Яга. Начало

– Баюн! – прикрикнула на него Яга. – Слух у меня хороший, ниоткуда я не выжила. Думаю, не мешай.

– А я что, я ничего, – мурлыкнул Баюн. – Думай, родимая, думай. Любавушка, а сметанки не найдётся?

Кикимора улыбнулась, почесала обжору за ухом, да за сметаной поспешила.

– И этой мудрой девице тоже сметаны прихвати, а то, вишь, оно как, Кощей-то её кормить не сподобится.

Времени прошло немного, а Любава уже протискивалась в узкую дверцу с огромной корзиной разной снеди.

– Этта чегой-то? – насторожилась Яга.

– Не серчай, коли тайна то была, – испуганно пробормотала Любава. – Да только кухарят тут тоже кикиморы. Я и сболтнула, что можешь ты колдовством домового приворожить. Вот, велено тебе дар передать, да обещание кормить да поить как дочь княжескую.

– И много тут вас? – прищурилась Яга.

– Да, почитай, полдюжины. Было-то больше, да только срок их вышел, – грустно вздохнула Любава.

Баюн тем временем уже заветную сметану отыскал и счастливо облизывался.

– Отчего не помочь хорошим… кикиморам? Верно ведь, Яга? – мурлыкнул он.

– Отчего бы не помочь… – задумчиво повторила Яга.

Ведьма покусывала губу, да в окно глядела. Там низенькие пузатые домовые споро катали огромные деревянные бочки с медными ободами.

– Это чего? – полюбопытствовала Яга. – Грибы солить?

– Да какие там грибы, – засмеялась Любава. – Русалочий день сегодня, готовятся. Сейчас бочки прикатят, да в малый пруд их выпустят, чтоб не засохли.

– А кикиморы с русалками, стал быть, дружбы не водят? – прищурилась ведьма.

– Отчего же? – удивилась Любава. – Слыхала я, бывают русалки, что в морях да окиянах живут. Гонору в них, никакой ложкой не вычерпаешь. А наши-то озёрные, девки хорошие. Глуповаты немного, всех дум у них, как бы волосья расчесать да побольше рыбы у водяного утащить.

– Кикиморы с волосами, я смотрю, не заморачиваются, – фыркнул Баюн. Яга на него так зыркнула, что он, пятясь задом, уполз под кровать.

Ведьма снова задумалась, но ненадолго. Потерла ладони, в мешке своём дорожном порылась, а после радостно воскликнула:

– Проси, Любавушка, подруг своих, чтоб ужин Кощею готовили царский. А я пока зелье вам приворотное сварю, чтоб домовых приворожить.

– А ужин Кощею зачем? – не поняла кикимора.

– А чем я хуже русалки? – засмеялась Яга. – И спою, и станцую, и ужин сама подам. А там поглядим…

На том и порешили. Кикиморы Кощеевым пиром занялись, а Яга – зельями. И лишь Баюн бубнил:

– Ох, недоброе ты задумала, чую я, зря!

– Будешь беду кликать, усы тебе отстригу, чтоб не чуял! – разозлилась Яга. – Сиди уж молча, без тебя тошно.

Любава раздобыла на кухне котёл, натопила печь, Яге оставалось лишь нужные травы подбрасывать, да за зельем глядеть. Да только нет-нет, а с грустью посматривала ведьма в оконце, где справный и крепкий Кощей вальяжно расхаживал меж русалок, призывно бьющих переливающимися на солнце хвостами.

Глава 4

Едва алое солнце коснулось верхушек деревьев, выбрались русалки из пруда, уселись на илистых камнях, бодро шлепая хвостами по поверхности воды. Яга задумчиво поглядывала на запечённый окорок, что раздобыл для Кощея Серый Волк.

Обрадованный переменой настроения ведьмы, Кощей безо всяких условий позволил ей спуститься и подать ему ужин. И уж вовсе не слыханное дело – подле себя второй стул поставить наказал. Прослышав об этом, царевны в башнях слезами горькими залились: хоть Кощея и страшились, а всё же грустно им было, что прекрасным девицам предпочёл он ведьму лесную. Даже русалок собирался обратно в бочки заковать, да тут уж домовые воспротивились.

Яга кикиморам целый котёл приворотного зелья приготовила, да по склянкам разлила. Наказала: в квас домовым по три капли подлить, да из своих рук напоить. Вот и постарались кикиморы, ходили теперь домовые за ними, точно псы верные. И даже Антипка за Любавой увивался, да отчего-то грустила кикимора.

А Яга Кощея дожидалась. Вышел он из замка, высокий, справный, да как глянул на ведьму, у неё сердце чуть из груди не выпрыгнуло. Казалось, ладонь подставит, а оно уж там. Разозлилась Яга сама на себя, негоже это, так перед мужиком вздыхать. А помимо воли улыбнулась, да блюдо с окороком схватила.

– Ну здравствуй, ведьма, – улыбнулся Кощей. – Башня моя, значит, не по нраву тебе пришлась?

– Воздуха там, Высочество, маловато, – покорно отвечала Яга.

– Стало быть, и ужин со мной разделишь, коли попрошу? – прищурился он.

Яга кивнула. Отужинать-то можно, главное, чтоб не тем кусочком, что в зелье попал. А Кощей, казалось, оставил свои манеры царские. Широко улыбался, был приветлив, на миг Яга даже про замысел свой позабыла. А было всё просто: пока домовые за кикиморами ухлестывают, заколдовала она скелетов на сон мертвецкий, да сонным зельем окорок смазала. Отведает Кощей кусочек, заснёт, а она Баюна подхватит – и поминай как звали. А Бессмертный тем временем графин компота поднял, налил Яге в стакан, да к губам ведьмы поднёс.

– Ягоды нынче сладкие, будто мёд, – подмигнул он, наклоняя стакан. Ничего не оставалось Яге, как глоток сделать. Закружилось всё вокруг, завертелось, а когда вернулось обратно, поняла ведьма, что нет никого в мире этом, дороже Кощея. И пойдёт она за ним и в огонь, и в воду, и в постель его, коли позовёт. А сам Бессмертный тихо спал на краешке стола, во сне дожевывая окорок.

Баюн, ворча и фыркая, тащил упирающуюся изо всех сил ведьму обратно в комнату.

– Да что ж этот окаянный творит такое! – возмущался кот. – Девицу опоил!

– Эх, Баюн, – вздыхала Яга. – Как же я не замечала, как он хорош? Красив, как ясно солнышко…

– Это Кощей-то солнышко?! Ты никак головушкой ударилась.

– Да что ты понимаешь, – отмахнулась ведьма. – Духом силён, телом крепок… Да любая царевна бы за такого…

– Чего ж они тогда по башням рыдают? – пытался вразумить страдающую ведьму Баюн, всё дальше утаскивая её от сладко спящего в окружении русалок Кощея. – Идём, утро вечера мудренее. Вот взойдёт солнышко, да и мозги твои на место встанут.

Спать укладывали Ягу вместе с Любавой. Кикимора охала и причитала, но влюблённую ведьму держала крепко, чтоб делов не натворила. Дверь снаружи сторожил тот самый голубоглазый Антипка, мечта всех кикимор и покоритель сердец. На поверку это оказался лохматый курносый домовой с доброй улыбкой и курносым носом.

– Кажись, девица того, эт самое… Тут надобно… Ну да…

– Ох, как умён, сразу вот в корень зрит, – восхищалась Любава красноречием Антипки.

– Это, стал быть, да! – соглашался домовой.

Умом он не блистал, зато дверь исправно сторожил. На том и порешили, оставили его караулить, чтоб скелеты кощеевы не вошли, а Яга не вышла. Самого же Бессмертного до утра не ждали, зелье сонное ему уж больно крепкое досталось.

Баюн совсем было заснул, когда услышал, что кто-то слезы горькие льёт. Присмотрелся в темноте, глазам своим не поверил. Свернувшись калачиком на огромной кровати, рыдала Яга.

– Душенька, что тебя так расстроило? – испугался кот. – Да сбежим мы ещё, сбежим! И Антипка поможет, и Любава.

– Ох, Баюн, – ещё горше заплакала ведьма. – От сердца своего не убежишь. А что делать, коли оно тут останется?