Такой хороший парень

Сумей преодолей свою боль, не переступив ту опасную черту, за которой поджидает бездна, и останься собой…

Полина Люро

Полина Люро

Такой хороший парень

Словно подгоняя, сзади прогромыхали раскаты грома, и сильный порыв весеннего ветра чуть не сорвал бейсболку с головы, пока я обшаривал карманы в поисках ключа. Дверь подъезда распахнулась, выпустив двух весело болтающих старшеклассниц. Привычно улыбнулся, подмигивая, и они, открывая зонты, смеясь, помахали ими:

— Привет, Саш, с репетиции идёшь? Когда, наконец, пригласишь на концерт, мы твои фанатки, не забывай…

— Разве такое забудешь, вы же меня со свету сживёте. Будут вам билеты…

— У-у-у! ― радостно пропели мои надоедливые поклонницы, и два разноцветных зонтика отважно бросились под ливень, а я, хмыкнув, вошёл в привычные сумерки подъезда.

Сколько себя помню, лампочка здесь или мигала, или еле тлела, давая вместе с запахами давно нечищеного мусоропровода непередаваемое ощущение дежавю. Лифт снова был сломан, так что пришлось окунуться в полутьму пожарной лестницы. Грозовые вспышки осветили грязные, заплёванные ступени в смятых окурках и брошенных, хрустящих под ногами шприцах; пустые бутылки разных форм и размеров казались притаившимися в углах странными тварями, что придало мне ускорения, и уже через минуту, немного замешкавшись на пороге, я открывал дверь.

Прошло два года с тех пор, как пришлось продать роскошную трёхкомнатную квартиру родителей в центре города, переехав сюда, в маленькое убогое жилище в старом панельном доме. Выбора не было, нужны были деньги, чтобы продолжить учёбу в университете. После похорон родителей, погибших в нелепой аварии, мне было всё равно, куда переезжать. Мамина подруга взяла обмен в свои руки, и вскоре, попрощавшись с местом, где я был так счастлив, очутился здесь…

Включив свет, снял с плеча футляр с гитарой и, прежде чем повесить его на крючок, привычно провёл пальцем по чуть шершавым плавным изгибам. Губы шепнули:

— Прости, папа, что вам с мамой приходится подолгу ждать сына, совсем закрутился, но в воскресенье обязательно навещу… Думаю, мне, наконец, будет, что рассказать. В тот день я дал себе слово и сдержу его, вот увидишь. Осталось совсем немного… возможно, уже завтра.

Умываясь в маленькой ванной, бормотал, стараясь не смотреть в зеркало:

— А ты здорово изменился, Саня ― повзрослел, и глаза больше не смеются, только лицемерные губы, ― потрогал рукой едва проступавшую на коже щетину, ― вот мама бы удивилась, увидев меня таким заросшим. Непорядок…

Достал из шкафчика папину бритву, которую сам ему подарил на День рождения с первого гонорара после выступления в группе друга. Смешные, казалось бы, деньги, но отец был так счастлив и горд мной, а мама испекла любимый торт… И всё это за день до аварии, он не успел даже опробовать бритву, теперь это делал я.

Приведя лицо в порядок, зашёл на кухню, где кроме старого холодильника, полки над мойкой и стола у окна больше не было мебели. Просто не уместилось бы. Стало смешно и грустно ― как это не походило на прежнюю большую гостиную, всегда полную друзей и знакомых, шумные застолья, песни под гитару, красивый голос отца, от которого у мамы, как в юности, горели щёки. Это же он научил меня всему, привив любовь к музыке.

— Папа, я так скучаю по вам обоим…

Тряхнув головой в попытке сбросить вновь оседлавшую тоску, заглянул в холодильник. Пусто, ну и ладно, сойдёт и пакет молока с пачкой подсохшего печенья. И, хотя проголодавшемуся желудку этого, конечно, оказалось мало, не раздеваясь, бросился на кровать в комнате ― не было сил даже сдвинуть шторы. За окном бушевала непогода, и мне это нравилось. Всполохи молний проникали через полупрозрачную ткань, рисуя на потолке яркие световые узоры, и их можно было долго рассматривать, положив руки за голову. Совсем как в детстве…

Весь день в университете, а потом три часа репетиций перед очередным выступлением измотали меня, но это даже было хорошо ― не давало думать о завтрашнем дне. Дне, которого так долго ждал и боялся… Глаза слипались под оглушающий аккомпанемент грома, и, уже засыпая, я снова увидел лицо отца на больничной койке ― несчастное, полное боли и страдания.

Поворочавшись с боку на бок, вскрикнул от до сих пор раздиравшего душу горя, но усталость взяла верх, и сон, как упрямый мальчишка, потащил за руку в свои мрачные владения, вновь показывая то, что так не хотелось вспоминать…

Я обожал отца: с детства он всегда был рядом, и не удивительно, что оба его увлечения ― музыка и стрелковое оружие ― передались и мне. Много лет назад на даче он впервые достал настоящую охотничью винтовку, и, к мальчишескому восторгу, дал подержать её в руках, позже научив стрелять. Он сам тренировал меня и постоянно хвалил, но, сколько бы я ни старался, сравниться с ним так и не мог. Восхищаясь его потрясающей меткостью, уже тогда догадывался, что он ― настоящий профи, и, однажды не выдержав, прямо спросил:

— Па, ты был на войне?

Отец помрачнел и отвернулся, чтобы я не видел, как дёргается шрам над правой бровью. Немного помолчав, посадил рядом с собой:

— Понимаешь, Саша, есть вещи, о которых я хотел бы забыть, но не могу. Как бы то ни было, всё осталось в прошлом, и давай больше не будем говорить на эту тему, хорошо?

Я кусал губы и мял край футболки, не решаясь ему признаться, но он и сам понял:

— Выкладывай, что там у тебя, так и быть, не буду ругать…

Кивнув, набрал код сейфа, и, достав на глазах изумлённого отца небольшой узкий чемоданчик, положил его на стол.

Он побледнел, хрустнув суставами длинных пальцев, и, тяжело вздохнув, дал мне лёгкий подзатыльник. На притворное нытьё:

— Ты же обещал… ― покачал головой:

— Даже спрашивать не буду, сын, как ты узнал… Я сам виноват ― не надо было её здесь хранить. Немедленно пообещай, что это останется между нами: если кому-нибудь проговоришься, можешь потерять отца. Это очень серьёзно, Саша…

Его слова потрясли меня, и я заплакал. Отец обнял и, поцеловав в макушку, грустно сказал:

— Видишь ли, малыш, всё, что мы делаем в жизни, плохое или хорошее, влияет на нас, и рано или поздно приходится расплачиваться за свои поступки. В чемоданчике находится оружие, из которого убивают людей. Поклянись, что ты никогда не возьмёшь его в руки…

От страха сердце выскакивало из груди, а лицо пылало как при сильном жаре, и я поспешно дал отцу слово, в конце концов, уговорив его показать то, что находилось внутри ― разборную снайперскую винтовку Covert.

Больше мы с ним никогда не возвращались к этой теме, и даже когда, роясь на чердаке в поисках лыжных палок, я наткнулся на обыкновенный футляр для гитары, не рассказал ему о своей находке. Ведь внутри футляра было прямоугольное углубление, как раз для секретного чемоданчика…

Я до сих пор не понимаю, почему отец не избавился от этих вещей, возможно, он опасался не только за свою, но и наши с мамой жизни. Теперь особенный футляр и его необычное содержимое хранились под моей кроватью. До вчерашнего дня…

Утро разбудило обжигающими солнечными лучами, через стекло до боли нагрев щёку. Прозвенел будильник, и, быстро приняв душ, позавтракал пустым чаем с остатками печенья. Но не почувствовал голода ― сегодня был тот самый день, и ничто не могло меня остановить. Вышел из дома с футляром на плече, и, улыбаясь, поздоровался с соседом:

— Привет, дядя Коля! С утра пораньше в гараж?

— Куда же ещё… Привет, Санёк, а ты, смотрю, снова на занятия? Молодец, не то что мой оболтус.

Я махнул на прощание рукой, чуть не налетев на возвращавшуюся с полными сумками бабу Настю. Перехватив тяжёлую ношу из покрасневших маленьких ладоней, поставил её на скамейку: