Спасти «Скифа»

– Раз так, почему подпольщики не могут вывести беглеца из города по своим каналам? К тем же, допустим, партизанам? – поинтересовался Волков.

– Тоже дельный вопрос, – согласился Михаил. – И у меня он, между прочим, появился, как только услышал про подполье. Задал я его начальству, Виля.

– И что?

– У них там свои какие-то табели о рангах, условности или что-то вроде того. Я не вникал, если честно. Но суть вот какая: радист Скифа, оказывается, передал в последнем сообщении кодовое слово. Которое дает понять – агент ложится на дно, связь с ним можно наладить через харьковских подпольщиков. Явка оговорена заранее. Вот только рисковать и доверить эвакуацию не только свою, но и «языка», силам подполья Скиф не считает нужным. Проще говоря, их с пленником спрячут, но не вывезут.

– Сколько он готов продержаться?

– Не так спрашиваешь, Малыш: сколько уже держится. Вторые сутки на исходе, и никто не поручится, что его там за это время уже не накрыли, а нам – не сказали.

– Прогуляться можем зря, – Волков зачем-то одернул свою майорскую форму.

– Вполне, – согласился Сотник. – Только давайте прикидывать не самое плохое, а просто плохое: мы до конца этих суток успешно просочились в Харьков, вышли на Скифа и пытаемся таким же ужиком выскользнуть обратно.

– С «языком»? – уточнил Чубаров.

– Так точно, товарищ разведчик, – кивнул командир. – Дальше – считаем варианты. Первый и самый желаемый для товарищей командиров: мы активно потрошим фрица, вытаскиваем из него нужные сведения, выходим в эфир. Нас засекают, в момент блокируют, все мы погибаем смертью храбрых.

Он обвел присутствующих взглядом, на мгновение встречаясь с таким же прямым взглядом каждого из разведчиков. Сотнику нужно было убедиться, что его группа четко представляет себе, что их ждет, и не прочитал он в глазах мужчин ничего, кроме сосредоточенности: так смотрят люди, знающие свой приговор и, поняв, что это все равно случится, пытаются хотя бы напоследок поиграть с судьбой.

– Другие предложения есть, гражданин начальник? – задавая волновавший всех вопрос, Чубаров цыкнул фиксатым зубом.

– От ситуации зависит, гражданин Соловей, – выдернув финку из земли, Михаил тут же резким броском вогнал лезвие туда снова. – А сложиться может любая комбинация. Например, через каналы местных подпольщиков, которые, кстати, еще надо будет нащупать, придется уходить в тот же Кулешовский отряд. И уже там, у партизан, в более спокойной обстановке потрошить немца. Или хоть на этих, – кивок в сторону машины, – хоть на любых других колесах попробуем по нахалке вырваться за черту города – пускай играют в догонялки, если хотят. Возможностей уцелеть все равно не так уж много. Как и времени, кстати, – он снова повторил комбинацию с финкой, на этот раз стараясь вогнать ее в землю по самую рукоятку. – Если у Скифа осталось меньше суток, то у нас времени выполнить задание или дать себя убить – до послезавтрашнего вечера. Уже, – Сотник взглянул на циферблат немецкого наручного хронометра, – меньше семидесяти часов.

– Теряем время, – Чубаров пружинисто вскочил на ноги.

– Теряем, – согласился Михаил, – только присядь пока, еще не все решили.

– А как по мне, так все ясно: жить нам осталось часов шестьдесят, не больше, так хоть погуляем.

– Очень смешно, – заметил Волков.

– Что еще, старшой? – спросил Гайдук.

– Мы разделимся, хлопчики. Не сейчас, так потом. Надо договориться, где встречаемся. И оговорить разные места встречи, на каждый случай. Мало ли, как там все обернется… Так что, Паша, ты сейчас главный. Город и окрестности хорошо знаешь, ориентируй по месту…

Чубаров снова уселся по примеру остальных…

…А когда разведчики обсудили все возможные варианты, которых оказалось не так уж и много, командир вытащил финку из земли, отер лезвие о штаны, сунул ее в ножны и поднялся.

– Засиделись. Выдвигаемся, по машинам, хлопцы.

Чубаров, подскочив, изображая услужливого нижнего чина подрысил к дверце со стороны пассажира, распахнул ее перед Волковым, чья майорская форма давала право занимать место спереди, возле водителя. Тот даже не попытался подыграть, просто уселся на кожаное сидение, Сотник с Гайдуком устроились сзади, и Михаил последний раз переборол желание выкинуть из багажника рацию: ее обнаружат при первом же тщательном обыске, и задание можно будет считать проваленным.

Хотя если рации в нужный момент не окажется и группа не выйдет в эфир, задание они тоже провалят. У них и кроме этого имелась масса возможностей провалить операцию. Так что передатчик, заваленный чемоданами в багажнике – важный, но не главный фактор опасности.

– Погнали, – сказал Чубаров, заводя мотор.

3

Связного из Харькова не было уже больше суток, и Дмитрий Барабаш, командир Кулешовского партизанского отряда, почуял неладное.

Трое суток назад он получил от командования неожиданный приказ: все сеансы радиосвязи с городским подпольем отменить. Это выглядело более чем странно в свете последних распоряжений. Ведь с приближением линии фронта Барабаш выполнял другой приказ – совместно с городским подпольем, координируя свои действия, готовить в Харькове почву для удара по немцам с тыла. Конечно, это вряд ли произойдет сейчас. Но для того, чтобы это вообще произошло, нужно уже начинать действовать.

Согласно стратегическому замыслу Ставки, воплощение которого непосредственно контролировало командование Центрального штаба партизанского движения, отряды должны постепенно идти на соединение. Чтобы, как только фронт подойдет совсем близко к стратегически важному пункту, которым является Харьков и прилегающие районы, одновременно выступить в рейд по тылам, оттягивая на себя часть сил противника и деморализуя его, тем самым ускоряя продвижение советских войск на Киевском направлении – город должен быть взят еще до конца осени. Для этого сначала нужно было собрать разрозненные отряды, образовавшиеся после удачного весеннего контрнаступления немцев.

Вот с какой целью небольшую группу под командованием Барабаша забросили в немецкий тыл уже через неделю после повторного захвата Харьковщины.

Начало вышло не слишком удачным. Группа Барабаша чуть не оказалась на грани провала, и после, анализируя случившееся, командир понял: вторично так вывернуться из безнадежной ситуации не получится. Свой единственный счастливый случай Барабаш уже использовал, сам тогда того не осознав: такие шансы обычно как раз и выпадают случайно. А все потому, что выполнение задачи началось для группы слишком уж хорошо.

Первый отряд, встреченный ими в лесах – девять красноармейцев, захваченных в плен во время отступления и сбежавших из лагеря. Организовал побег и возглавил группу старший лейтенант, командир подбитого танка, единственный уцелевший из всего экипажа. Остальные – рядовые, ефрейтор, один старший сержант. Форма без погон, оружие захвачено в бою: офицер, решивший, что длительное стратегическое планирование пойдет только во вред, уже на третий день плена, с утра дав знать желающим, что пойдет на прорыв, а там пан или пропал, уже к полудню подал сигнал и первым кинулся на охрану. Могло не сработать, но сработало – у красноармейцев еще жили инстинкты, и если кто-то поднимает командой в атаку, большинство идет автоматически, не думая о последствиях.

Впрочем, как рассудил тогда Барабаш, слушая сбивчивый рассказ отчаянного старлея, как раз о последствиях пленные подумали в первую очередь. Даже наверняка так: война шла неполных два года, приказ за номером двести семьдесят Ставка Верховного главнокомандования не отменяла и, судя по всему, отменять его не собиралась. Согласно этому приказу, военнопленные советские солдаты и офицеры приравнивались к дезертирам. Потому, даже если повезет сбежать из лагеря, у своих наверняка их ждал арест, тщательное расследование НКВД и – за редким исключением – обвинение в измене Родине. По законам военного времени за такое полагался расстрел. Хотя, если повезет, могли отправить в штрафной батальон, рядовым – не важно, кем был до плена, красноармейцем или командиром. Плен нужно было искупать кровью.