Страница 22 из 57
– Хорошо. За что вы арестовали этого… как его…
– Гайдука. Павел Гайдук.
– Да. Итак?
– По его вине при переходе линии фронта был убит пленный немецкий офицер. На его сведения разведка полка очень рассчитывала.
– Вы не допустили, что подобное случается достаточно часто? «Языков», бывает, не доносят, приходится посылать группу обратно за линию фронта. Да, риск. Но идет война, Алферов…
– Товарищ капитан, я вполне допускаю такую мысль. Но в данной ситуации важнее, что ее допустил сам Гайдук. То есть как бы точнее выразиться… В общем, он допустил, что командование допустит случайность гибели пленного.
О таком повороте майор Кобзев, признаться, даже не думал.
– Продолжайте, Алферов.
– Старший лейтенант Гайдук – сын врага народа, осужденного за связь с британской разведкой. В своих преступлениях враг признался, суд огласил приговор, он приведен в исполнение. Если бы, товарищ капитан, это был первый случай, когда Гайдук не уберег «языка», я согласен допустить случайность, стечение обстоятельств, прочие суеверия. Но, похоже, для Гайдука не выполнять боевые задания стало привычной практикой. У меня есть множество аргументов в пользу подобных предположений. Но вы велели коротко и по сути. Потому мой вывод: Павел Гайдук – враг. Он мстит советской власти за несправедливый, как он считает, приговор его отцу-предателю.
– Допустим… Почему он, в таком случае, служит в разведке?
– А вот здесь дело перестает носить частный характер, товарищ майор!
– Что вы хотите этим сказать?
– Его биография, без сомнения, известна и командиру полковой разведки капитану Сотнику, вступившемуся за своего товарища. И начальнику разведки полка подполковнику Борину, который распорядился освободить из-под ареста как Гайдука, так и его защитника Сотника. И, что более настораживает, начальнику разведотдела фронта генералу Виноградову. Который действует, как мне удалось узнать, по личному приказу командующего фронтом генерала Ватутина, – особист замолчал, чтобы набрать в легкие побольше воздуха и произнести решающую фразу, равнозначную, как он считал, приговору: – Оба офицера – и тот, кто напал на сотрудника НКВД, и тот, кто подозревается в диверсии по причине того, что является сыном врага народа, освобождены из-под стражи благодаря не прямому, но все-таки – опосредованному участию командующего. Товарищ генерал армии или проявил политическую близорукость, или…
– Стоп! – снова выкрикнул Кобозев, заставив Алферова вздрогнуть, и тут же опять перешел на свой привычный тон: – Эк вы разошлись, товарищ старший лейтенант. Раскрыли заговор в верхах?
– Противник перешел в контрнаступление по всему фронту, – упрямо гнул свое особист. – На отдельных участках он продвинулся вглубь, наши войска несут потери. Командование фронтом не спешит отвечать ударом на удар, хотя, мне кажется, все предпосылки для этого имеются. Сотник и Гайдук тем временем освобождаются из-под стражи, хотя по обоим плачет военный трибунал. Причина – некая важная операция, выполнение которой возложено, в том числе, на них. Операция секретная, но, судя по всему, от ее успеха в огромной мере зависит судьба всего фронта. Товарищ капитан, у вас есть гарантия, что сын врага народа, фактический вредитель Павел Гайдук и покрывающий его Михаил Сотник, безнаказанно избивающий офицеров НКВД, способны выполнить подобное задание? И не может ли получиться так, что, санкционируя участие подобных сомнительных субъектов, обладающих низкими моральными качествами, даже не состоящих в партии, кто-то в штабе фронта сознательно ставит операцию под угрозу срыва? – теперь Алферов замолчал и, переведя дух, выжидающе уставился на хозяина кабинета.
Кобозев поправил очки, снова взял поданный рапорт.
– Все, о чем вы сказали, изложено здесь?
– Так точно. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я не рискнул докладывать свои соображения никому, кроме лично начальнику особого отдела?
– Понимаю, Алферов. Вы научились собирать разрозненные факты, анализировать их и делать выводы. Пускай они даже звучат слишком неожиданно и противоречиво. Все-таки кого и в чем вы обвиняете?
Вопрос был задан прямо, в лоб, и требовал такого же прямого ответа. А кроме соображений, у Алферова не имелось в запасе ничего. Он был еще не готов назвать скрытым врагом командующего фронтом. Но отвечать нужно – и особист ответил:
– Я допускаю… Я готов допустить, что капитан Сотник вспылил, заступаясь за товарища. Согласен, разведчики – особая каста, и такое положение, когда на фронте организовываются группы неприкасаемых и неподсудных, меня, как советского офицера, коммуниста и гражданина, очень возмущает. Я допускаю, что освобождение из-под ареста Сотника и Гайдука вызвано не столько тем, что темные пятна биографии Гайдука сознательно и преступно игнорируются при принятии таких важных решений. Его профессиональные качества как разведчика здесь наверняка сыграли не последнюю роль. Но, товарищ капитан, даже если это так, Павел Гайдук все равно – скрытый враг. Я не удивлюсь, если провал операции, какую бы конечную цель она не преследовала, целиком и полностью произойдет по вине Гайдука. Так что я больше склоняюсь к тому, что в штабе фронта не проявили должной бдительности. А разведка не проанализировала возможные последствия. Товарищ капитан, я готов отвечать за свои слова и сделанные выводы, готов аргументировать…
– Достаточно, – прервал его Кобозев. – Достаточно, Алферов. Я выслушал вас, еще раз внимательно изучу ваш рапорт. Дело Гайдука будет затребовано и тоже изучено. Свои выводы я изложу товарищу полковнику. Когда вы понадобитесь, вас вызовут. Пока можете быть свободны, возвращайтесь в полк. Может, вам нужна машина? Могу помочь.
– Благодарю вас, товарищ капитан!
– Хорошо, я распоряжусь, – Кобозев положил руку на телефонную трубку. – Да, кстати, Алферов… Своими выводами пока ни с кем больше не делитесь. Думаю, это как раз понятно?
Выяснить, что вчера ночью диверсионная группа во главе с капитаном Сотником ушла в Харьков, капитану НКВД удалось достаточно оперативно. О миссии группы он не узнал ничего, так же, как не вышло установить ее состав поименно. Впрочем, это только вопрос времени, и если, вернувшись утром в штаб, начальник отдела сочтет нужным, они смогут узнать все.
Дело в другом – а нужно ли это? Ведь, похоже, операцию курирует непосредственно Ставка, и раз особый отдел фронта не проинформирован, значит, это не признано целесообразным.
При других обстоятельствах Кобозев отложил бы рапорт обиженного, а от того слишком бдительного старшего лейтенанта в нижний ящик стола – давать скорый ход явной глупости майор не собирался. Но, запросив параллельно по ВЧ данные о Павле Гайдуке и ближе к полуночи получив ответ, он еще раз перечитал безграмотный, зато, оказывается, не лишенный некоторой ценности рапорт Алферова.
Группа отправлена в Харьков. Гайдук – уроженец этого города. Там был разоблачен, осужден и казнен его отец.
Даже если подозрения Алферова по поводу сознательных диверсий Гайдука – бред, выполнять ответственное и особо важное задание в Харьков отправлен человек, который имеет зуб на советскую власть, чувствует себя в родном городе так, словно стены домов на его стороне и обеспечивают защиту.
Потому есть все основания допустить: Павел Гайдук при первом же удобном случае предаст. Он мог скрывать свои истинные чувства до поры до времени, приняв тактику выжидания. Теперь же у него появилась возможность сквитаться и нанести удар. Наконец, главное: Разведуправление в лице его высшго руководства данного вопиющего факта не учло. Пускай даже задание будет выполнено – отправка в составе группы бойца с сомнительной биографией так или иначе послужит во вред ГРУ. Это означает, что рапорт Алферова и нужные выводы, которые из него можно сделать, пойдет на пользу НКВД, что даст ему дополнительное очко в извечном противостоянии двух служб. Конечно, если карту верно разыграть. Как скоро соберется это следать особый отдел фронта и будет ли делать такой ход вообще – забота уже не капитана Кобозева.