Страница 3 из 5
За дверью озадаченно примолкли.
– Верунчик, у тебя все хорошо? – осторожно спросил муженек. Явно ненормальный!
Так. Надо взять себя в руки и выяснить, что тут Йола в мое отсутствие натворила. Неужели она – с ним… Пфе! Только не это!
И я, цепляя на лицо нейтральное выражение, поспешила открыть дверь. Чем быстрее я все узнаю, тем быстрее со всем разберусь.
Игорек, мой бывший муж, был не самым лучшим представителем сильной половины человечества. Уж как Танька меня отговаривала от замужества… Но я была влюблена, не замечала минусов своего обоже и не слышала звоночков. Мне казалось, что все в пределах нормы.
Проблема была в том, что мой бывший очень любил все планировать и неукоснительно свои планы соблюдал. Все окей, скажете вы, все любят планировать. Но только Игорек, если планы срывались или не соответствовали его светлым идеалам, злился. Поначалу он себя, конечно, сдерживал, но Татьянка и еще пара подруг попытались мне открыть глаза после совместных шашлыков.
Наша небольшая компань преимущественно институтских еще друзей и товарищей не очень собранная, шумная, так себе организованная. И Игорек наливался дурным румянцем еще в тот момент, когда часть народа опаздывала на вечеринку. Потом не по плану носили дрова и ставили палатки. Потом не так разводили костер. Потом не пошли на запланированную рыбалку на водохранилище рядышком… Под конец, когда вместо свиной шейки была пожарена первой куриная грудь, Игоря сорвало. Он шипел, возмущался, назвал всех нас, расслабленных, пьяненьких, неорганизованными придурками и ушел спать в палатку.
Мне было неловко, неприятно, но я это как-то замяла. Знала же, что он такой. А если любишь – то принимаешь человека целиком, со всеми недостатками. Иначе это не любовь.
Так я думала в заблуждении первой молодости.
Первые ласточки полетели в первый месяц после ЗАГСа.
План. План. План. План уборки. Расписание меню на неделю. Режим. График. План отпуска. План жизни, куда по датам вписывалось каждое событие, типа завести ребенка, купить машину, сделать ремонт… В какой-то момент я обнаружила себя жутко нервничающей, почти паникующей за рулем в дикой пробке – я не успевала приготовить по плану ужин и забрать пальто супруга из химчистки. И одно это вызывало во мне чуть ли не приступ ужаса. Я знала, что сейчас приеду домой, открою дверь, а он будет стоять на пороге, скрестив руки. Я буду виновато на него смотреть, а он будет поднимать брови и выговаривать мне за мое неправильное поведение, которое, конечно, обязательно приведет в дальнейшем к полной анархии. Он вымотает мне нервы, будет говорить, говорить, пока я буду готовить ужин и заводить будильник пораньше, чтобы успеть исправить свои ошибки.
Или может быть по-другому, если его настроение будет подпорчено не совсем идеально выполненными делами.
Он будет кричать на меня, трясти распечатками со списком планов для меня, ругать мою безответственность и разгильдяйство, приводить в пример себя. «Я стараюсь для нас! Почему тебе так сложно?! Ты меня совершенно не уважаешь! О какой любви в нашей семье может идти речь, если ты так поступаешь? Ты же знаешь, как это важно!»
Его голос с неприятной, чуть истеричной интонацией всплыл в голове надоевшей пластинкой.
В тот момент в той пробке я осознала, что не живу. Я существую на разлинованной двухмерной странице, отмечая галочкой выполненные пункты и получая нервотрепку за галочки пропущенные.
Тогда я с горем пополам вылезла из пробки, купила пачку сигарет – по плану жена, как будущая мать детей, должна быть некурящей.
Я сидела в машине не помню сколько. Наблюдала, как падает снежок, дымила одну за одной и совершенно не торопилась домой. А потом написала Татьяне. Скинула смску мужу и вырубила телефон, не желая слушать нотации.
..Я вернулась еще до полуночи. Спокойно открыла дверь. Я была настроена на долгий серьезный разговор, на компромисс, я хотела поделиться, рассказать, что я так больше не могу, что надо что-то менять. Меня встретил багрово-красный муж, который, не дав мне даже снять ботинок, начал орать на меня так, что у него на виске забилась жилка. Я так и опешила, стоя в одном ботинке, касаясь ногой в промокающем носке натекшей от снега лужи.
Он орал оскорбительные мерзкие вещи, называл меня проституткой и шлюхой, а потом, размахнувшись, ударил меня по щеке. За то, что я не соответствовала его идеалам правильной жены.
И это меня отрезвило до полного отвращения. Много мною было тогда сказано. Развели нас быстро – детей нет, делить нечего, каждый при своей движимости и недвижимости. И слава богу: видеть его противную рожу я больше не могла, хотя он и пытался за мной волочиться, что-то там лепетал про прощение, но сильно не отсвечивал. И теперь – будьте-нате.
Стоит на пороге моего дома, довольно улыбается, козлина. С цветочками, с упаковкой из модной кондитерской.
– Ты чего такая недобрая? – спросил он, входя в мой дом. А потом качнулся ко мне в явном намерении меня поцеловать.
– Настроение отстой. Кошмар приснился, – пробурчала я, ловко уворачиваясь от ненавистных губ.
Бывший кивнул, посетовал на магнитные бури и уверенно отправился на кухню. Зажурчала вода. Хлопнул стеклянной створкой кухонный шкаф – это бывший доставал вазу для своего веника.
– Пойдем, выпьем кофе, пока не остыл. Твой любимый, с миндалем, – крикнули мне из кухни.
Я едва сдержалась, чтобы не попросить засунуть этот свой миндаль вместе с кофе себе в задницу.
Ну… Йола! Ну удружила! Век помнить буду! Пока я злилась, бывший разглагольствовал, а я смотрела на него и не понимала, как меня раньше не бесил его раздвоенный подбородок, серые, коротко постриженные волосы, из-за чего он напоминал обритого ежа, голос с слишком высокими интонациями… Еще и эти замашки комнатного тирана! Пфе!
Так. Надо отвлечься и послушать, что он говорит.
…– Я подумал, что ты все осознала. Нам вместе лучше, чем порознь. У меня столько планов на нашу жизнь…
Он болтал что-то еще, с довольной рожей допивая кофе, а я снова отключилась от приема, на этот раз от неимоверной злости. Планы у него, у скота!
– В этих планах есть избиение жены за то, что она не ходит по струнке? – не сдержалась я. Лицо моего бывшего скорбно вытянулось.
– Я думал, мы с этим разобрались. Я же сказал тебе, что мне было так стыдно… я даже не знал, что тебе сказать, как подойти, как извиниться… Но ты же сама позвонила. Так к чему теперь ворошить прошлое?
Сама! Позвонила! Вот Йола идиотка! Она что, не получила при перемещении мою память? Я была зла почти до трясучки, в глазах потемнело, а потом…
***
Йола очнулась через несколько часов. И в этот раз резать вены ей не хотелось, как и двигаться в целом. Она лежала на спине, глядя в потолок, ощущала на запястьях тонкие магические путы, но не пыталась освободиться. Она не маг, так что нечего даже и пытаться. На нее напало оцепенение. А вот отдохнувший разум работал хорошо. Она впервые смогла отложить подступающую истерику в дальний ящик и старалась мыслить рационально. Не зря она «золотая» рабыня. А раз так, то нужно это оправдывать.
Взгляд невольно переместился на лодыжку. Привычно сверкнуло золото, но сверкнуло как-то странно. Новая цепочка? Но ведь это невозможно!
Почему она находится тут, и где ее прежний хозяин? Почему вокруг суетятся такие важные мужчины? Может, теперь она принадлежит кому-то из них? Вот было бы здорово, если бы Дереку Ват Йету! Он очень красив, очень властен – лучший хозяин, которого можно представить. Тело Йолы привычно налилось жаром при мысли об этом мужчине. Как давно она в него влюблена? Кажется, еще с того момента, когда она впервые оказалась во дворце – торопилась в Старый Шпиль, чтобы отнести переписанные бумаги, и глазела по сторонам. А он шел к ней навстречу в окружении пары секретарей, что-то спокойно объяснял. Она замерла тогда и смотрела вслед ему до тех пор, пока его голос не истаял в коридорах дворца. Дерек Ват Йет произвел на нее сильное впечатление, и сердцу, пусть даже это и сердце простой рабыни, не прикажешь. А потом потянулись тяжелые, страшные годы, наполненные насилием, но Дерек Ват Йет, которого она изредка видела во дворце или еще реже – на улицах центральной части столицы, оставался для нее чем-то вроде недостижимого идеала. Йола вспомнила, как рад он был, когда она очнулась у него на руках.