Времена Хокусая

— Может быть, вы хотите сказать, что были другие причины его смерти?

— Нет, почему же, наверно, причина его смерти указана правильно. Но это не простая случайность, вот в чем дело. Как же получилось, что никто не проверил электронный молот? Это непростительная халатность.

— Ну, электронный молот меня не касается, в этой области я не специалист. Но Машу умер именно так, — угрюмо, словно убеждая самого себя, ответил Лин-хяо. Он зашагал вдоль стены. Я медленно последовал за ним.

— А чем болен начальник экспедиции?

Лин-хяо резко обернулся.

— Это не имеет отношения к смерти Машу.

— И все-таки, чем он болен?

— Не знаю. Кажется, его чем-то ранило.

— Хватит врать! Ведь его прямо с космодрома отправили в лечебный центр. А экспедицию распустили только через десять дней.

Лицо Лин-хяо исказила страшная ярость. Глаза запылали, как два черных огня.

— Ты! Какого черта ты к нам привязался? Идешь на поводу у родственников погибшего, а еще космический специалист! Неужели не понимаешь! Адский труд, лишения и муки всей экспедиции-этого тебе мало! Выискиваешь, к чему бы прицепиться? И ради чего? Ради того, что кому-то взбрело в голову невесть что! Ну, говори прямо, чего тебе надо от нас?

— Ничего особенного. Просто собираюсь подать на вас в суд.

— В суд?! — Лин-хяо широко раскрыл глаза и как-то весь обмяк.

— Да. Вы совершили убийство и, чтобы скрыть его, составили этот отчет, подтасовали факты.

Очевидно, что-то в моих словах задело Лин-хяо. Он надвинулся на меня.

— Рю, ты просто спятил! Я не допущу этого, слышишь! Да какое ты имеешь право…

Я рассмеялся. Рассмеялся тем отвратительным смехом, который всегда старался подавлять. Мне говорили, что, когда я так смеюсь, мое лицо делается похожим на морду ящера.

— Я это сделаю, Лин-хяо! Я могу это сделать, один я. А по какому праву, не собираюсь тебе объяснять.

Лин-хяо отвел глаза. Его яростный взгляд потухал, агонизировал.

Зазвучала тихая, простая мелодия. Она коснулась моего слуха и рассказала о далеком-далеком чужом мире. Она обрывалась и ускользала, и я не мог понять, откуда она пришла. А потом понял: она звучала во мне…

…Я снова приехал в лечебный центр на берегу Японского моря. В прошлый раз между облаками иногда проглядывало бледное солнце. Сейчас его не было. Свинцовые волны секли мелкие колючие снежинки. Каблуки глубоко вдавливались в мокрый, тяжелый песок. Я вошел во внутренний двор. Все та же обширная, пустынная территория. Ни человека, ни тени. В коридоре тоже ни души. Широкие окна, стены из легких сплавов с серебристыми дверями. Я читал таблички: «Первый радиационный кабинет»… «Второй радиационный кабинет»… Они мне не были нужны. Я шел от двери к двери. Бесчисленное количество дверей. Навстречу мне беззвучно, как белый призрак, двигалась медсестра. Она прошла мимо, не подняв глаз, словно я был невидимкой. Странно. Почему она не задержала постороннего? Хотя я не чувствовал себя посторонним. Я знал, что мне нужно. За окнами валил снег. Невидимое отсюда море бушевало. Шум волн, белый холод снега леденили душу. «Кабинет картотеки больных»… Взглянув на тускло поблескивавшую табличку, я толкнул дверь. Она распахнулась, издав тихий, щелкающий звук. До самого потолка высились стеллажи с папками. В центре комнаты за письменным столом сидел мужчина в форме медика.

— Покажите карточку Хино, начальника третьей экспедиции на Плутон.

Мужчина вздрогнул и уставился на меня. Потом перевел взгляд на дверь.

— Карточку Хино, быстро!

— Вы… вы кто? Я не имею права… Карточки выдаются только медицинскому персоналу, обслуживающему центр.

Он навалился на стол, широко расставив руки, словно пытаясь защитить свою драгоценную картотеку.

— Знаю. Но дело срочное. Я отвечаю.

— Но… Я не могу!

У меня не было времени на бесполезные препирательства. Если кто-нибудь сюда войдет, меня просто вытолкают взашей. Что ж, надо действовать по способу Квая. Из заднего кармана брюк я выхватил космический сигнальный пистолет. Пуль там не было, когда нажимаешь на курок, из дула вылетает белый язык пламени натрия. Но этот олух испугался — пистолет выглядел грозно. Я легонько приподнял дулом его подбородок.

— Ну, давай карточку Хино! Да поживей!

Если этот медик не трус, мое дело плохо. Критический случай. Прошло несколько секунд, показавшихся мне тысячелетиями. Кажется, я боялся чуть ли не больше его.

— Сейчас. Пусти! — выдавил он наконец. Его лоб покрылся мелкими капельками пота.

— Умница! Ясное дело, из-за какой-то там карточки не стоит терять жизнь, — развязным тоном сказал я. Это прозвучало внушительно. Я вел себя, как заправский бандит. Но вся спина у меня взмокла от пота.

Мужчина взял с полки папку и вытащил несколько карточек.

— Давай! Сиди и не двигайся! Выхватив карточки, я принялся жадно читать.

I. Больной в К 371.

II. Больной выполнял обязанности начальника третьей экспедиции на Плутон. На пути к Земле начал жаловаться на резкие головные боли, головокружение и тошноту. Медик экспедиции поставил диагноз: острое воспаление печени и нарушение обмена почек. По прибытии на Землю больной был срочно госпитализирован.

III. Лечение проходит нормально. Состояние больного улучшается.

IV. Интерес представляет радикальное изменение группы обмена печени и почек больного (результат анализа на инфраосциллоскопе) по сравнению с группой обмена, зарегистрированной до отправления в экспедицию (см. карточку ЦД). Очевидно, причина болезни кроется в этих изменениях. Однако многое еще остается неясным.

V. На кожном покрове спины и живота больного обнаружены следы разрушения структуры тканей. Длина пораженного участка 30 см.

Группа обмена… Под этим подразумеваются индивидуальные особенности обмена веществ во внутренних органах. Одни и те же органы у всех функционируют по-разному. Например, у некоторых наблюдается быстрое усвоение кальция, или моментальная реакция на витамин В, или еще что-нибудь… Такие индивидуальные особенности организма приводят в конце концов к весьма существенным различиям в поглощении и отдаче энергии внутренними органами. И вот у Хино функциональная деятельность печени и почек полностью изменилась, когда он вернулся из космоса.

Предположение, что начальник экспедиции страдал психическим расстройством, было опровергнуто. Однако мои подозрения только усугубились.

— Прочитали, так давайте назад, — мужчина протянул к карточкам дрожащую руку.

Я молча свернул их в трубку и сунул в карман.

— Я беру их с собой.

— Но…

— Советую тебе не возражать. Учти, что море холодное, не очень-то приятно там очутиться.

Я вышел в коридор. За окнами все так же струился снег. Я уже не слышал шума волн — меня захлестнул белый поток тишины.

Кое-что начало проясняться. Еще немного — и я пойму все.

В тот же вечер я прибыл в Токио и пошел прямо в Геофизический институт, к Тангэ. Институт помещался в огромном стодвадцатиэтажном здании Центра точных наук. Я долго ждал в приемной на шестидесятом этаже. Наконец ко мне вышел Тангэ. Наши взгляды скрестились, как обнаженные шпаги. Над густыми бровями этого человека лежала тень чудовищной муки.

— Кто я такой, вы, конечно, уже знаете. И знаете, что меня интересует. Прошу вас объяснить, что произошло на вашем корабле.

Тангэ откинул со лба непокорные пряди волос. Его глаза бегали. Это был хрупкий, очевидно, не очень сильный физически человек. Впрочем, все ученые казались мне такими. Трудно найти с ними общий язык.

— Очевидно, вы слышали историю о космонавтах, съевших своего товарища. Если не знаете, могу рассказать.

Я впился в него, словно клещ. Теперь уже не отцеплюсь. Тангэ слабо улыбнулся. Все его существо излучало такую откровенность и покорность, что просто больно было смотреть.

— Да нет, эта история здесь ни при чем, — тихо произнес Тангэ. Он походил на ребенка, который наконец-то может излить взрослому свои горести. — Понимаешь, Хино, командир, внезапно заболел…