Страница 39 из 57
– Чем докажешь?
– Что?
– Цацки покажи.
Чубаров предвидел такой поворот и подготовился.
Сунул руку в карман гимнастерки – Копыто невольно напрягся, ожидая подвоха, – вынул оттуда кольцо. Не кольцо даже – перстенек женский, настоящая старинная вещь, Ольга носила вроде памяти о своем погибшем немецком возлюбленном, как подарок. Уйдя на нелегальное положение, сняла кольцо, но не выкинула, с женской бережливостью спрятала подальше. И сейчас оно пригодилось.
Много видел драгоценностей бандит Веня Копыто за свою бандитскую жизнь. Ювелиров грабил, артистов, прочих людей зажиточных, знал цену золоту.
– Не самоварное? – спросил на всякий случай, но просто так, для порядка – сам видел, что кольцо старинное и дорогое.
Не хотелось полицаю выпускать кольцо из рук. Он и не выпустил: запросто сунул в карман своих темных штанов.
– Сколько у тебя еще такого добра?
– Хватит.
– С половины, Соловей. По-другому никак.
– Когда документ сделаешь? Сгорю я здесь, Веня…
– Когда надо?
– Сегодня к вечеру. Успеешь?
– Как мама не горюй, Соловей! После комендантского часа сюда подгребай.
– Как стемнеет. Часиков в десять, справишься?
– Лучше после двенадцати. Тогда я верняк дежурство сдам.
– Заметано.
– Лады. Ты товар не забудь, слышь, Соловей? А за мной не заржавеет.
– Только слышь, Копыто… Один приходи…
– Это обязательно. Ведь делиться придется. И учти, Соловей: ты хоть и в авторитете ходил, только не теперь, когда война.
– Ты зачем сейчас это сказал?
– Затем, Соловей: тут нет авторитетов, здесь другие законы. Попробуешь фармазонить – я тебя на перо сжать не стану. Я тебя в гестапо сдам и хоть как свое поимею. Веришь?
Обратно Чубаров выбирался сам.
Анна поджидала в условленном еще раньше месте, сразу заметила испачканное кирпичной пылью плечо гимнастерки, зачем-то оглянулась воровато в разные стороны, быстро и старательно почистила ладонью, довольно сказала:
– Теперь хорошо, – и, встретившиь вопросительным взглядом с Максимом, чуть смутилась и пояснила: – Мало ли… Идет по улице немецкий солдат в грязной форме. Где валялся? Аккуратная нация, сразу в глаза такое бросается.
– А ты молодец, соображаешь, – оценил Чубаров.
– Так жизнь научила. У нас люди без документов в подвалах прятались. Не просидишь так долго, приходилось когда-никогда выбираться. Кто не почистил одежду – тех сразу замечали. И знаешь, тут не столько немцы старались, сколько наши… полицаи.
– Не наши это, – строго заметил Чубаров. – Ладно, пошли назад.
Эта часть города как раз оказалась малолюдной. Чтобы снова передвигаться дворами и окольными путями, нужно было пересечь открытый участок улицы – свернуть и укрыться от посторонних взглядов здесь некуда. Аня пристроилась к Чубарову по левую руку, уверенно взяла его за локоть, даже прижалась плечом – солдат в увольнительном отпуске и его подружка из местных неразборчивых девиц, так эта пара и должна выглядеть.
Шли по тротуару молча. Разговаривать нельзя, Чубаров должен отвечать и, если от человека в немецкой форме будет исходить курский говорок, ни к чему хорошему это не приведет. Но не встретили никого, ни партульных, ни гражданских, только однажды наткнувшись на неприветливый взгляд случайной прохожей, пожилой женщины в линялом платье, которая сразу же отвела глаза и поспешно прошла в сторону базара.
А когда улица снова опустела, громыхнул одинокий выстрел.
Стреляли в них – сомнений не было.
15
Когда Чубаров с Анной ушли, Ольга уже через полчаса поняла: она не может находиться под одной крышей с Михаилом Сотником. Пусть даже в доме – две комнаты, кухонька и небольшие сени.
Пока здесь были все четверо, обстановка хоть как-то разряжалась. Она могла обратиться к Сороке, даже спросить о чем-то самого командира разведчиков, и Сотник ответил бы ей, поддерживая разговор: пусть даже для создания видимости единства команды и согласованности действий.
Оставшись с Михаилом под одной крышей, Ольга очень скоро поймала себя на мысли: прикидываться в общении с врагами, выполняя очередное задание, ей намного легче, чем оставаться собой в закрытом помещении под одной крышей со своим. Она почувствовала тяжесть в атмосфере, видела, как Сотник демонстративно игнорирует ее, расположившись за столом и углубившись в процесс чистки оружия. Немного походила по дому и наконец нашла себе единственно возможное применение – снова спустилась в подвал, к пленному.
Майор Крюгер еще не окончательно пришел в себя. Но после разговора, состоявшегося сегодня, смог наконец, лежа в темноте и тишине, как следует оценить собственное положение. И постарался, собрав мысли в кучу, определить линию поведения. Ведь он не мог позволить себе слепо подчиниться приказам женщины, так дерзко взявшей его в плен, и не собирался отдавать себя в руки двум суровым и отчаянным с виду переодетым русским солдатам.
…Агентурный отдел Генштаба он возглавил совсем недавно, всего пять месяцев назад. И не потому, что больше других подходил для такой должности. Наоборот, служа в разведке без малого восемь лет, Фриц Крюгер как здравомыслящий человек с высшим философским образованием вполне отдавал себе отчет: он – не великий стратег, совсем средненький тактик, а вся его ценность – в умении системно подходить к выполнению рутинной бюрократической работы, которой хватало в разведывательных службах всего мира. И только на ней, а не на умеющих стрелять по мишеням с завязанными глазами и воровать копии секретных документов агентах держался каркас здания разведки. Бюрократия, вовремя составленные отчеты, информационные и аналитические справки, своевременная их подача, аккуратно и в срок представленный рапорт – без этого не сможет полноценно действовать ни один разведчик-исполнитель.
Такие люди, как Крюгер, своей скучной работой создавали и укрепляли фундамент, на котором прочно стояла агентура. И далеко не каждый исполнительный и аккуратный в подготовке подобных материалов бюрократ способен руководить, это он тоже прекрасно понимал. А значит – реально оценивал себя, свою ценность и свои возможности.
Но его в его профессиональную карьеру стремительно вмешался Сталинград. Уже в феврале нынешнего, сорок третьего года, окончательно осознав ощутимость поражения своей армии, фюрер решил не просто нанести ответный удар и как можно скорее восстановить преимущество, которые немцы получили летом сорок второго, снова существенно потеснив Красную армию и выйдя к Волге. Гитлер распорядился всюду, где возможно, сменить руководство. Чего бы это ни касалось: будь то руководство гестапо где-нибудь в генерал-губернаторстве или начальники штабов. Перемещения и тотальная перетасовка кадров происходила быстро и сразу. Так капитана Фрица Крюгера, в середине февраля неожиданно повышенного в чине, уже через неделю повысили в должности. Для рекомендации его на пост начальника агентурного отдела оказалось вполне достаточно двух характеристик: служебной и партийной. Член партии с 1934 года, проявил себя исполнительным работником, инициативный, но главное – новый человек, занимавший, согласно находящейся в его досье информации, свое место. Значит, на новом месте тоже достаточно быстро освоится, даже проявит себя.
На самом же деле майор Крюгер сразу, с первых же дней понял свою главную задачу – не испортить то, что уже налажено и организовано до него. Система действовала пока безукоризненно, и Крюгер, приняв дела, ни в коем случае не должен оказаться той самой новой метлой, которая начинает мести по-новому, отрицая или хотя бы критикуя достижения предшественников. Разумеется, Крюгер не делился подобными соображениями ни с кем из тех, с кем ему предстояло работать в дальнейшем. Хорошо разбираясь в специфике служебных отношений, майор понимал: если в работе аппарата агентурного отдела Генштаба ничего не изменится в худшую сторону, это уже будет считаться его личным достижением.