Страница 8 из 15
Проснувшись воскресным утром, Николай первым делом вышел на балкон. Было прохладно. Небо, словно тщательно загрунтованный холст художника, было равномерно окрашено в серый цвет. Казалось, ему не знакомы ни солнце, ни луна, ни облака, и оно всегда было вот таким.
Автоматически, по укоренившейся годами привычке, Николай включил репродуктор. Передавали новости. Занятый своими мыслями, он слушал, как говорится, вполуха. Но одно сообщение заставило прислушаться: «Две четырнадцатилетние девочки совершили самоубийство, бросившись с моста в реку».
Настроения новость, естественно, не добавила. Но надо было собираться. Наскоро позавтракав, Николай достал из шифоньера костюм-тройку, который надевал только по особым случаям, отчего тот прекрасно сохранился, несмотря на то что был приобретён четверть века назад. Даже стрелки на брюках выглядели, словно только что отутюженные.
Вдруг раздался телефонный звонок.
– Здорово, Николай! Как жизнь молодая? – и не дождавшись ответа, продолжил: – Слушай, мне сегодня мебельную стенку привезут. Не поможешь установить?
– Извини, Володя, но сегодня не смогу.
– Ну вот, а я, брат, очень на тебя рассчитывал. Может, всё же выберешь часика три? Я не обижу!
– Не в этом дело, Володя.
– Постой, ты же бываешь свободен по выходным! Я даже запасной вариант не предусмотрел.
– Долго объяснять. В общем, сегодня еду к Ирине.
– А-а, свидание сегодня! Вот уж не ожидал. Расстроил ты меня, брат.
Николай достал из того же шифоньера ботинки, аккуратно помещённые в коробку, как только что купленные. Хотя лет им, как и костюму, было не меньше. И, несмотря на их превосходный вид, тщательно начистил.
Телефон вновь зазвонил. Николай посмотрел на часы и с большой неохотой взял трубку.
– Привет, Коля! Ты знаешь о том, что сегодня – внеочередное заседание нашего клуба?
– Нет.
– Что, рассылку не получил, что ли?
– Компьютер сломался. Мастер придёт только завтра.
– Ясно. Так сегодня в четыре часа.
– Слава, – вздохнул Николай, – к сожалению, у меня не получится.
– Как не получится?! Вот так активист, едрён корень! Давай не валяй дурака!
– Дело неотложное. Давно собирался, да всё откладывал. Но сегодня твёрдо решил, иначе долго придётся ждать.
– Да что случилось-то? – не унимался коллега.
– Еду к Ирине.
– Вот те на! Подругу, что ли, завёл? Вот так скромняга, едрён корень!
Николай принял душ, тщательно побрился, надушился… И опять телефон взялся испытывать его терпение.
«Да что они сегодня, с ума посходили, что ли? – не на шутку возмутился он. – То по нескольку дней никто не звонит, а тут сразу все обо мне вспомнили!»
– Слушаю, – недовольно буркнул Николай, как бы давая понять звонившему, что не намерен с ним общаться.
Однако в трубке послышался бодрый, весёлый голос:
– Колян, это Костя с Серёгой. Твои кореша по «технарю». Как твоё «ничего»?
Разговаривать в резких тонах с приятелями, с которыми не виделся лет десять, Николай посчитал неудобным.
– Нормально.
– А мы вот бегаем, справки на пенсию собираем. Ты тоже, поди?
– Собрал уже.
– Молодец! Ты ведь у нас январский?
– Да. Три месяца осталось.
– А Жорке сегодня шесть рублей стукнуло. И по этому поводу… Догадываешься что?
– Догадываюсь. К себе зовёт?
– Если бы! Банкет в кабаке заказал. Сегодня в пять часов.
– Мужики, вы меня извините, но сегодня я не смогу.
– Что значит «не смогу»? Давай не обижай юбиляра!
У самого юбилей впереди. Короче, откладывай все свои дела. Встречаемся в половине пятого на Гостинке.
– Нет, ребята, отложить не получится.
– Ты давай, объясни, что к чему, а я тебе растолкую, что получится и что нет.
– К Ирине я сегодня еду. Ты не знаешь…
– Оба-на! Ну, ты даёшь, старый хрен! О душе пора задуматься, а он всё по бабам.
– Ты меня не так понял.
– Да что тут понимать-то! И неужели нельзя перенести свидание? Первая любовь, что ли, юношеская? Дрожь в коленках, стихи по ночам?
– Не то ты говоришь. Я слово себе дал сегодня поехать.
– Ну, сам смотри. А Жорка обидится.
Закончив разговор, Николай отключил мобильник, подивившись собственной недогадливости.
На лестничной площадке соседка, одинокая старушка, попросила отремонтировать кран. К счастью, она оказалась более понятливой и согласилась подождать. Лишь бросила напоследок:
– А вырядился-то! У тебя что сегодня, свидание, что ли?
«Не забыть ещё купить цветы», – подумал Николай, выходя из дома. Путь из Инорса[1]предстоял не близкий, с пересадкой на Галле. Всю дорогу он думал только об Ирине. Память щедро оживляла картины их знакомства, совместную работу в одной компании, корпоративы и ссору по его глупости. Сцены были столь ярки, будто случились только вчера.
«Как я мог такое сморозить? – мучился он. – И почему сразу не извинился? Ну что, что мешало? Надеялся на её отходчивость. Забудет, мол. Хорош, джентльмен! Каким же я выглядел в её глазах? Этого теперь никогда не узнаешь».
Вот, наконец, и Южное кладбище. Её могила, как он выяснил, – в самом конце. Николай с волнением, доходящим до дрожи, шёл по дороге, шурша опавшими листьями. Привычная городская суета разом исчезла. И он ощутил вечный покой, возможно, подобный тому, что когда-то испытал Исаак Левитан. Лишь крики птиц да шум ветра в оголившихся кронах деревьев нарушали тишину.
«Ну, кажется, дошёл. Вот её сектор». Николай почувствовал, как учащённо забилось сердце. Могила Ирины вся была заставлена венками из искусственных цветов. Безвременно ушедшая смотрела на него с портрета спокойным, умиротворённым взглядом Мадонны с картин художников эпохи Возрождения.
«Так вот где ты теперь обитаешь, Ирина! А я всегда был уверен, что ты меня переживёшь. Ведь ты источала здоровье и энергию, танцевала, посещала тренажёрный зал, была душой всего коллектива. Как же такое могло случиться?!»
«Синдром внезапной смерти, – вспомнил он заключение врача. – Случай – один на миллион».
«Сколько цветов на могиле! Ты и вправду очень любила цветы. Живые уже пожухли. А венки немного выгорели. Похоже, тебя навещали всё лето. Только я пришёл в последнюю очередь. Я оказался самым трусливым из всех, кто тебя знал.
Да, я боялся увидеть тебя в таком месте. Оно совсем не вяжется с тобой, самой живой, самой женственной, самой… Это даже представить было невозможно, что я буду посещать твою могилу…
…Знаешь, меня всегда пугала мысль, что однажды ты уедешь далеко-далеко, а я так и не узнаю, куда и с кем. И вот ты уехала. Одна. И так далеко, что до Марса ближе…
…Как же так, Ирина, я мыслил тебя на вершине земной жизни, в лучах любви и обожания, а ты лежишь в сырой земле…»
Николай так потом и не вспомнил, сколько простоял возле могилы. Стало вечереть, и он заковылял обратно. Переживания, воспоминания и мысли продолжали тесниться в его голове.
«Вот говорят: всё, что с нами происходит, имеет смысл. Оно нас чему-то учит, чем-то обогащает. Только чем может обогатить смерть самых дорогих и самых достойных людей? И как теперь жить с таким смыслом?
Надо жить, надо жить – это такая обязательная установка каждому. Добровольный отказ от жизни – наитягчайший грех, учат святые отцы. А вот ради чего надо жить, они не объясняют. Такова воля Божья, говорят. Ума много не надо, чтобы так ответить. А вывод получается такой: жить порой приходится вопреки душевному состоянию, несовместимому с жизнью. Назло надменному соседу.
А ещё говорят, что прошлым жить нельзя. Я всегда прислушивался к этому совету. Только теперь прошлым стала Ирина. Что же получается? О ней стоит забыть и жить другими? Может, ещё и втрескаться в какую-нибудь?!
Что-то не додумали великие мудрецы».
Николай не стал дожидаться автобуса и пошёл пешком. Вечный кладбищенский покой вновь сменился грохотом машин на автостраде. Но от этого характер его переживаний не изменился. Проходя по Затонской улице, он то и дело замечал, как веселы и беспечны прохожие. Они громко разговаривали по сотовым телефонам, перебрасывались плоскими шуточками, выясняли какие-то мелкие дрязги и бросали вокруг окурки и обёртки от угощений.
1
Инорс – это отдалённый микрорайон Уфы.