказалось другое такое же, точно такое же, но не оно… Не может такого быть… Маркус потер глаза. Он будто где-то его уже видел, это самое фото, будто когда-то Кэтрин уже лежала вот так… Вот только когда?

– Скоро буду, – Кристофер завершил разговор. – Звонили из отдела. Повреждения в височной области у Кэтрин… – Он на секунду замолчал, вобрав в себя с трудом воздух – в этом доме все было тяжелым, и воздух словно пропитался свинцом.

– Что? Говори!

– Рана Кэтрин имеет характерный след, – выдохнул Кристофер. – Такой же, какой был у Сильвии Бейтс.

Маркус отшатнулся от стола. В глазах его потемнело, ноги задрожали, зубы скрипнули друг о друга. Он сжал кулаки.

– Ты в порядке? – спросил его Крис, не зная, что еще можно спросить.

Маркус молчал. Перед ним проносилось прошлое. Это дело вел он. Тогда он так и не поймал убийцу. Дело закрыли за недостатком улик.

– Перестань, – сказал Кристофер, – «висяки» есть у каждого. Поймать всех невозможно, тем более с нашей системой. У меня вон два нераскрытых убийства и один грабеж, лет пять уже висят…

Хейз всмотрелся в фото жены. Вдруг Кэтрин на нем исчезла, будто растворяясь в черноте негатива, и появилась Сильвия Бейтс. Хейз зажмурился и потер виски; все качалось и плыло перед глазами, и этот стол тоже… и фотографии на нем перемещались с места на место, тесня одна другую. Он выдохнул и вдохнул, посмотрел на люстру, на привычные стены, на Криса, что уже ровно стоял, и опять на фото. Сильвия на них вновь стала Кэтрин.

– Ладно, поехали в отдел. – Кристофер похлопал брата по спине, затем накинул ему куртку на плечи, повязал вокруг шеи огромный шарф и взял под руку.

Маркус поплелся к двери, положив фото Кэтрин в карман.

– Так ты говоришь, у тебя была Раслин? – спросил Кристофер, когда они уже сели в машину.

– Да, она принесла фотографии.

– А просто отдать их мне она не могла? – Он повернул ключ – старый «Рено» заворчал и запустился. – Я и сам мог их занести.

– Какое это имеет значение?

– Да, ты прав, никакого…

Кристофер замолчал и включил «дворники». Маркус смотрел в снежную мглу. Когда убили Сильвию Бейтс, он первый приехал на вызов. Его «дворники» также работали без устали, преодолевая непреодолимую стену дождя – тот хлестал напропалую, закрывая улицы и дома. Весь мир казался невидимым, и Маркус пробирался на ощупь, ориентируясь лишь на огни светофоров. Машин перед ним тогда не было – впрочем, как и сейчас. Народ в их городке осторожный, и осторожность эта, по мнению Хейза, граничила с трусостью. Как бы то ни было, никто в такую погоду из дома не выезжал.

Миссис Бейтс лежала на заднем дворе своего двухэтажного дома, вся в опавших листьях и грязи; рана в височной области была уже промыта дождем, проявив непонятный рисунок. Позже они выяснили, чем он был.

Убийцу искали два месяца, ни одна из экспертиз не дала результата. Ни подсказки, ничего. Следов сопротивления, как и сексуального насилия, также не было, вообще никаких следов.

Преступника никто не видел. Ни один из опрошенных соседей. Можно было подумать, что они лгут, – но не в тот день: тогда из-за ливня не видно было ничего. Впрочем, как и сейчас… Лишь вдалеке виднелись силуэты домов, очертания крыш, укрытые снегом заборы. Почтовые ящики скрипели дверцами на сильном ветру. Все бежало перед глазами, весь город, все улицы и переулки, все большие и небольшие дома. Маркус уткнулся лицом в стекло. Запотевшее, холодное, оно отрезвляло его, приводило в чувство – но совсем ненадолго. Хейз закрыл глаза. Он опять видел Кэтрин в цветочном платье, как она провожала его, как просила заехать в пекарню за багетом и пачкой масла, а он опять ничего не купил, он забыл, как всегда… Маркус смотрел в бесконечное белое: оно то сжималось, то рассеивалось вдали, проявляя, как на фотопленке, доселе скрытую жизнь: плакаты громоздких реклам, столбы, фонари, качели, вывески магазинов, а на крыльце одного из них…

– Тормози!

Человек в пальто выходил из двери бакалеи.

– Стой!

Крис надавил на педаль.

– Что такое?

– Это он!

– Кто?

Маркус выскочил из машины и побежал.

До магазина было метров триста. Силуэт в черном пальто уходил быстрым шагом за угол другого дома. Маркус поскользнулся на повороте и чуть не упал; снег впивался в лицо, ветер наступал порывами, возвращая Хейза назад. Вот уже и сам магазин, и крыльцо, и тот дом, за который завернул этот тип, и объездная дорога рядом. Маркус смотрел на дорогу – там, посреди нее, в свете фонарей и приближавшихся фар стояла Кэтрин. Хейз не двигался с места. Это была она, точно она, в зеленом платье и вязаной кофте до самых колен – она так много вязала, как много у нее было этих кофт…

– Кэтрин! – крикнул было он, но слезы, подступившие к горлу, намертво сковали его голос.

– Маркус! – Подбежавший Кристофер встряхнул его за плечи: – Маркус, очнись!

– Это она…

– Кто? – Брат оглядывался по сторонам.

– Моя Кэтрин…

– Марк, посмотри на меня. – Крис обхватил его голову. – Посмотри на меня, хорошо? Она мертва, Кэтрин больше нет!

Маркус огляделся, пытаясь отыскать ее снова, но ничего не увидел. Ничего, кроме зыбучего снега, дороги и надвигающихся фар.

5 глава

Свет едва проникал в закутки подвальной комнаты и тут же растворялся в ней. И без того небольшие окна закрывали кусты репейника; дождь шумел по крыше беспорядочным постукиванием, отдаваясь глухим эхом под землей. Дверь наверху заскрипела и резко захлопнулась; щелчок выключателя, треск издыхающей лампочки, тяжелое дыхание, кашель, хрип… Шаги медленно спускались по лестнице. Темный силуэт, выйдя из тени, оказался мужским. Человек прошел в глубь подвала, снял перчатки и бросил их на письменный стол. Завалившись в старое кресло, трещавшее по швам, расстегнул верхнюю пуговицу тугого ворота серой рубашки, достал платок из кармана брюк и протер вспотевшее лицо. Даже дождь не смог смыть впитавшийся в кожу едко-соленый пот. По вискам стекали огромные капли; он провел ладонью по волосам и стряхнул остатки воды. Осень была на редкость дождливой и привычно туманной, значит, зима будет снежной – а снег, да еще и с туманом, был бы как раз очень кстати. Очень хорошо, если будет так, подумал запыхавшийся человек. Лампочка болталась над подвальной лестницей, не освещая и половины пространства. Мужчина порылся в кармане пальто и достал измокшие спички. Чертова погода, выругался он и открыл коробок. Чиркал то одной, то другой; все они соскальзывали и ломались. Наконец в его руке оказалась одна почти сухая. Он резко провел ею о стену; спичка вспыхнула и загорелась, осветив скромную обстановку перед ним.

На доске, приставленной к кирпичной стене, фотографии девочек и женщин. Он водил близ них горящей спичкой, освещая каждое лицо. Девочка лет шести, девочка лет двенадцати, ниже – фото женщины, все они улыбались. Все, кроме той, что висела в самом низу, – улыбка на ней искривилась в предсмертной гримасе. Он помнил эту гримасу как сейчас, он помнил этот день и этот запах осенней погоды, гнилые листья, скользящую слякоть, и он по этой слякоти бежал. Спичка погасла, дойдя до пальцев, но он все видел и без нее: все эти лица на магнитной доске стояли перед его глазами даже в кромешной тьме. Он потянулся к ним, хотел взять одно из фото, но тут же отдернул руку и посмотрел наверх. Кто-то ходил по дому суетно и торопливо.

Спотыкаясь о подвальную утварь и старую мебель, мужчина пробрался к ступеням и поднялся наверх. Давно пора навести здесь порядок; давно он так думал, последние несколько лет…