Страница 8 из 12
– А бабушка говорит, что воспитание не играет никакой роли в становлении личности. Каким человек родился, с какой душой, с какой натурой, таким на всю жизнь и останется. А еще она говорит, что я вся в папу пошла…
– Ну, если бабушка говорит… – с едва скрытой досадой в голосе проговорила Юля и замолчала. Потом вздохнула так, будто попыталась подавить досаду, и продолжила: – Да, ты в папу, бабушка тут права, спорить не буду. А еще что она говорит, интересно? Что папа у тебя добрый и хороший, а я плохая и злая, да? Что испортила папе жизнь, верно?
– Нет, мам. Ничего такого она не говорит. То есть… Про тебя ничего такого не говорит, правда.
– Ой ли… Свежо предание, да верится с трудом. Ты просто говорить мне всей правды не хочешь, я ж понимаю. И то понимаю, какую обиду твоя бабушка на меня затаила.
– Ну, может, и затаила… Но это вовсе не значит, что надо эту обиду на меня вываливать. Бабушка, она ж такая…
– Ну да, ну да… Еще одна тургеневская барышня, только состарившаяся. Наверное, они все-таки неистребимы, эти тургеневские барышни. Жизнь их и так и сяк поколачивает, а они все со своей тонкой духовностью носятся.
– Мам… Духовность не может быть тонкой или толстой или еще какой-нибудь. Она просто духовность, и все.
– Ну ладно, ладно… Не учи мать жизни. Я ж ничего против твоей бабушки не имею, если по большому счету. Да и не о ней сейчас речь…
– Между прочим, бабушка за меня тоже переживает, мам. Как и ты. Говорит, как же я жить дальше буду, мол… Перед каждой дверью дрожать…
– В смысле – перед дверью дрожать?
– Ну, это она образно так говорит, понимаешь? Что я не смогу в нужное время нужную дверь открыть!
– А, теперь поняла, да… Но ведь и я с тобой о том же хочу поговорить, Анелечка! Вот хотя бы мальчика твоего взять… Ведь нормальный мальчик, видела я его, симпатичный такой! И что страшного в том, что он следует установленному алгоритму… То есть хочет того, чего все мужчины хотят…
– Мама, перестань! Прошу тебя! Мне неприятно!
– А ты спрячь пока свое неприятие и послушай, что мать тебе говорит! Я ж тебе не чужая, правда? Вот чего ты испугалась, скажи? Ты можешь четко и внятно сформулировать это свое неприятие? Ведь не можешь, правда? А если не можешь, я тебе помогу…
– Чем ты мне можешь помочь, мама? Ну чем?
– Не бойся, свечку держать не буду. Я тебе просто посоветую – открой свой паспорт, Анеля, и глянь в него повнимательнее. И подумай. Тебе уже двадцать лет, а ты… Еще никак и ни с кем… Да это же нонсенс по нашим временам, Анеля!
– Мам… Ты это серьезно сейчас? Ты… Мне… Серьезно сейчас говоришь?
Анеля отстранилась от матери, глядела на нее с ужасом. Так глядела, будто и не мать она ей вовсе, а незнакомая чужая женщина. Юля даже поежилась слегка под ее взглядом, проговорила чуть насмешливо:
– Ой, ой… Ну что я такого сказала, чего ты так всполошилась, господи? Да, тебе уже двадцать лет! Половина девчонок из твоего класса уже детей родили, а ты все сидишь и сказки себе придумываешь! Так и будешь до пенсии сидеть, да? Ждать, когда сказочная любовь нагрянет? Опомнись, Анеля, опомнись… Распахни глаза, оглядись вокруг. Ты уже не ребенок, милая моя, ты женщина! Стало быть, пора уже иметь какое-то представление о женской жизни!
– Мам, ты что… Я не понимаю тебя сейчас… Ты хочешь сказать, чтобы я… Вот так, с кем попало?
– Да отчего же сразу с кем попало, Анеля? Ты же встречаешься с этим мальчиком, правда? Значит, он тебе нравится?
– Да, я встречаюсь. Но только потому… Потому что не хочу его обижать… Я будто ответственна перед ним за то, что нравлюсь ему. Боюсь виноватой оказаться, понимаешь? Он звонит, приглашает меня встретиться, и мне отказаться неудобно.
– И вот опять ты рассуждаешь как маленькая! Что значит – не хочу обижать? Да ты его как раз и обижаешь тем, что соглашаешься встретиться, а потом отвергаешь, понимаешь ты это или нет? Лучше тогда совсем не встречайся, чем так! Хотя я бы на твоем месте… Ведь неплохой мальчик на самом деле! Ты присмотрись к нему, присмотрись… Как раз в этом отношении и присмотрись!
– В каком… в этом?
– Ну чего ты спрашиваешь! Сама понимаешь в каком!
– А зачем, мам?
– Ну вот опять… Зачем, главное. Да затем, Анеля, затем! Да хотя бы опыт какой-никакой у тебя бы проклюнулся! Пусть неудачный, но все же опыт! Как говорится, сын ошибок трудных! Опыт для женщины – вещь необходимая, доченька.
– Ну, так уж и необходимая…
– Да, необходимая! Чтобы не ошибиться потом… Чтобы знать, что к чему! Да чтобы вообще женскую жизнь как таковую иметь, если хочешь! Надо же когда-то ее начинать, чтобы представление какое-то о ней было! Зачем тебе такая дремучесть в этом щекотливом вопросе? И не смотри на меня так, ради бога, будто я какие-то ужасные вещи тебе говорю! Я ж вынуждена их говорить, никуда не денешься, если уж такая планида материнская мне выпала… Другие матери не знают, как своих дочек от лишнего опыта уберечь, а у меня – все наоборот… И ведь не знаешь даже, что лучше, что хуже!
– А я не хочу так, мам. Я верю, что у меня все будет не так… Все по-другому будет!
– О господи… – вздохнула Юля, в изнеможении прикрыв глаза. – Не понимаешь ты меня, не понимаешь… До такой степени не понимаешь, что я боюсь за тебя – как ты жить дальше собираешься, а? По-прежнему в своей невесомости плавать?
– Вот-вот, мам, точно… – тихо засмеялась Анеля, осторожно оглаживая мать по плечу. – И ты вслед за бабушкой сейчас повторяешь… И даже голос у тебя такой же тревожно-печальный, те же самые нотки – как жить дальше будешь, как! Еще скажи про каждую дверь, перед которой я стану дрожать…
– Но ведь и в самом деле так получается, согласись? Ведь надо же когда-то выплывать из своей невесомости и начинать жить нормальной человеческой жизнью?
– А я что, нечеловеческой жизнью живу?
– Нет.
– А какой тогда?
– Марсианской.
– Хм, здорово звучит… Мне нравится, да…
– Ну, мало ли что тебе нравится! Всякому бы понравилось, да выходить на земную орбиту все равно надо!
– А зачем, мам? Разве я кому-то мешаю?
– Да как это – зачем? Затем, чтобы жить! Вперед идти! Шишки набивать, коленки вдрызг, морду всмятку, но – вперед! Или ты собралась всю жизнь прожить в состоянии инфузории-туфельки? Ты пойми, все живут в постоянном преодолении, мир так устроен… И время от времени раны залечивают, становятся сильнее. Мальчики мужчинами становятся, а девочки – женщинами. И тебе тоже надо! Учись на мир смотреть не распахнутыми глазами-блюдцами, а хитрым прищуром! Учись видеть людей, понимать их!
– А я и так всех вижу и понимаю, мам… Вижу, кто хороший, а кто плохой.
– Да что ты там видишь? У тебя ведь свои оценочные критерии, довольно-таки однозначные… Кто книги читает да философствует, да кто в облаках витает, как ты, тот для тебя и хороший! Нет, я не спорю, может, и хороший, конечно… Но где ты сейчас такого парня найдешь? Разве что ботаника какого…
– Я не собираюсь никого специально искать, мам. Ну как ты себе это представляешь, а? Вот хожу я и ищу… Даже звучит смешно, согласись!
– Ой, Анелька… Страшно мне за тебя, страшно… Вот возьмешь и влюбишься не в того! В какого-нибудь абьюзера влюбишься, и он тебе всю жизнь испоганит! С твоей-то фантазийной эмпатией, да запросто… Начнешь потом страдать… Вот зачем, зачем ты этого Егора отшиваешь, можешь объяснить вразумительно? Нормальный же парень… Такой же, как все сейчас… Он что, совсем тебе не нравится, да?
– Мам, ну что ты опять про Егора…
– Так нравится или нет? Ведь ты же с ним встречаешься, значит, нравится?
– Да, мы встречаемся. Но я ж тебе объясняю – мне просто не хочется его обижать. И я прекрасно знаю, что он не тот… Он все равно не тот, мам… Не тот… Он скучный, мам…
– Что значит – скучный? Но ведь о чем-то ты с ним разговариваешь, верно? Не молча же вы гуляете?
– Ну, как сказать… Наверное, ему тоже со мной скучно. Поэтому он все время в телефоне сидит. Ой, да что говорить! Он же общаться умеет только смайликами и сложенными вместе ладошками! И без конца себя фотографирует! И со мной пытается селфи делать! Я однажды увидела, как он подписал такую фотографию, когда ее в Сеть выложил!