Нисхождение

Я схватил тянущуюся за букетом ручку малыша и потянул её на себя так сильно, что послышался хруст. В прихожей раздался детский крик, сравнимый с воем сирены. Плач сына заставило спасть тёмную пелену с глаз. Я понял, что сотворил нечто ужасное.

– Больной! – закричала на меня Лера, прижимая к себе малыша. Её глаза налились слезами. Лицо побледнело пуще прежнего. – Пошёл вон отсюда!

– Я… я не нарочно, я…

Беспомощно я пытался найти в своем непростительном поступке оправдания. Но всё было без толку.

– Вон! Не хочу тебя видеть! – Лера схватила телефон, поспешно набирая номер скорой. – Убирайся!

Я сделал шаг к ней, надеясь исправить содеянное, но стоило мне увидеть её взгляд… Никогда в жизни я не забуду этого взгляда. Сколько же ненависти и отвращения было в нем. Крепко сжимая ребенка, она, казалось, готова была вцепиться мне в глотку.

Молча я сделал шаг назад и вышел в подъезд, где из соседних квартир уже показались головы любопытных зевак.

– Идите обратно! Нехер тут смотреть! – крикнул я с раздражением.

Наши ссоры давно стали местным достоянием.

Глава 4. Искушение

Нет ничего более умиротворяющего, чем ночная загородная трасса. Блеклый свет фонарей один за другим проносятся за окном; разметка на дороги вводит в необъяснимое спокойствие, на грани с трансом; а в радио успокаивающим голосом продолжается беседа ведущего со слушателем, который делиться своим мнением относительно последних новостей. К нему не прислушиваешься, не пытаешься уловить каждое его слово, а скорее так, наслаждаешься чьим-то голосом, пускай и не отвечающий тебе в ответ.

Я сильно полюбил это время. Сбегать из дома, как бы ужасно это ни звучало, теперь было не так тяжело, как прежде. Ведь я знал, что сейчас сяду за руль, поеду в сторону полупустого шоссе и смогу на время забыться. А по приезде в бар так и вовсе пережитое дома в этот вечер забудется как страшный сон. Сегодняшний день я хотел забыть особенно сильно.

– Водки, – сделал я заказ у бармена, едва войдя в бар.

Пару минут спустя рюмка была пуста.

– Повтори.

Бармен молча налил еще. Рюмку я осушил, едва она оказалась у меня в руках, но образ Роди стоял перед глазами. Его красное, заплаканное лицо. Вопль сынишки по-прежнему звучит в ушах, и я должен, нет, я обязан его заглушить. А ещё этот взгляд Леры… Я до сих пор не мог забыть искру злобы в ее глазах. Этот хищнический взгляд…

– Ещё. – Я поставил пустую рюмку на стойку.

– Может, не стоит так налегать, начальник? – дал мне совет бармен. Он знал о моей работе и должности старлея, как и поименно всех завсегдатаев его заведения.

– Слушай, просто молча налей и всё, – грубо ответил ему я.

Бармен сопротивляться не стал, налил ещё. Но едва опрокинув очередной стакан, я ощутил прикосновение к плечу, от которого меня почему-то бросило в приятную оторопь.

– Тёмка, ты, что ли? – услышал я женский голос сзади.

Обернувшись, я не поверил своим глазам.

– Настюха? Тушёнова?

Она кивнула, подтвердив догадку. Это действительно была она, моя одноклассница, с которой я не виделся с самого выпуска. Наверное, я бы вовек не узнал, если б не её мечтательная улыбка, ничуточки не изменившаяся с тех пор. У каждого человека помимо характера во внешности есть некая особенная черта, выделяющая его среди прочих. У Насти Тушёновой это была вот эта самая улыбка.

– Ну, уже не Тушёнова, конечно… – она показала мне безымянный палец с золотым кольцом. Я, конечно, не ювелир, но выглядело оно крайне дорогим. – Но по-прежнему Настя.

– Слушай, да тебя не узнать! – я вежливо оглядел её с головы до пят. – Как же ты изменилась!

В школьные года Настя была полноватой девчушкой, а вкупе с её фамилией она была обречена на прозвище «тушёнка». Сколько же боли доставляла ей эта кличка! Почти весь класс считал своим долгом раз в день обзывать её до такой степени, что она, вся в слезах, убегала в женский туалет. Правда и там, порой, ей не давали проходу. Девчонки в эти года были ничуть не лучше мальчишек и издевались над «тушёнкой» не хуже парней. Не помню точно, но как-то раз я слышал, что они сняли с неё лифчик и отдали младшеклассникам, которые потом бегали с ним, изображая парусный корабль.

Я же, теперь уже к моему великому сожалению, оставался совершенно непричастными к её издевательствам. Я не защищал её, но и не глумился. Уже взрослым я иногда вспоминал толстушку из нашего класса, и мне становилось страшно стыдно за моё бездействие. Но даже этот стыд со временем осел и Настя Тушёнова по кличке «тушёнка» стала едва уловим и далёким воспоминанием. До сегодняшнего дня.

Сейчас передо мной сидела не тучная девчонка, передвигающаяся по школьному коридору вразвалочку как медвежонок. Настя, без преувеличения, выглядела роскошно. Кончик длинной чёлки светлых волос почти касался её левого века. Короткая стрижка отлично сочеталась с вытянутым лицом и заостренным подбородком. Карие глаза, обведённые тоненькой, едва заметной тушью, ярко блестели в потемках бара. На худых плечах была накинута легкая кожаная куртка с расстёгнутым замком, под которой майка подчеркивала её упругую грудь. Ноги обтягивали обыкновенные синие джинсы, выделяя мускулистые бёдра.

– Спасибо, – ни капли не смущаясь, ответила она. – А ты вообще не изменился. Я тебя едва заметила и сразу узнала. Все такой же тихоня, одиноко сидящий в углу класса. – Она кивнула мне, намекая на моё отдалённое место в баре у самой стены.

– Мир тесен, а? – добавила она.

– Да уж, теснее некуда, особенно когда весь твой мир – Москва, – согласился я.

Она игриво мне подмигнула.

– Значит, за это и выпьем! – она взяла в руки стакан заказанного ей виски. – За сближающую старых знакомых Москву!

– Пожалуй, почему бы и нет?

Мы чокнулись. Она сделала пару лёгких глотков, я же осушил половину рюмки и почувствовал приятное покалыванием по всему телу.

– Был уже здесь? – спросила она, облокотившись на руку.

– Бывал. В последнее время так и вовсе чаще обычного, – с досадой подметил я.

– Проблемы дома? – взглядом она указала на моё обручальное кольцо.

– Типа того, – признался я, хотя на трезвую голову этого ни за что не сделал бы.

Приятная забывчивость стала отступать при одном лишь упоминании Леры. Я решил сменить тему:

– Ну что, рассказывай! Что же такое произошло, что перед собой я сейчас вижу совершенно иного человека?

И она начала рассказывать. Говорила она живо, интересно, слушать ее было одно удовольствие. Коротко она поведала о том, как закончив обучение в школе надеялась начать все заново в вузе, без издёвок и насмешек, поступив на факультет менеджмента. Но и там её ждала прежняя участь быть изгоем, но на этот раз с кличкой «ГОСТ». Стоило мне это услышать, как я не выдержал и, будучи уже подвыпившим, прыснул от смеха. Всё же в изобретательности придумывания прозвищ студентам было не занимать.

Я раскраснелся от стыда, но к счастью, Настя тоже засмеялась так, что у неё из глаз выступили слёзы. Заметив моё смущение, она сказала, что все эти издевки в далеком прошлом, и она не держит обиду ни на кого из одноклассников и однокурсников. Особенно она не держит зла и на меня, человека, который и вовсе всегда стоял в сторонке.

– Знаешь, – сказала она после уже второго стакана с виски. – Я для себя пришла к выводу, что каждый человек рано или поздно просыпается утром и его вдруг озаряет, что прожитая им жизнь – и гроша ломаного не стоит. Такое может произойти в тридцать, сорок, да хоть в пятьдесят… У меня вот это случилось в двадцать один год, когда я вскочила с постели, посмотрела в зеркало и увидела жирное уёбище…

– Потише, потише… – едва сдерживаясь от смеха, произнёс я.

–…и решила, что это нужно менять. Да и не только это, все! Я взяла документы из этой чертовой шараги, сильно поругалась с родителями, переехала от них в съёмную комнату и устроилась в одну небезызвестную рыгальню помощником повара. Зарплаты едва хватало гасить аренду. А для экономии я вообще ела сплошные дешевые каши, крупы и супы. Но, как видишь, оно того стоило.