Страница 16 из 19
Внезапный хруст веток заставил нас подпрыгнуть на месте.
– Хруп, хруп, – раздалось справа от меня.
– Не обращай внимание, Леший балуется, – серьезно пояснил Борисыч.
– А ветку к вам в руку тоже Леший подкинул? – поинтересовалась Маша.
– Все спать! – скомандовал Борисыч, а то вставать рано.
И мы отправились каждый по своим палаткам.
А утром стало происходить необъяснимое. Добродушный Иван Борисович без объяснения причин дал команду снимать лагерь как можно скорее. Кое-кто из участников экспедиции искоса переглядывался, но не говорил не слова.
– Саня, – обратился я к костровому. – хоть ты скажи, что случилось? Куда такая спешка?
– Понятия не имею, – отвечал костровой. – Борисыч сказал, надо уходить, и все тут.
В течение часа от лагеря осталось только обугленное кострище, возле которого мой цепкий взор заметил очень странные проступающие сквозь траву не то человеческие, не то звериные следы. Когтистые отпечатки нарочито свидетельствовали о недавнем визите ночного гостя, а лежащая в стороне прокушенная банка тушенки не оставляла сомнений в истинных намерениях таинственного незнакомца.
Сложно назвать действие нашей команды позорным бегством, ведь в конечном итоге мы нашли такое, что, возможно, войдет в будущие учебники истории, но все мои последующие попытки узнать, что же все-таки случилось той ночью, рассыпались о глухое молчание Ивана Борисыча. И только спустя много лет, работая в одном из архивов, я натолкнулся на подобную историю, очевидец которой утверждал, будто во время экспедиции на Южный Урал встретился с неким человекоподобным существом огромного роста, поросшего густой серой шерстью, но тогда от верной гибели его спасло наличие охотничьего ружья.
И все-таки, несмотря на мой природный скептицизм я нет-нет, да задумываюсь над тем, что есть нечто такое, о чем с трибуны академического сообщества лучше не говорить. Пусть это останется лишь страшной байкой, чем непостижимой реальностью.
Анна Андим
Бабочка
Тени плясали на сводчатом потолке, заунывные звуки музыкального инструмента, похожего на волынку, перекрывались другими – барабанными. Гул нарастал. Посреди зала сидела светловолосая девушка. Глаза её были закрыты, но тело откликалось короткими толчками на каждый удар по кожаной мембране. Рядом с девушкой стоял невысокий резной столик, на котором, непонятно с какой целью лежала карминная салфетка с золотой вышивкой – бабочкой. Стоявшие вокруг три десятка людей в плотных замысловатых масках молчали. Со стороны было совершенно невозможно определить в собравшихся даже пол, тем более узнать кого-то из них, когда-либо в дальнейшем.
Внезапно «волынка» стихла, а барабаны зазвучали приглушённо, фоном. И тут же над яркой тряпицей на столе вспорхнули легкие переливающиеся голубым крылышки. Возникшая из ниоткуда бабочка казалась волшебным, нет, даже божественным существом. По рядам прокатились восхищённые возгласы. Девушка начала медленно открывать глаза. В следующий момент громыхнули барабаны, и бабочка сорвалась с места. Подлетев к сидящей фигуре, она резко упала вниз, и впилась острыми игольчатыми зубами в правое запястье девушки, до этого безвольно лежавшее на коленях. Раздались хлопки, барабаны застучали дробью, кожа на месте укуса побагровела, выпустив капельки крови, моментально сложившиеся в изображение. Спустя ещё несколько мгновений кровавый рисунок превратился в изящную татуировку, барабаны ударили в последний раз, и помещение погрузилось в полную темноту.
Будильник трезвонил уже почти час, сдвигаемый Татьяной на более позднее время каждые десять минут. Вставать не хотелось. Наконец, после шестого подхода, женщина начала приходить в себя. Разнылось запястье.
Спросонья Татьяна сразу и не поняла причину саднящей боли, однако уже через минуту пробудившийся окончательно мозг подсказал – перестало действовать обезболивающее, принятое по рекомендации мастера тату в салоне с завораживающим названием: «Крылья Морфо».
Татьяна поморщилась, нужно было вставать и что-то делать с этой нарастающей болью. И почему такая гиперреакция? Ей сказали, «ничем не мазать», поэтому, обойдясь ударной дозой спазмолитиков, она легла спать, как никогда рано. Татьяна вздрогнула, вспомнив давешний сон – таинственный ритуал, бабочка с зубами, как у пираньи… Вот это её тряхануло!
– Никогда больше не буду делать татуировок! – твердила она спустя четверть часа, принимая душ. Повторяла эту фразу, как мантру, поджаривая хлеб в тостере. Напугала странным речитативом соседку-пенсионерку, не заметив, как та вдогонку осеняет её крёстным знамением. И наконец, выплеснула наболевшее своей верной «Ауди», вставляя ключ в замок зажигания. После чего подействовало вновь принятое лекарство, и Татьяна благополучно переключилась на мысли о предстоящей встрече.
Вывернув на трассу, она покосилась на толстую папку, лежащую на соседнем сидении. Белана Скворцова – медийная личность. Татьяне даже не нужно было открывать досье, чтобы до мельчайших чёрточек воспроизвести по памяти лицо с фотографии и биографические данные. «Сорок три года, платиновая блондинка, серые глаза, на шее, в районе левой сонной артерии четыре родинки среднего размера, образующие букву «С». Рост 172 см. Не замужем. Детей не имеет. Основатель новомодного течения среди женщин».
Сообщество с красивым французским названием «Papillon» проповедовало жизнь в текущем моменте. «Вкушай радости, развлекайся, не задерживайся на одном месте», твердили попавшие туда женщины… Девиз…
Татьяна, до этого внимательно следившая за дорогой перевела взгляд на салонное зеркало:
– Девиз у них соответствующий: «Порхай с ветром».
Она посмотрела на травмированное запястье и расхохоталась:
– А ведь можно было, наверное, обойтись временной татуировкой.
«Впрочем, вряд ли, – закончила она, возвращаясь мысленно к Скворцовой. – Такая сразу отличит подделку».
Журналистское расследование, ради которого Татьяна пренебрегла своими принципами – никогда не наносить на тело рисунки, обещало стать поворотным в её карьере. Во всяком случае, так обещали в родной редакции, и сомневаться причин не было. Сразу решив, что задание пустяковое, она заготовила пару-тройку дежурных вопросов о целях и развитии общества и принялась ловить Скворцову на всевозможных светских вечеринках. Не тут-то было. Оказалось, Скворцова посещает исключительно закрытые мероприятия, из разряда тех, на которые обычному смертному приглашения не достать ни за какие пончики, хоть малиновые, хоть с карамелью. Вот, и пришлось ради интервью прикидываться адепткой. А там условия жёсткие, «светлейшей аудиенции» удостаиваются лишь меченые.
Татьяна резко затормозила, едва не пропустив красный сигнал светофора. Плохо! Настроение испортилось. Не хватало ещё невнимательности на встрече. Дождавшись зелёного, она с нетерпением тронулась с места, но уже через пару кварталов сбавила скорость, и, свернув на пересекающую улицу, затормозила прямо возле «Боголюбова» – модного ресторана, в котором и предстояло знакомство со Скворцовой.
Пафосное заведение «Боголюбов» было известно тусовками бомонда, но, тем не менее, к категории «закрытых» не относилось. Это было удивительным, учитывая замкнутость Беланы. Ровно до настоящего момента. Полупустая парковка ещё на входе подсказала – ресторан арендован полностью. «Тем лучше», – решила Татьяна. Оставив верхнюю одежду в гардеробе, она, сопровождаемая охранником, поднялась на верхний ярус. Скворцова сидела за столиком, нетерпеливо постукивая длинными сверкающими ноготками.
– Добрый день.
Белана не ответила, только в качестве приветствия слегка наклонила голову и также, кивком, указала на соседний стул. Фотография не предавала и доли той «глянцевости», которой, казалось, был пропитан весь облик основательницы «Papillon». «Королева!», – располагаясь, невольно восхитилась Татьяна. Скворцова тем временем уткнулась в меню. Над головами женщин пролетела бабочка, серо-коричневая, невзрачная, из тех, что обычно по незнанию называют ночными или, ещё лучше – родственницами моли. Насекомое сделало круг по залу, снова метнулось к женщинам, затем резко взмыло вверх, стукнулась об огромную хрустальную люстру, и только после этого вылетело в окно.