Страница 3 из 10
– Надька, иди сюда. Хочешь на мою надежду и опору посмотреть? – доверчиво подмигнула она сидевшей на скамейке под яблоней дочери, – Нет, не так. Надежда – это ты. А он – моя опора. Опора и защита, – мамка широко улыбнулась, обнажая ряд жёлтых и неровных зубов. Передний резец у неё во рту почему-то отсутствовал. Наверное, папа выбил, – Ну, чего, как мумия, сидишь? А ну, иди сюда.
Надюшке совсем не хотелось смотреть на содержимое свёртка, но спорить с матерью она не решилась – обречённо приподнялась и двинулась родительнице навстречу, чтобы краем глаза заглянуть в детское одеяльце, изображая любопытство.
«Опора» оказалась жёлтой и чудовищно сморщенной, а «защита» невероятно худой и маловесной. Некрасивый, желтушный младенец в плюшевом конверте меньше всего походил на человека, напоминая искусственно состаренную куклу.
– Смотри, какой красивый, – мать улыбнулась ещё шире, отчего её впалые щёки покрылись тонкими и частыми морщинками, – Красивый? Чего молчишь, глупая? Мужчина. Сын. Твой брат, – она слегка потрясла свёртком возле Надькиного носа в попытке самоутвердиться, – Где отец? Совсем себе голову отбила? Чего молчишь всю дорогу? Надька. Эй!
– Не отбила я, – буркнула Надежда, воинственно нахохлившись. Болтовня матери ей наскучила. Хотелось куда-нибудь спрятаться и разглядывать пауков и паутину, освещённую солнечными лучиками. Но, скорее всего, предаваться размышлениям сегодня не получится, потому что сейчас начнётся визг и смертоубийство, так как папа ушёл к местной самогонщице Райке. Хитрая дочь проследила за ним из-за густых зарослей малины, – Папа к тёте Райке пошёл.
– К Райке? – Рая была замечена не только в самогоноварении, но и типичном для легкомысленной особи поведении. Мать привычно нахмурилась, – Да и чёрт с ним, – решила она через пару секунд, на удивление легко пуская семейное благополучие на самотёк. Маленькая Надя никогда не понимала, почему глупая мать так бесится из-за того, что отец ходит к другим женщинам. Ведь пока его нет дома, можно спокойно заниматься своими делами, и никого не бояться. Но безумная дурёха упорно искала супруга по соседкам, матерясь и проклиная бледнорожих соперниц, и неминуемо налетала на крепкий мужнин кулак. Даже тётя Варя ругала её за спесивый и гордый нрав. А сегодня мамка по-настоящему Надю удивила. Наверное, и правда «опору и защиту» родила. И успокоилась. Может, даже папку бросит. Надюшка внутренне улыбнулась. Отца она немного побаивалась и совершенно точно не любила. Последние дни, пока они жили без мамы, небритый, заросший, как снежный человек, отец очень много пил и время от времени обзывался на кого-то невидимого. Слава Богу, о Надьке он почти не вспоминал и поэтому девочку не трогал. Та кормилась объедками со стола, пока родитель слонялся по деревне, либо спал в бурьяне между грядками, и отсиживалась в любимом сарае, когда батя просыпался. Поначалу избегать случайных встреч было довольно сложно, но со временем их биоритмы синхронизировались, и дочь с отцом почти не встречались. Благо, от непрерывных возлияний пьяница сильно ослабел и стремления к воспитанию детей не проявлял.
Людмила положила младенца в свою постель, заботливо перепеленав того в чистое, и проспала рядом с ним до самого утра. Ребёнок оказался, на редкость, тихим, побеспокоив мать среди ночи всего пару раз. Он не заорал даже, когда обкакался, а лишь чуть слышно закряхтел. Спокойный ребёнок – счастливая мать. Женщина поняла, что её день настал. Теперь жизнь изменится к лучшему. Навсегда.
В соседней комнате спала умиротворённая, наконец-то, искупавшаяся в большом, алюминиевом тазу Надежда, понемногу начинавшая осознавать, что у неё появился маленький братик. Ей всю ночь снилось, как они бегают со сморщенным, как старичок, братишкой по лугу, ловя разноцветных бабочек.
А утром деревенские мужики притащили полумёртвого батю, с синяками вместо глаз и свёрнутым набок носом. Они волочили собутыльника за потные подмышки по земле, словно мешок картошки. Кажется, отец провалился в выгребную яму и вонял так, что от отвращения морщились даже кошки.
– Люсь, его бы в больницу. Но сначала отмыть. Не уберегли. Прости, – пробасил батин приятель, виновато потупившись, – Я его пальцем не трогал, – зачем-то добавил он, пряча стёсанный кулак за спину.
Не скрывающая своего удовлетворения мать велела бросить пострадавшего возле крыльца и равнодушно отправилась в дом кормить младенца.
– Настигла расплата, – ухмыльнулась злопамятная женщина радостно.
Надежда уставилась на избитого мужчину с наивным любопытством. В первый раз она видела сильного и злого отца в таком состоянии. Обычно бил он, а не его.
Опухшее, багрово-синюшное лицо распростёртого на земле человека отекало прямо на глазах, и голова, казалось, выросла вдвое. Много позже Надя увидела похожую голову в документальном фильме про пришельцев. Меньше всего это чудовище походило на отца. Инопланетный монстр слабо зашевелился, резко кинулся вбок, и из его мерзкого рта потекла тёмно-красная жидкость. Теперь завоняло не только испражнениями, но и кровью. Запах крови девочка не спутала бы ни с чем другим. Даже в своём юном возрасте, опытная не по годам Надежда, регулярно помогавшая матери рубить уток и кур, знала, как пахнет кровь: сладко, тягуче, до тошноты приторно. Но кровь этого существа пахла особенно мерзко. Позже Надежда поняла, что неприятную вонь придавала соляная кислота в желудочном соке. А то, что вусмерть пьяный пропойца каким-то чудом перевернулся, спасло его никчёмную жизнь от удушения собственной блевотиной.
Страшно девочке не было. Скорее, ей было интересно, умрёт пришелец или нет? Лучше бы умер. Неужели мамка повезёт его в больницу? Им было бы так хорошо вдвоём. Нет, уже втроём!
– А-а-о-у, – застонал пьяница громко, с трудом разлепляя фиолетовые веки, и потянулся к дочери слабой рукой. На минутку он захлебнулся и закашлялся, брызгая кровавой слюной во все стороны, и принялся плеваться выбитыми зубами. Один из зубов довольно ощутимо ударил задумавшуюся девчонку в лоб. Надюшка резво вскочила и бросилась в дом, споткнувшись о материны туфли.
Каким образом мамка отмыла и переодела этот кусок человеческого мяса, Надя не знала, но к обеду охающий на разные лады, избитый и беспомощный родитель уже лежал в чистой рубахе на кровати возле выложенной белыми кирпичами печи. Батя некрасиво скалился кроваво-серыми пеньками зубов и выл, как собака, но встать без посторонней помощи не мог, поэтому никто его не боялся. Вечером он и вовсе тронулся умом, принявшись ожесточённо с кем-то спорить, и мамка позвала сельского фельдшера. Та чертыхнулась, перекрестилась и со словами «Так козлу и надо» посоветовала молчаливо ухмыляющейся Людмиле отвезти пострадавшего в больницу.
– А то скажут, что ты убила, – шепнула медичка умиротворённой, отрешённо кормящей младенца грудью хозяйке, заговорщицки кивая куда-то в сторону, – Все знали, что не ладили вы. Что с дитями будет, если тебя приберут? Люсь, не дури. Да и я не могу не отреагировать. У него точно с башкой что-то. Гематома, мож. В больницу надо. На рентген. Не дури, Люсь.
Умиротворённая и светлая, похожая на деву Марию с иконки, мамка снисходительно кивнула, опустив голубые глаза на жадно вцепившегося в грудь ребёнка. На мгновенье невероятно похорошевшее женское лицо осветило клонящееся к горизонту солнце, беспощадно заливая их с малышом кровавыми лучами. Маленькая Надюшка невольно залюбовалась открывшейся её очарованному взору картиной. Девочку невольно охватил священный трепет – к ним с мамкой спустился сам Иисус! Да, в те годы ходить в церковь было не принято, потому все сознательные трудящиеся строили коммунизм и в Бога не верили. Но иконы всё равно висели в любой, мало-мальски обустроенной деревенской избе на всякий случай.
– Дьявол пришёл! Дьявол родился! – хрипло и страшно заорал из своей кровати с металлической сеткой так удачно избитый собутыльниками душегуб и обмочился.
Беспрерывно стонавшего и разговаривающего с несуществующими людьми отца всё-таки госпитализировали, и Надежда с Людмилой зажили спокойной, почти счастливой жизнью.