Страница 34 из 41
Юна пожала плечами, и Алиса заметила:
– Она и Мина такие стали скрытные. Словно мы больше не лучшие подруги!
– Мне просто не до этого, девочки, честное слово. – Вздохнула Юна.
– А что все-таки происходит? – В лоб спросила Аврора, и Алиса добавила:
– Мы же видим, что с тобой что-то не так! Ты же знаешь, мы не болтушки, и всегда поможем.
– Никто не поможет. – Прошептала Юна и хлюпнула носом. Аврора подумала, что у Юны и Седрика все плохо, и тут же смягчилась в отношении подруги. До этого момента она неосознанно дулась на нее, и Юна это видела – и потому до сих пор никаких откровений и не было. Аврора до того расчувствовалась, что даже приобняла ее:
– Ну, ты что?
– Что у вас с Седриком? – Алиса присела с другой стороны и взяла руку Юны в свои. – Это серьезно?
Юна кивнула, снова всхлипнула и утерла глаза свободной рукой. Аврора сунула ей в руку свой платок.
– Вы никому не скажете? – Спросила Юна, и девушки возмущенно вскинулись. Юна выпалила:
– Они будут воевать с Далвеганом! И пока не победят, мы не поженимся-а-а-а!!! – И уткнулась в грудь Авроры, заливаясь слезами.
Несколько секунд девушки переваривали новость. Потом осторожно поинтересовалась Алиса:
– Ты уверена?
Юна, плача, кивнула несколько раз. А Аврора отметила про себя, что раз Седрик доверил Юне такой секрет, то у них и в самом деле все серьезно. И о наследнике Эльдебринков лучше забыть и сосредоточиться на другом объекте. Алиса права: она, Аврора, не влюблена, а Юна, как оказалось – без ума от рыжего громогласного верзилы.
– Ну, и что ты так плачешь? – Удивилась Алиса. – Мой Гэбриэл тоже был на войне!
– Это не война! – Запальчиво воскликнула Юна. – Корнелиты – это сброд, это был конфликт, а не война! Я сказала Седрику, а он сказал, – Юна вся скуксилась, – что пока они не убьют всех Сулстадов и не возьмут Клойстергем, война не кончится, а это долго-о-о-о!!!
– Но почему?! – Изумилась Алиса. – Почему они хотят?..
Юна тщательно вытерла слезы платком Авроры.
– Это из-за смерти их младшего брата. Я не знаю, что сделал граф Кенка, Сед не говорит. Он говорит только, что граф – подонок.
– Это все знают. – Заметила Аврора. – Но чтобы воевать?
– И когда? – Сдвинула темные брови к переносице Алиса.
– В любой момент! – Горестно всхлипнув, прошептала Юна. И Алисе впервые в жизни захотелось произнести одно из любимых крепких словечек Гэбриэла. Громко, жестко и смачно.
А как же ее медовый месяц, и так превращенный в неделю?!
– А осторожнее нельзя?! – Гарет дернул руку. Цирюльник, молодой еврей, стригущий герцогу ногти, торопливо промокнул крохотную ранку на пальце чистой салфеткой, смоченной ромашковым настоем, рассыпался в извинениях.
– Черте что. – Гарет мгновенно об инциденте забыл. А цирюльник, покинув Рыцарскую башню, встретился в саду со служанкой Мины, Мартой:
– Вот, все, что удалось добыть.
Крови была небольшая капля, яркая на белой ткани. Марта бережно спрятала на груди драгоценный трофей, выдала цирюльнику двадцать талеров:
– Все?
– Обращайся, красавица. – Тот с удовольствием пересчитал монеты и ссыпал их в кожаный кошель на поясе. – А поцелуй?
– Пошел ты! – Фыркнула Марта и поспешила к госпоже.
Во время сборов не обошлось, разумеется, без скандалов. Семья герцога Анвалонского собралась домой вместе с королевским кортежем, и София, смертельно обиженная на Гарета, демонстративно собралась с ними, на что Гарет возражать не стал. И не только потому, что хотел проучить строптивицу, но и потому, что так же, как и Гэбриэл, чувствовал, что обстановка на Юге накаляется, и рад был, что хоть кто-то из тех, кого он хотел бы уберечь, окажется в безопасности. Королева предложила, чтобы его высочество поехал вместе с молодым эрлом Фьесангервенским и помог ему на первых порах советом и волевыми решениями. И принц Элодисский согласился довольно скоро, потому, что и друзья, Аскольд Эльдебринк и кардинал Стотенберг, согласны были: нужно и мальчишке Еннеру помочь, и собственным сыновьям дать возможность справляться самостоятельно – давно пора оставить их одних. Это очень порадовало королеву, но, как довольно часто случается, там, где она сомневалась, ее ждал успех, а вот там, где она была абсолютно уверена в успехе, ее ждал неприятный сюрприз. Габи наотрез отказалась ехать с нею.
Она обижалась на королеву давно, практически, с первого дня ее пребывания в Хефлинуэлле, чего Изабелла, чрезвычайно занятая другими интригами, даже не заметила. И это равнодушие оскорбило Габи особенно сильно, задело особенно больно, и потому обидело смертельно. «Не-ет, дорогая тетушка. – Мысленно злорадствовала она, предвкушая, как удивит и обломает тетку, когда та, наконец, вспомнит о ней. – Не получится у тебя мною манипулировать больше, нет, не получится! Сама выходи замуж, за кого ты там меня решила выдать, сама рожай наследника, все сама, все сама!». Причем девушка была достаточно самоуверенной, обидчивой, избалованной и глупой, чтобы все высказать королеве без обиняков, едва та завела речь об отъезде на Север.
– Дорогая, что ты говоришь? – Изумилась Изабелла.
– Я не вещь, дорогая тетя. – С вызовом повторила Габи. – У меня собственные планы на мою жизнь. Вы мною распоряжаться не будете! Вся ваша дружба, письма ваши все – вранье, я достаточно насмотрелась, как вы эту дуру анвалонскую облизываете, а на меня вам было плевать. А тут понадобилась? Только вот поздно. Я больше вам не верю.
– Тебе уже шестнадцать лет. – Холодно сказал Изабелла. – Взрослая девушка и должна понимать, что стоит на кону. Ни я, ни мои брат и сестра, ни мои племянники, ни ты, дорогая племянница, – все мы не можем делать то, что хотим, не считаясь с интересами и нуждами Нордланда. Если я, как ты говоришь, «облизывала» кого-то, то делала я это…
– Да-да, – опять королеву бесцеремонно перебивали в этом замке! – все это вы делали в интересах королевства. В том числе и мне письма писали про дружбу и все такое. Я не дура, поняла! Вон вас сколько, сами перечислили. Королевство может быть спокойно, о нем столько человек заботится! И я ему не нужна. Я не просила меня рожать принцессой, и не хочу, чтобы из меня вещь делали.
– Сестра права, в кои-то веки. – Безжалостно произнесла Изабелла, с гневным сожалением глядя на Габи. – Ты – круглая дура, моя дорогая. И тебе требуется самый серьезный и беспощадный урок. Монастырь! Никаких нарядов, никаких драгоценностей, подружек и кавалеров! Пока не поймешь, кто ты такая и каковы твои обязанности, будешь рядовой монахиней в самом дальнем монастыре!
– Ну и буду! – Со слезами на глазах огрызнулась Габи. – Только не дождетесь вы от меня покорности, ясно?!
И вторично королева была изумлена и неприятно разочарована, когда графиня Маскарельская неожиданно поддержала дочь. Леди Алиса серьезно относилась к замечаниям и требованиям мужа, и каждое воспринимала, как руководство к действию. Вильям сказал, что с Габи нужно быть помягче? Так и будет. Леди Алиса не только полностью оправдала дочь и заявила королеве, что раз «девочка не хочет, нечего ее принуждать!», но и неожиданно смягчилась и по поводу монастыря, согласившись не гнать дочь на Север, а отправить ее в Разъезжее. «Там весьма хорошее образование» – Заявила на голубом глазу графиня Маскарельская, не прочитавшая, как и дочь, за всю жизнь ни единой книжки, кроме «Часослова», который прочла в девичестве по принуждению, и сочла непонятным, скучным и отвратительным. Что не мешало ей на словах быть поборником образования и сетовать на недостаточную начитанность «нынешней молодежи». Габи, расхрабрившись, осторожно поинтересовалась у матери, нельзя ли ей побывать в Гранствилле, посетить собор святой Анны и навестить свою подругу. И просто с ума сошла от радости, когда получила разрешение матери на то и другое! Ибо графиня Маскарельская полумерами никогда не ограничивалась. Запрещать – так все подряд, разрешать – так тоже. Габи специально подгадала так, чтобы этот великий день пришелся на среду, ибо так была надежда, что она встретится не только с Беатрис, но и со Штормом – без секса Габи просто зверела. А королева была вынуждена отправляться без нее, Габи – и последняя очень, очень этому радовалась. Что было довольно глупо с ее стороны, но такая уж она была.