Страница 32 из 87
Она, словно альпинист на гребне, балансировала от одного края пропасти к другому. Теперь она была близка к тому, чтобы расплакаться и объясниться мне в любви… Какая же она легкая и подвижная! Для нее от любви до ненависти даже не шаг – гораздо меньше. Скажу ей что-нибудь приятное – и она уже счастлива. Выдам какую-нибудь грубость – и для нее свет меркнет. Она вся в моей власти. Я могу играть ею, как теннисным мячиком. Но это вызывает во мне только жалость, как к бездомной кошке, которая стоит на крыльце и с надеждой заглядывает в глаза. Только жалость…
Мы медленно ехали по ночному городу. Блики от многоцветных реклам полоскались в салоне, словно цветное белье в стиральной машине. Нас обгоняли автомобили, из которых вылетали тяжелые звуки музыки, словно улицы запрудили самоходные шарманки на колесах. Ирэн не спрашивала, куда мы едем, и уже не настаивала, что первой зайдет в агентство. Она быстро уставала от борьбы со мной и от тоски, какую вызывала моя индифферентность. Она застыла в стройном напряжении, не касаясь спинки сиденья, только руки ее, лежащие на коленях, были неспокойны, и пальцы боролись, терзая друг друга, заламывая и сдавливая…
Глава 15
УБИЙЦА ДУМАЛ ТАК ЖЕ
Я остановил машину за квартал до конторы. Ирэн вынула из сумочки ключи и сжала их в ладони. Если ей очень хочется, пусть зайдет в агентство первой. Но сначала надо убедиться, что у дверей не выставлены постовые.
Мы пошли по дворам, выбирая не самый короткий путь. Свет редких фонарей с трудом пробивался через могучую листву деревьев. Из раскрытых форточек доносилось приглушенное бормотание телевизоров. Это был обыкновенный жилой район, отодвинутый подальше от моря, поближе к горам. Курортники здесь отродясь не водились, и потому ни музыка, ни свет никому здесь не были нужны. Вокруг было темно и тихо.
Я заметил, что чем меньше оставалось до конторы, тем быстрее мы шли. Когда поравнялись с углом дома, в котором находилось агентство, Ирэн уже едва ли не бежала. Я положил руку ей на талию и попросил, чтобы она обняла меня за шею. Так, скрутившись бубликом, ходят влюбленные подростки – захочешь, не оторвешь друг от друга. Ирэн часто приходилось играть разные роли. Эту она играла с удовольствием. Склонила головку мне на плечо, стала ноготочками по щеке скрести, ее бедра увеличили амплитуду движения, туфельки лениво шарк-шарк по асфальту, будто от истомы ножки совсем ослабели…
Мы свернули к фасаду и медленно поплыли вдоль акаций, где я когда-то, очень давно, в другой жизни, парковался и очень сердился, если место в тени было занято кем-то другим. Ирэн приподняла голову и стала пялиться на козырек подъезда, табличку и дверь агентства. Я уже увидел все, что хотел, и уводил Ирэн в темноту кустов, но она изо всех сил старалась притянуть меня к конторе. В какой-то момент я перестал сопротивляться, Ирэн мгновенно захватила инициативу, остановилась, повернула меня спиной к агентству, встала на цыпочки и обвила мою шею руками.
Мы стояли под тусклым фонарем на пустынном «пятачке» под стенами неряшливого, опутанного бельевыми веревками жилого дома, набитого ругающимися, пьющими, храпящими людьми. Мы стояли неподвижно и демонстративно, как памятник последним романтикам, и Ирэн, пользуясь актерской вседозволенностью, целовала меня, я бы даже сказал, вцеловывалась в меня; она сосала, смаковала мои губы так, что я чувствовал языком влажный ряд ее зубов, и вкус шампанского, и волнующий запах помады, и мне не хватало воздуха, и, наверное, я слишком громко сопел. Роль Ирэн была сложной, глубокой и драматической. Ее героиня прощалась со своим возлюбленным навеки. Последний поцелуй – и она уедет из этого милого курортного города куда-то на север, и они больше никогда не встретятся, и память о нем превратится в маленький рубец на ее сердце… Ирэн отстранилась, почти оттолкнулась от меня, опустила лицо, руки и снова стала маленькой – почти на голову ниже! – и мне уже казалось невероятным, что она смогла дотянуться своими губами до моих.
Я взял ее под локоть и быстрым шагом повел куда-то в кусты – напролом, не отыскивая тропинок и дорожек, что со стороны должно было смотреться правдоподобно: всякий нормальный мужчина после такого поцелуя должен потерять голову и потащить свою девушку в кусты.
– Куда тебя понесло? – зашептала Ирэн. Колючие ветки царапали ей ноги, но она не обращала на это внимания и нетерпеливо звенела ключами, как козочка колокольчиком. – Там же никого не было!
Я прижал ее к стволу могучего вяза, тень от которого сразу нас поглотила, приподнял подбородок Ирэн, затем немного повернул ее голову в сторону и зашептал, словно артиллерийский корректировщик в тылу врага:
– Десять метров левее подъезда. Видишь малиновую точку?.. Это первый в кустах курит. А чуть дальше, у третьего подъезда, блестит крыша автомобиля. Это милицейский «УАЗ», в нем еще один.
Ирэн долго смотрела на кусты и подъезд. Ей хотелось сказать, что я ошибся, что у страха глаза велики, но тут из кустов мотыльком вылетел окурок, упал на асфальт, рассыпавшись на искры, а вслед за этим на фоне мутно светящегося окна показался силуэт фуражки. Милиционер устал сидеть в засаде, у него, наверное, уже затекли ноги, и ему хотелось к морю, где вино рекой, закуска камнепадом и музыка форсажными децибелами…
Ирэн стало обидно. Она никак не хотела верить глазам и держалась за ствол дерева, как за спасательный круг. Она думала о деньгах, об этих проклятых бумажках, без которых она не сможет меня накормить, умыть, уложить в постель, не сможет заботиться обо мне и без которых наша странная отшельническая жизнь станет жалкой и унизительной. Я же был удручен смертью моей слабой надежды на то, что милиция махнула на нас рукой. Не махнула! Целых двух милиционеров снарядили ловить меня, и у каждого стража порядка наверняка «калаш» с полными магазинами, да рации, да бронежилеты на широкой груди, да перспектива карьерного роста…
Я шепнул Ирэн, что надо пробраться к тыльной стороне дома и посмотреть на окна конторы – не торчат ли рядом с ними силуэты фуражек? Если там чисто, то можно попытаться проникнуть в кабинет через окно. Эта идея ее вдохновила, ее надежда ожила, чего нельзя было сказать о моей. Я давно заметил, что Ирэн, в отличие от меня, подпитывала свой оптимизм сущими мелочами и очень быстро и легко становилась жизнерадостной. Подал я новую идею, как можно выцарапать из сейфа деньги, – и Ирэн уже вся засветилась от предвкушения чего-то светлого и радостного. А я так не умел. Деньги не решали главной проблемы: меня подозревали в двойном убийстве, меня разыскивали, в то время как о существовании настоящего убийцы, владельца черного «Лендкрузера», милиция даже не подозревала. И эта проблема отравляла мне жизнь.
Мы пошли по газонам, перепрыгивая через трубы поливальной системы. Я держал Ирэн за руку, ощущая тепло ее пальцев. Пальцы были послушными, податливыми. На безымянном сидело тонкое колечко с каким-то мелким камешком. Ногти крепкие, с безупречно гладкими краями. Сегодня утром, когда Ирэн осматривала рану, я чувствовал прикосновение этих ногтей к своей руке. И это оказалось для меня неожиданным и необыкновенным ощущением. Я словно узнал об Ирэн нечто весьма любопытное, что раньше было для меня тайной.
– Это не милиционер? – шепнула Ирэн, когда мы залезли в кусты и, высунув головы, стали смотреть на темные окна агентства.
– Нет, это можжевельник.
– А вон там кто на корточках сидит?
– Это Байкал. Он в этом месте всегда ночует. Я сюда ему курицу ношу.
– Он лаять не станет?
– Пойду спрошу…
Я выбрался из кустов, быстро пересек дорожку и слился с тенью дома. Ирэн, не предупреждая, увязалась за мной. Чтобы каблуки не стучали, она пошла на цыпочках. В туфлях сделать это оказалось не так-то просто. Пришлось Ирэн согнуть ноги и подать плечи вперед. Походка ее стала настолько неуклюжей, что большой дворовый пес, известный в округе своей лаской и добротой, вскочил на лапы, взъерошил загривок и тихо зарычал. Я негромко прикрикнул на Байкала, но пес твердо решил изгнать неопознанную каракатицу со своей территории и с угрожающим видом двинулся на Ирэн.