Спасти «Скифа»

Зайдя со стороны улицы и убедившись, что «хорьх» не виден, Сотник вернулся, уселся на небольшую груду каменных обломков и закурил. Трое остальных, не дожидаясь особого распоряжения, сгрудилась вокруг командира.

– Значит, расклад такой, бойцы, – вокруг стояла совсем невоенная тишина, но Михаил все равно курил в кулак и говорил вполголоса. – Сейчас сидим тут, ближе к двадцати одному ноль-ноль начинаем выдвигаться. Паша, что там вокруг, какая диспозиция, вспомнишь?

– Если не разбомбили, как тут, то нам нужен трехэтажный дом, еще дореволюционной постройки. Коммуналки там были, во всяком случае.

– Вокруг что?

– Тоже дома. С соседней улицей связаны несколькими проходняками, в пиковом случае всегда можно заплутать погоню и уйти. Если, конечно, знать места и если тот, кто хочет тебя словить, сам не ориентируется на местности.

– Каменные джунгли, – хмыкнул Волков.

– Вроде того, – согласился Гайдук.

– Ладно, понял я все, – Сотник докурил и раскрошил окурок между пальцами, высыпав получившееся крошево на камни под ногами. – Кто и что нас ждет, мы не знаем. Потому действуем так: доходим до места, там рассредотачиваемся. Кто-то один входит в дом. Второй страхует его, заняв позицию рядом. Двое оставшихся располагаются чуть дальше, страхуя того, кто прикрывает первого. Но только так, чтобы не держаться кучей, а по возможности сохранить маневренность группы. Ясно?

– Ясно, командир, – ответил за всех Чубаров. – Тогда я вперед пойду.

– Не годится, – возразил Волков. – Я все-таки среди нас единственный старший офицер армии вермахта, – короткий сдержанный хохоток. – Командир рисковать не может, а Паша – единственный, кто хорошо знает город и единственный кроме меня, кто дружит с немецким. Так что его тоже надо поберечь.

– Тогда так делаем, – Сотнику сейчас не нужны были споры за право двигаться в авангарде. – Рискуем мы здесь все одинаково, так что ты, Виля, своим мундиром не козыряй. Перед судьбой мы все одинаково равны. Давай спички, Соловей.

Тот вытащил из кармана коробок, протянул Михаилу.

– Кто короткую тянет, – говоря так, Сотник взял четыре спички, отломив от двоих по кусочку дерева, – тот идет впереди. Остальные двое, – он отвернулся, расположив спички так, чтобы из кулака торчали одни серные головки, – прикрывают тыл. Так честнее всего.

Первым потянул жребий Чубаров, перед этим зачем-то поплевав на подушечки пальцев, и снова сплюнул, вытащив целую спичку. За ним последовал Гайдук, он выбирал старательно, несколько раз менял решение и в результате остался с короткой. Такую же вытащил и Волков.

– Ну, Паша, теперь еще мы разыграем, кому на явку идти? – поинтересовался он с ноткой сарказма в голосе.

– Обойдешься, – буркнул тот.

– Тогда Виля вперед, Паша – прикрытие, – окончательно определился Сотник, и, угадав желание двух воинов с высшим образованием вновь начать бесконечный спор, хлопнул ладонью по колену: – Все, мужики. Это приказ.

8

Выдвинулись, когда серые сумерки опустились наконец на измученный город.

Гайдук шел первым, разведывая путь и всякий раз подавая сигнал, когда слышал движение впереди. С комендантским часом улицы пустели и погружались во мрак: на окна опускалась светомаскировка. Опасаться следовало только патрулей, и разведчики несколько раз чуть не натолкнулись на них. Но до нужной улицы добрались без происшествий.

Действуя, как было запланировано, Гайдук выбрал для себя подходящую позицию – арку проходного двора дома напротив, прижался к кирпичной стене, взял револьвер наизготовку. Где-то поодаль, где именно – Гайдук не представлял, укрылись в темноте Сотник с Чубаровым. Волков, одернув майорский китель, решительно пересек дорогу и, в последний раз быстро оглядевшись по сторонам, скрылся в дверном проеме парадного, дверь которого сиротливо болталась на одной, чудом уцелевшей петле.

Поднявшись в темноте на второй этаж, Вилен, подсвечивая себе немецким карманным фонариком, прошелся лучом по обеим дверям на лестничной площадке. Возле каждой сохранился ряд звонков, напротив которых располагались таблички с написанными от руки фамилиями жильцов, как и было принято в коммунальных квартирах. Нужная ему фамилия обнаружилась у двери слева, и Вилен машинально отметил: если он верно запомнил расположение квартир, то окна этой должны выходить на улицу. Звонок конечно же не работал, но Волков об этом знал. Как знал и то, что человек, фамилия которого значилась на самодельной табличке, здесь давно не живет. В одной из комнат после того, как умерла от голода жившая там бывшая лаборантка из университета, оборудована сапожная мастерская. Другую занимает сапожник, имеющий от городской управы разрешение на работу в Харькове – такое выдавали всем, кто добровольно соглашался сотрудничать с оккупационными властями, за что полагался скудный паек.

Волков постучал в дверь. Не слишком громко, но достаточно для того, чтобы быть услышанным.

Открыли не сразу. Ожидая, Волков медленно сосчитал до десяти, потом снова собрался постучать, но изнутри послышалось движение, щелкнул замок и дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель пробилась слабая полоска дрожащего света, осторожный мужской голос спросил:

– Кого надо?

– Здесь живет портной? – произнес Вилен первую фразу пароля, который сказал ему Сотник, в свою очередь, получивший его от Борина. А тот – от начальника разведки фронта.

– Портной уехал. Може быть, вам подойдет сапожник? – последовал ответ из полумрака.

– Пускай будет сапожник. На войне не нужны выходные костюмы.

Последовала пауза, после чего дверь открылась шире. Приняв это за приглашение войти, Волков переступил порог. Он так и не мог пока разглядеть того, кто впустил его, заметил только – на руке, сжимающей основание керосиновой лампы, не хватало одного пальца, что окончательно подтверждало: открыл дверь именно тот, кто нужен.

Как сообщили Сотнику, хозяин явочной квартиры, связной харьковской подпольной группы и Кулешовского партизанского отряда Яков Яровой действительно до войны был сапожником и потерял средний палец на правой руке.

– Проходите, – ровным голосом произнес Яровой, но вдруг остановился, поднял лампу выше, рука вздрогнула: он наконец рассмотрел на вошедшем немецкую форму.

– Все в порядке, – быстро успокоил его Волков. – Свои, я с той стороны.

– А, ну да…

Что-то в голосе Ярового показалось Вилену странным, но что именно – он так и не понял. В конце концов конспирация утомляет сама по себе, особенно когда в городе каждый день мирные жители мрут от голода, а тех, кто еще не умер, немецкий солдат или офицер могут безнаказанно застрелить.

Яровой прошел вперед по коридору, провожая гостя в комнату.

Или Вилену показалось, или тот сейчас двигался слишком быстро. Списав подобные ощущения на собственное напряженное состояние, он пошел за ним.

Слишком поздно Волков почувствовал движение у себя за спиной! Но, даже если бы услышал вовремя, все равно не успел бы ничего сделать.

Навалились сразу с двух сторон, не дрались – массой двух крепких тел повалили на пол, чья-то рука вдавила лицо в грязные доски пола, другая рука уже шарила с той стороны, где топорщился «вальтер», потащила оружие из кармана. А потом над головой вспыхнул, как показалось Вилену, очень яркий свет, хотя на самом деле это была всего лишь одна электрическая лампочка.

– Лежать! – услышал он приказ на немецком языке, в следующую секунду руки его искусным болевым приемом заломили за спину, рванув правую так, что хрустнул сустав, и споро сковали запястья наручниками. Только тогда отпустили, зачем-то с силой пнули тупым носком ботинка в бок, а голос сверху вновь распорядился: – Поднимите!

Волкова подхватили под руки, рывком поставили на ноги, он устоял. Рябить в глазах перестало, он оглядел комнату, пересчитал одинаковых, как ему показалось, мужчин в черной форме и штатском, которые находились в комнате кроме хозяина, так и замершего с горящей керосинкой в беспалой руке. Вместе с теми, кто держал сзади, их было шестеро. Приказания отдавал худощавый офицер в гестаповской форме, воротник кителя был расстегнут на один крючок, фуражка лежала на колченогом столе.