Страница 1 из 13

Роза и ее братья

Олкотт Луиза Мэй

Луиза Мэй Олкотт

Роза и ее братья

Louisa May Alcott

1832–1888

EIGHT COUSINS

Перевод с английского Александры Глебовской

Предисловие

Автор прекрасно сознает все недостатки этой скромной истории, многие из которых представляются неизбежными, поскольку в свет она выходила отдельными выпусками. Однако, памятуя, что эксперимент дядюшки Алека ставился, чтобы порадовать детишек, а не чтобы предложить старшему поколению толковые методы воспитания, автор склонна полагать, что друзья кузины и кузенов не обратят на эти недочеты особого внимания, она же постарается все исправить во втором томе, где будет предпринята попытка показать Розу в цвету.

Л. М. О.

Глава первая

Две девочки

Роза сидела в одиночестве в просторной парадной гостиной, носовой платочек разложен, чтобы поймать первую капельку, – она погрузилась в размышления о своих невзгодах, так что слезы вот-вот хлынут рекой. В эту комнату она ушла, потому что здесь несчастье переживалось немного легче: полутьма, тишина, старинная мебель, тяжелые шторы, на стенах портреты величавых пожилых джентльменов в париках, остроносых дам в пышных капорах и замерших детишек в маленьких фраках или отрезных платьицах. Отличное место, чтобы погоревать, а весенний дождь, время от времени начинавший стучать в окно, будто бы всхлипывал: «Давай же поплачем вместе».

У Розы были все основания для печали: она давно лишилась матери, а недавно еще и отца, единственным ее пристанищем был теперь дом двоюродных бабушек. Она провела у них всего лишь неделю, и хотя славные пожилые дамы делали все, чтобы ее порадовать, получалось у них это скверно, потому что Роза не походила ни на одного ребенка из тех, что им доводилось привечать раньше, и у них складывалось впечатление, что им поручили заботу о впавшей в тоску бабочке.

Розе предоставили полную свободу, и день-другой она забавлялась тем, что лазила по всем укромным уголкам огромного старинного поместья, где тут и там попадались петлистые закоулки, очаровательные комнатки и таинственные коридоры. В самых неожиданных местах обнаруживались окна, над садом нависали романтические балкончики, а в длинном зале на верхнем этаже красовались диковинки со всего мира; дело в том, что в роду у Кэмпбеллов было много поколений капитанов дальнего плавания.

Бабушка Изобилия (она же Биби) даже позволила Розе порыться в тайнике с пряностями у себя в буфете – там было полно «лакомств», которые так любят дети; но Розу совсем не прельстили эти изысканные искушения; когда и этот план провалился, у бабушки Биби окончательно опустились руки.

Мягкосердечная бабушка Мира испробовала всевозможные виды изящного рукоделия и решила нашить кукле туалетов, перед которыми не устояла бы и девочка постарше. Но Розу совсем не занимали шляпки из розового атласа и крошечные чулочки, хотя она послушно сидела за шитьем, пока бабушка не заметила, что она утирает слезы подолом очередного подвенечного платья, – и это открытие положило конец упражнениям с иголкой и ниткой.

Тогда старые дамы решили, что одна голова – хорошо, а две лучше, и совместно подыскали по соседству идеальное дитя, а потом пригласили его прийти поиграть с их внучкой. Но Ариадна Блиш стала самым сокрушительным их провалом: Роза видеть ее не желала и даже заявила, что это не девочка, а восковая кукла: хочется ее ущипнуть и проверить, взвизгнет или нет. Тогда чопорную маленькую Ариадну отправили восвояси, а бабушки, обессилев, на день-другой предоставили Розу самой себе.

Из-за холода и дурной погоды Розе пришлось сидеть дома, и она почти не выходила из библиотеки, куда сложили книги ее отца. Она много читала, немного плакала, а в голове у нее роились те яркие и невинные грезы, которые приносят утешение и радость всем детям, одаренным недюжинным воображением. Такое времяпрепровождение устраивало ее больше любого другого, однако его нельзя было назвать здоровым: Роза стала бледной и вялой, взгляд потускнел, хотя бабушка Изобилия так усердно пичкала ее железом, что едва не превратила в кухонную плиту, а бабушка Мира ласкала ее, точно пуделя.

В свете всего этого бедные бабушки вновь пораскинули мозгами и решили пойти ва-банк, хотя и сомневались в успехе своего предприятия. Розе они ничего не сказали о том, что замыслили на середину субботнего дня, напротив, оставили ее в покое до того самого момента, когда пришло время предъявить грандиозный сюрприз; им и в голову не приходило, что этого странного ребенка можно порадовать совершенно неожиданными вещами.

Роза не успела выжать из себя ни единой слезинки – тишину нарушил какой-то звук, и она тотчас навострила ушки. Речь шла всего лишь о негромком птичьем щебете, вот только птичка оказалась необычайно одаренная, потому что тихое щебетанье почти сразу сменилось оживленным посвистываньем, за ним последовали трель, воркование, чириканье, а потом все эти нотки слились в музыкальное единство, как будто птичка залилась смехом. Засмеялась и Роза и, позабыв о своих горестях, вскочила.

– Пересмешник! – воскликнула она с восторгом. – Но где он?

Она пробежала по длинному залу, выглянула в обе двери, но не обнаружила там никого пернатого, за исключением измызганных цыплят под лопухами. Роза вслушалась: похоже, звук все-таки шел из дома. Она помчалась дальше, крайне возбужденная этой охотой; переменчивая песня привела ее к двери буфетной.

– Она там? Как забавно! – воскликнула Роза.

Однако в буфетной никакой птички не оказалось, лишь ласточки сливались в вечном поцелуе на кантонском фарфоре, расставленном по полкам. Тут лицо Розы озарилось радостью, она тихонько отодвинула панель на стене и заглянула в кухню. Музыка мгновенно смолкла, и Роза увидела всего лишь девочку в синем переднике, которая отмывала очаг. Порассматривав ее с минуту, Роза решительно осведомилась:

– Ты слышала пересмешника?

– Я бы его скорее назвала мурисмешником, – ответила девочка, подняв голову, и ее черные глаза сверкнули.

– А куда он улетел?

– Он здесь.

– Где?

– У меня в горле. Хотите послушать?

– Еще как! Давай я зайду. – И Роза влезла через отверстие в стене на широкую кухонную полку – она была слишком возбуждена и озадачена, чтобы бежать к двери.

Девочка вытерла руки, встала, скрестив ноги, на островке ковра, окруженного целым морем мыльных пузырей, и из ее горлышка полились трели ласточки, посвист малиновки, стрекотание сойки, щебет дрозда, воркование лесного голубя и множество других знакомых мелодий – и все они, как и раньше, завершились пронзительной арией боболинка, который поет, покачиваясь на стебле луговой травы, в погожий июньский день.

Роза от изумления едва не свалилась с полки, а когда короткий концерт завершился, она восторженно захлопала в ладоши:

– Ах, как изумительно! А кто тебя такому научил?

– Птицы, – ответила, улыбнувшись, девочка и снова взялась за работу.

– Просто невероятно мило! Я тоже умею петь, но совсем не так прекрасно. А как, скажи, пожалуйста, тебя зовут?

– Фиби Мур.

– А, так вот почему ты называешь себя мурисмешником! – хихикнула Роза, а потом добавила, с интересом разглядывая мазки мыльного раствора на кирпичах: – А можно, я останусь и посмотрю, как ты работаешь? В гостиной очень тоскливо.

– Ну, давайте, если хочется, – ответила Фиби, умелым движением отжимая тряпку – Розу это очень впечатлило.

– Весело, наверное, плескаться в воде и разводить в ней мыло. Я б с удовольствием попробовала, но, боюсь, бабушке это не понравится, – сказала Роза, которую очень увлекло это занятие.